Читать интересную книгу Августовский рассвет (сборник) - Аурел Михале

— Не нашел, потому что ему не пришло в голову искать там, где нужно. Впрочем, нам тоже это не пришло в голову. А ведь все так просто! Мы его послали в полк, так? А он вместо себя послал Белдие. Тогда где может находиться Чуря, как не на месте Белдие, то есть на месте часового?

Лицо лейтенанта пожелтело, как воск.

— В таком случае все пропало, господин майор!

— Еще нет, дорогой Бобоча, если Чуря находится там. Если ты полон решимости лично избавиться от Чури, тебе нужно немедленно отправиться туда.

— Господи, как это я не подумал? А если его там нет?

— Тогда все пропало. Значит, Сфат уже прибыл и в этот момент они оба находятся в лучшем случае у капитана Теодореску.

— Неужели ничего нельзя сделать? — И Бобоча, засунув в карман шинели пистолет, который он извлек из кожаной кобуры, направился к выходу из укрытия.

* * *

Между тем Марин искал Андрея Чурю. Кто-то из солдат, которых он разбудил, подсказал, что сержанта можно найти в районе постов боевого охранения. Марин отправился туда и действительно встретил Чурю, шедшего с Зэганом и Збырчей. Кэрэушу остался часовым вместо Гицы Кэшару.

— Что ты бродишь, Марин? Что тебе не спится?

— Слава богу, как спится! Но меня погнал за тобой господин лейтенант. Зол как черт.

— Ничего, успокойся. А тебе я знаешь что посоветую? Пристройся где-нибудь в окопе и поспи до утра. Лейтенанту в эту ночь ты не понадобишься.

— Такого не может быть! Я его лучше знаю. Хочешь, чтобы у меня неприятности были? Не знаю, что с ним: будто взбесился.

— Делай, как я тебе советую… А скажи, господин майор не ушел?

— Нет. И Белдие там.

— Так!.. Тем лучше.

Когда Андрей Чуря вошел в укрытие, он чуть не столкнулся с лейтенантом, который уже хотел отправиться за ним.

— Вы меня вызывали, господин лейтенант?

Майор не дал лейтенанту ответить:

— Послушай, сержант! Почему ты позволяешь себе не выполнять мой приказ? Кого я послал в полк: тебя или Белдие?

— Меня, господин майор!

— Тогда повторяю: почему ты позволяешь себе не выполнять мой приказ?

— Господин майор, думаю, не имеет смысла разыгрывать спектакль друг перед другом. Хочу вам сообщить, что Ион Сфат сейчас находится у господина капитана и рассказывает, что ему понадобилось у немцев, а главное — объясняет, почему он вернулся.

В это мгновение раздался выстрел. Лейтенант Бобоча целился в сердце сержанта, но пуля прошла через левую руку Чури. Он молниеносно выпустил короткую очередь из автомата. Пули впились в доски, поддерживавшие потолок укрытия. В первую секунду Чуря хотел выпустить очередь в грудь лейтенанта, но в самый последний миг отвел ствол автомата. Рассудок победил.

— Предатели! Всех порешу!

От страха Бобоча выронил из рук пистолет, а Белдие инстинктивно бросился на землю и начал умолять плаксивым голосом:

— Не убивай меня, браток, я ни в чем не виноват! Чтоб меня громом поразило, если я знаю, о каком предательстве ты говоришь!

— Ладно, увидим, насколько ты замешан в подлости, которую готовили эти двое!

Майор Каменица, не теряя присутствия духа, спокойно курил сигарету. Только по тому, как часто он мигал, было видно, что это спокойствие чисто внешнее.

Услышав пистолетный выстрел, а затем автоматную очередь, Збырча и Зэган вбежали в укрытие с автоматами в руках.

— Как видите, нет смысла строить иллюзии. Я ожидаю распоряжений относительно вас.

С этими словами Андрей Чуря вышел из укрытия, оставляя за собой полоску крови из раны в руке.

Через двадцать минут в укрытие вошли заместитель командира полка подполковник Папатанаскиу, командир роты Теодореску, офицер разведотдела лейтенант Унтару и сержант Чуря. Бобоча и Каменица были бледны как смерть, их зубы выбивали дробь, а в глазах застыл страх перед смертью.

На участке взвода, которым никогда больше не будет командовать предатель Сильвиу Бобоча, вновь установилась тишина.

В укрытии, где еще стоял запах крови, сержант Андрей Чуря, которому было поручено временно принять на себя командование взводом, второй раз менял повязку на руке.

В это время со стороны позиций гитлеровцев в ночное небо взвилась ракета. И прежде чем она потухла, на позиции взвода обрушился град мин.

Андрей Чуря вышел, чтобы отдать распоряжение. Шедший вслед за ним Гица Кэшару сказал:

— Бесятся фрицы, что мы их надули!

Не успел он закончить, как вдруг оттуда, со стороны стыка батальона с советской частью, загрохотала русская артиллерия. Сделав несколько залпов, гитлеровские минометы замолчали.

Гица Кэшару обрадовался:

— Видел, неня Андрей, как нам помогли товарищи?

