— А правда,— спросил Бернсдорф,— что Кампано был коммунистом?
— Да, после возвращения с Кубы,— ответил Роблес.
Он не был застегнут на все пуговицы, как вчера, при первом знакомстве, но в глазах Бернсдорфа походил скорее на крестьянина, чем на интеллигента.
— Не забывайте, вооруженное сопротивление, и особенно в столице, вела ГПТ и больше никто.
— Кампано пришлось как-то проявить себя, прежде чем его приняли?
— Конечно! Партия настаивала на том, чтобы кадры ее выковывались в борьбе.
— Но ведь не обязательно в вооруженной?
— А в какой же еще? — Роблес сухо рассмеялся.— Конечно, партийная молодежь не обязательно уходила в подполье. Возьмите, к примеру, агитационную работу. Или наклеивать листовки... Или писать лозунги на стенах домов. Риск не меньший! Связь! Кроме этого, подыскивать надежные явки в городе и в предместьях, заботиться о транспорте. По сути дела, молодежь сама хотела понюхать пороха, причем своего, а не полицейского. С чего начать? Отправлялись в Национальную библиотеку, почитывали литературу по этому вопросу.
— Вы в то время с Кампано встречались?
— Да, дважды. Поначалу он жил еще полулегально, а потом уже нет. Во время второй встречи он как раз собирался уйти в глубокое подполье. А впоследствии, если верить слухам, он организовал на противоположной стороне Сьерра-де-лас-Минас новый фронт сопротивления.
— И чего он от вас хотел?
— Ничего конкретного. Его партия считала важным поддерживать всевозможные контакты. Члены партии, соблюдая меры предосторожности, конечно, должны были восстановить старые связи... А второй раз, незадолго до моего отъезда в Европу, он приехал со мной попрощаться. Но не ко мне домой. С тех пор прошло девять лет, но я отлично помню, с какими сложностями была связана наша встреча. Его прикрывала целая группа. Оно и понятно: полиция охотилась за Кампано.
— Кстати, где они доставали взрывчатку?
— Иногда из армейских запасов, иногда на рудниках. Они охотно брали там «депарит», это такая клейкая масса, которой можно придать любую форму, на удары и сотрясения она не реагирует, взрывается только после электрического импульса, так что случайности исключены.
Бернсдорф спросил:
— О чем вы говорили во время последней встречи?
— Больше говорил он. В тот раз Кампано произвел на меня впечатление человека, абсолютно уверенного в успехе своего дела. Тогда им действительно многое удавалось. Агенты службы безопасности, особенно шпики, боялись герильерос как огня. С помощью простых ручных гранат они взорвали три военных самолета — в то время это была десятая часть всех ВВС. Тренируясь «на макете», как они это называли, готовились даже штурмовать Дворец конгресса. Верные своему принципу учиться не только по книгам, проводили учения в условиях, близких к реальным... Но этого своего намерения они не осуществили. Кампано сказал мне тогда: «Если мы хотим победить нашего общего врага, мы должны воспитать боеспособный авангард». Он чувствовал себя на высоте требований времени.
Доктор Роблес умолк. «Занятный человек,— подумал Бернсдорф.— Не боец, но из сочувствующих. А при определенных условиях может стать бойцом». С момента их первой встречи Бернсдорф испытывал к Роблесу полное доверие — будучи, конечно, под впечатлением его открытого письма к президенту.
За Кабаньясом свернули с главного шоссе вправо, неподалеку от Сакапы их остановили.
— А тебя я знаю,— сказал сержант, которому Роблес предъявил документы.— Мы ведь с тобой встречались, а?
— Нас ждет синьор Вилан из американской экономической миссии, он в курсе дела.
— Ты разве не был в моей строительной колонне?
— Если вы позвоните в Сакапу, вам подтвердят, кто мы такие.
Сержант ушел с документами в руках. Чтобы не задохнуться в машине, все вышли.
— Похоже, места здесь не вполне безопасные,— сказал Фишер.
Роблес отмахнулся:
— Эти контрольные пункты остались с шестидесятых годов. Надо же чем-то занять жандармов.
— Пойду подгоню их.— Фишер, тяжело ступая, направился к полицейскому бараку.
Бернсдорф спросил:
— Вы этого человека знаете?
— Возможно, он знает меня. Я участвовал в строительстве дороги, в конце шестидесятых. Тогда мне было полезно исчезнуть из города.
