Хамзат нес два чемодана и еще наволочку на веревке. Елена Сергеевна тащила что-то замотанное в матрас. А одиннадцатилетняя Ольга тянула за собой по асфальту груженные кухонной утварью детские саночки. Поверх всего на саночках лежали какие-то альбомы и икона…
К вокзалу русские шли молча, почти что колонной человек в сто. С понедельника-то уже все поезда на Москву отменялись. Время от времени сзади кто-то ругался, кричал и плакал. Молодые чеченцы лапали уезжающих женщин, откровенно, безнаказанно, с азартом. Тискали в основном блондинок, но не пропускали и черненьких. На спор, а проигравших не было.
(Потом одноклассник Сулим покажет Хамзату целый целлофановый пакет женских трусиков-трофеев и солидно скажет – почему-то по-русски:
– Гразный, толстый – нэ брал. Только девочек. У мэ-ня – одиннадцать. У Мовсара – семь. С колготки.)
Но Елена Сергеевна с Ольгой добрались к поезду под защитой. Их не тронули, хотя крики вспыхивали даже на самом перроне. Елена Сергеевна находилась словно в прострации, а Ольга все время дрожала. Дико, истерично смеяться она начала только из окна вагона. Так смеются только от смертельного страха.
Когда поезд тронулся, где-то вспыхнула стрельба, и Хамзат сразу же побежал на выстрелы. Оказалось, что недалеко от вокзала брали райотдел милиции. Его обложили со всех сторон, но там еще кто-то сопротивлялся. Командир Хамзата – только что освободившийся даг из Хасавюрта сказал, что это отстреливается пьяный русский гаишник, мол, награбил, а теперь не хочет отдавать, хотя ему и предлагали по-хорошему. Только даже Хамзату стало сразу ясно, что там отстреливаются как минимум двое.
…Сначала на штурм пошли вдесятером. Но русские собаки стреляли метко – они убили четырех ополченцев, ставших для Хамзата первыми шахидами. Потом подошли еще ребята, чуть ли не весь отряд. Мовсар приволок гранатометы, били два раза, но не помогло. Когда Мовсару пулей срезало ухо, решили отойти за магазин, где лежало несколько мертвых тел. К Хамзату подошел Муса и поцеловал его:
– Твой брат – шахид. Хочешь, его именем назовем магазин?
Только тут Хамзат понял, что один из покойников – его брат. Иса лежал на спине, с пулевым отверстием под левым глазом – новенькая «афганка» на нем даже не успела толком обмяться… Хамзат стоял у тела брата и вспоминал, как в детстве в стоящем во дворе отцовском «КамАЗе» они играли в автобус «Гудермес – Грозный». Сначала Иса «вез» его в Аргун, потом возвращались домой. Хамзат объявлял остановки… «За брата – не прощу!» – сказал сам себе Хамзат и подумал о том, что нужно сообщить сестре и отцу – чтобы вызвали муллу…
Этот бой стал боевым крещением Хамзата – несколько раз он стрелял в отбивавшихся ментов, но мазал. Потом ребята приволокли двух полуголых баб – жен этих ментов, снятых прямо с перрона вокзала. Одна, кажется, была чеченкой. Начальник колонны предлагал:
– Легавые, сдавайтесь, суки! Отдадите ружкомнату отпустим ваших блядей!
Но отстреливавшиеся сдаваться не захотели. Даже когда увидели своих баб. Они лишь затихли на какое-то время, а потом завели магнитофон с какой-то плаксивой русской песней и через несколько секунд влепили пулю самашкинскому Асланбеку – под самую тюбетейку. Он еще долго бежал и выл, а когда упал – начал зачем-то задирать на себе рубаху…
Молодцом оказался Руслан – он успел забросить в окно первого этажа резиновый сапог с бензином, потом уже ребята его подожгли, и кто-то догадался вырубить электричество – заткнулся наконец ментовский магнитофон.
Потом пошли взрывы – кажется, менты начали взрывать оружие. Муса закричал от злости и досады и дал очередь по копошившимся на клумбе ментовским бабам. Сразу добить не получилось – они еще чего-то там вякали… Но через небольшую паузу два выстрела из райотдела оборвали агонии этих женщин. Вот тогда Хамзату стало по-настоящему холодно. Холодно изнутри – от непонимания мотивов тех двух, которые без малейшей надежды зачем-то отбивались в райотделе. Хамзат ощутил очень странное чувство – его можно было бы назвать уважением, но разве можно уважать тех, кто только что убил любимого брата. А еще было удивление – Хамзат, перебирая в памяти лица знакомых ментов, пытался угадать, кто же там бьется. Пытался и не мог.
(А в райотделе готовились умереть Леха и Ваха – русский и чеченец. Они, отправив жен на вокзал, должны были выполнить последний приказ начальника – взорвать оружие, закрыть отдел, и… куда хочешь. Страна большая. В райотдел они пришли уже в «гражданке», спешили на поезд. Уйти не успели – кто-то предал. Только вскрыли ружкомнату – на отдел пошли человек десять.
Леха и Ваха заперлись и заняли оборону. Как положено по инструкции. Леха, вообще-то, воевать не умел. Он в прошлом был рижским следаком, и по людям ему еще стрелять не приходилось. Вот, пришлось. Судьба. Пусть радуются те, у кого она дольше… А Ваха был из «афганцев», из гератской разведроты – это школа, для тех, кто в курсе.
Леха еще спрашивал про оружие – мол, сколько брать, сколько взрывать. Сошлись на шести магазинах для «калашей», на четырех обоймах для «Макаровых» и по подсумку гранат на брата. Интересно, какой мудак приволок две недели назад столько оружия в райотдел? Ведь ясно уже было, что милиции здесь конец…
Когда под райотдел приволокли Верочку с Иситой, оба замолчали. Потом Ваха вполголоса начал молиться… Первым сказал Леха:
– Если Исита жива, оставлять ее нельзя. Понял?
– Понял, брат, – ответил Ваха. И добавил чужим голосом: – Ты в мою. Я в… Я в свою… не могу…
Ваха был снайпером. Но Леха, как оказалось, тоже стрелял прилично. Два выстрела раздались почти одновременно.
– Прощай, Ваха.
– Прости, капитан.
Чеченец Ваха смотрел на офицера уже не как на начальника. Когда на отдел пошли уже человек тридцать, они дали еще по очереди, потом обнялись. Ваха еще успел сказать:
– Капитан, это не чеченцы. Это – пидарасы.
И первым выдернул чеку… «Описан подлинный случай.»
…После того, как сильным взрывом с райотдела сорвало крышу, Хамзат одним из первых поднялся на второй этаж. Там среди гильз, рожков, кишок, пальцев и других ошметков тел он нашел обрывки милицейских удостоверений капитана Черенкова Алексея Михайловича и старшего сержанта Исаева Вахи Юнусовича, инспектора ГАИ Грозненского (сельского) РОВД Чечено-Ингушской АССР.
События этого дня для резко повзрослевшего Хамзата значили многое. Он как-то нутром понял, нет, не понял – почувствовал, что будет большая война и большая кровь. А еще Хамзат сделал вывод, что хотя русские и собаки, но не все из них бараны – куда погонишь, туда и идут… Совсем не понял Хамзат отстреливавшегося до конца чеченца: пристрелил бы русского, сдал бы ружкомнату, сам бы командиром стал. Вот в этом непонимании и был какой-то страх… Впрочем, он быстро подавился осознанием главного открытия: хочешь победить – не прощай ни себе, ни другим. Так поступают воины Аллаха. Хамзат понял, что может стать таким.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});