— Да, да! — ответил Андрей Чуря, обнимая его за плечи.

Драгош Викол

Августовский рассвет

Повесть

Пролог

Я вел фронтовой дневник, тетрадь для записей, куда привык в часы затишья заносить самые тяжелые случаи, которые нам приходилось переживать. Иногда я писал в ней и стихи. Если вернусь с войны, говорил я себе, то напишу книги. Не одну книгу, а несколько… Естественно, после войны времени у меня будет хоть отбавляй, чтобы засесть за работу и писать пусть не каждый день, но хотя бы пару дней в неделю. И тогда будет достаточно перелистать фронтовой дневник, чтобы воспоминания ожили, приобрели ясные очертания, заговорили. Я отыщу в них самого себя, отыщу людей, бывших рядом со мной, которых, возможно, мне больше не доведется встретить. Разбуженные воспоминания станут книгами…

Я уже видел свои книги в витринах магазинов и произносил их наименования: «Рассказы о ничейной земле», «Кровавые дороги», «Августовский рассвет».

Как легко писать книги в мыслях!..

Итак, у меня был фронтовой дневник, и я перед каждым боем или заданием оставлял его своему земляку, старшине Шоропу из полевого обоза, человеку старше меня по возрасту. Я лично вручал ему свой дневник или пересылал через связного без каких-либо объяснений. Получая тетрадь, Шороп, высокий и крепкий, внимательно смотрел на нее, потом направлялся к повозке, где держал свой походный сундучок, открывал его и клал дневник в большой конверт, на котором был написан мой домашний адрес. Он никогда не говорил мне об этом конверте, но я его видел. Может, из-за этого конверта всегда, когда я шел в атаку, у меня возникало такое чувство, будто какая-то частица меня готовится безвозвратно уйти и что эта частица, что бы ни случилось со мной, будет жить и попадет туда, куда я всей душой хотел бы вернуться.

И так получалось, что фронтовой дневник не отставал от меня и постоянно возвращался ко мне после боя.

Все тот же Шороп присылал его мне с припиской: «Господин младший лейтенант, подтвердите получение. Ст. сержант Шороп».

Возвращение журнала всякий раз благотворно действовало на меня. Я сразу же становился увереннее в себе, сильнее и решительнее. Дневник подтверждал, что я жив. Я перелистывал исписанные химическим карандашом страницы и принимался писать дальше. Помнится, иногда я бывал очень скрупулезен: пытался восстановить и зафиксировать даже тот поток мыслей, который захлестывал меня во время боя, старался описать до мельчайших подробностей владевшие мною чувства и ощущения. Я поверял тетради все, абсолютно все, что вспоминал, переживал сам или, как я думал, могли переживать другие в моменты яростных схваток. Фронтовой дневник был для меня на самом деле чем-то вроде убежища, возвращения к интимному, привычному. Он был чем-то вроде очага, к которому тянешься после пережитой бури, оазисом тишины, который инстинктивно отыскиваешь в бурном водовороте жизни. Фронтовой дневник был мною, студентом Раду Врынчану, свежеиспеченным младшим лейтенантом запаса, прямо со скамьи юридического факультета попавшим в пекло взрывов и крови… Фронтовой дневник был моим обращением к самому себе, он оставлял меня наедине с собою, и, хотя я рассуждал о войне, все казалось простой условностью. Мой внутренний диалог призван был устранить страх, заставить меня не забыть, что я являюсь в действительности человеком, который имеет в жизни какое-то предназначение и который с полной добросовестностью пытается исполнить это предназначение, но иногда чувствует непреодолимое желание обрести покой.

* * *

Однако наступил день, когда старшина Шороп уже не вернул мне мой фронтовой дневник с обычной припиской: «Подтвердите получение…» Кто знает, куда запропастилась та тетрадь, где она блуждала!.. Неведомо кто перелистывал ее или топтал в неведении ногами. От кого я мог бы потребовать вернуть мне мою тетрадь, где я мог бы ее искать?

Я так и не встретился больше со своим фронтовым дневником. И все же теперь, спустя столько лет, воспоминания стали всплывать в памяти, приобретать формы, заговорили. Я вижу в них себя таким, каким был тогда, вижу людей, бывших рядом со мной или покинувших меня тогда, людей, которых никогда больше не встречу. Я вспоминаю те дни и ночи, и вот эти воспоминания складываются строчка за строчкой в книгу, но не так, как я их записывал тогда, в дневнике, а как они приходят мне в голову, как разворачиваются сами по себе. И вот уже рядом со мной и старшина Шороп, и майор Дрэгушин, и капитан Комэница, и сержанты Сынджеорзан и Додицэ, и капрал Панэ, и доктор, и Вера, сестра с голубыми глазами, и Вова, и Обрежан, и многие, многие другие… Нет, у меня было намерение написать не роман, а книгу воспоминаний человека, который прошел через войну, вел фронтовой дневник и хочет его восстановить. Может, поэтому, а может, из-за многих других причин, но я выбрал для этой книги одно из названий, о которых мечтал тогда…