Бернсдорф поморщился: что-то кольнуло в области диафрагмы. А Роблес спросил:
— А вы не подумали о том, что полиция может подставить вам ногу? Понсе заставили вернуть вам аппаратуру, а полицейские — люди обидчивые и злопамятные. Я бы на вашем месте ждал их ответного хода... Кто остальные исполнители ролей?
— Журналистка из «Ла Оры», она нам во многом помогла, дочь женщины, которую я знаю по Кубе; потом безработный по фамилии Торрес, похожий на молодого Кампано, и, наконец, индеец по имени Пайс.
— Кто нанял двух последних?
— Фрау Раух.
— И что ей о них известно?
— Наверняка очень мало. С предложениями явилось человек десять, она выбрала наиболее подходящих...
Рубашка прилипла к телу Бернсдорфа: в эту богом забытую долину ветерок, как видно, не заглядывает.
— Вы полагаете, полиция подослала нам Торреса и Пайса?
— Кто знает. Такие попытки она делает часто, и любит подсылать двоих, чтобы сравнивать потом отчеты. Зачастую эти двое друг с другом не знакомы.
— Ну ладно. С кого начнем? — Бернсдорф ухмыльнулся.— А начнем-ка с вас.
— Ко мне вас направил Зонтгеймер.
— Разве я могу быть уверен в Зонтгеймере?
— Вы читали мое открытое письмо.
— Оно четырехлетней давности. Вас уволили со службы, вы работали на строительстве шоссе; может быть, как арестант? Может быть, под угрозой пыток вы изменили своим убеждениям?
— Допустим, вы не хотите исключить из числа подозреваемых даже меня. Если следовать дедуктивно-логическому методу... И все-таки вы должны мне доверять. Другого выхода у вас нет, если мои подозрения не беспочвенны.
Вернулся Фишер. Рубаха расстегнута до пупа, штанина над протезом потемнела от пота.
— Они действительно созванивались,— сказал он.— Но не с экономической миссией, а с военной... Что вы так приуныли, господа? Вы чем-то обеспокоены?
Роблес сел за руль, включил мотор, а Бернсдорф сказал:
— Не исключено, полиция подложила тухлое яичко в наше гнездо. А когда это выяснится, разразится скандал.
— Нам только того и надо, скандалы тоже двигатель торговли!
Бернсдорфу вспомнилось предупреждение Виолы: она, как и Роблес, намекала на какие-то шаги полиции.
— Не нервничайте,— сказал Фишер.— У нас появились здесь влиятельные покровители. С человеком вроде Вилана портить отношения Понсе не станет. Или как там этого кока-кольного майора зовут?.. Не забывайте к тому же о Ридмюллере и Толедо!
Продолжение следует
Перевел с немецкого Е. Факторович
Возвращение цапли
Однажды в лесном массиве, прилегающем к огромному пруду, совсем близко от Москвы, я увидел серых цапель. «Видно, где-то здесь их гнезда?» — подумал я тогда. И решил во что бы то ни стало найти колонию этих редких для наших краев птиц. Дело оказалось нелегким. Я расспрашивал о цаплях лесников, охотников, грибников, местных жителей. Но все они почему-то утверждали, что птицы эти живут в прибрежных камышах, которые извилистой лентой тянулись вдоль огромного пруда.
— Но ведь цапли гнездятся на деревьях! — доказывал я.
— Как бы не так! Они постоянно держатся среди болотных топей и зарослей рогоза! — не соглашались со мной.
Я начал наблюдать за маршрутами птиц во время их полетов на кормежку и возвращением в высокоствольный лес. Некоторые цапли несли в длинных клювах сухие ветки — явный признак того, что птицы заняты устройством и ремонтом гнезд. Конечно, лучше всего поселения цапель искать в период выкармливания птенцов, которые выдают себя громкими зычными голосами...
И вот однажды мне повезло. Во время своих скитаний я познакомился с егерем Раменского общества охотников Николаем Павловичем Забелиным.
— Помогите найти колонию цапель,— обратился я к егерю.
— А что их искать, они живут в двенадцатом квартале Пласкининского лесничества, на макушках усыхающих сосен.
Но когда егерь привел меня к тому месту, то сам диву дался: деревьев, на которых должны были быть гнезда, не оказалось. Спилили.
Егерь тяжело вздохнул, и... в этот момент над нами пролетела цапля, затем еще две. Мы заспешили за птицами. Вскоре увидели на макушках высоких сосен множество гнезд. Они напоминали перевернутый конус с просвечивающим дном, сквозь которое кое-где с помощью бинокля можно было видеть довольно крупные зеленовато-голубые с белыми известковыми мазками яйца.