Читать интересную книгу Лики контакта - Павел Молитвин

И вот тут-то Яна, проспав пару часов глубоким, как смерть, сном, сказала нечто разумное. Я имею в виду, попросилась в кустики, после чего у нас состоялся весьма странный разговор.

— Что это за глухомань? — спросила она, а когда я ответил, что у нее, кажется, есть подруга в Гришкино, которое находится южнее Тосно, рассмеялась сухим и колючим как иголки смехом.

— Ты что же, в гости к моей подруге захотел?

По правде сказать, я ничего сейчас не хотел. Стоило мне закрыть глаза, и я видел тела Немировых на веранде пожираемого пламенем домика. И другие горящие или сгоревшие уже дотла дома, мимо которых проезжал этой ночью. И знал только одно, а именно, чего я не хочу. Видеть другие горящие дома, руины, город беженцев на окраинах Питера и убитых, в смерти которых виновны отнюдь не зеленые человечки.

Об этом я и сказал Яне.

— Логично, — ответила она. — А теперь вспомни, что я говорила тебе о Дигоне.

— Не помню, — сказал я, потому что действительно помнил как-то смутно, — Планета, на которую фишфроги отправляют похищенных на Земле людей?

— Их переправят на Дигон, где они либо перемрут, либо приживутся и создадут новую цивилизацию. Насколько я понимаю, это последний шанс, который дает нам Представительский Совет Лиги Миров. Он, видишь ли, не слишком надеется, что акваноиды сумеют нас вразумить. И теперь я с этим согласна.

— К чему ты это говоришь?

— Нашествие фишфрогов — армии то ли клонов, то ли киборгов, механических слуг, которых соседи по вселенной послали на Землю, чтобы не проводить эту акцию самим — означает конец прежней жизни. Конец спокойному существованию, душевному равновесию, равнодушию, называемому верой в гармонию природы и человеческий разум. Отсидеться в кустах — без нас, дескать, разберутся и решат все проблемы — не получится. У Вади не получилось — хотя он-то как раз отсиживаться не хотел — не получится и у нас.

— Ерунда! — не слишком уверенно сказал я. — Все еще может измениться к лучшему. У правительств есть консультанты-экстрасенсы, которые знают, что фишфроги рано или поздно уйдут. Они что-нибудь придумают. Ведь у тебя же были видения. И у твоей матери. Уцелела б голова, а волосы отрастут. На худой конец, купим парик.

Мне очень хотелось уверить в этом Яну и уверовать самому.

— Все было не так уж плохо. Жили не тужили. Или тужили, но не сильно. Все еще как-нибудь образуется…

Я замолк на полуслове, услышав донесшийся со стороны поселка треск выстрелов.

— То-то и плохо, что не тужили. Прошлое хвалит тот, у кого нет будущего, — сказала Яна, и я впервые подумал, что эта нахальная девчонка видит дальше и глубже меня.

— А у нас оно есть?

— Будущее? Разве что на Дигоне… — тихо сказала Яна.

— Но ты ведь говорила, там высокая гравитация…

Яна ничего не ответила, и я неожиданно понял, что у нас чрезвычайно гуманные соседи по вселенной. Если после печей Освенцима и Бухенвальда, после Хиросимы, после всего, что люди творили с людьми на протяжении стольких тысяч лет, они все же пытаются нас вразумить, то вера их в нас и терпение поистине безграничны. Однако всему на свете есть предел, и глупо ждать, когда чаша, полная до краев, прольется. Особенно если чувствуешь, что ничего не в силах изменить в этом проклятом мире.

— Всем почему-то кажется, что на дальней поляне земляника слаще, — сделал я последнюю попытку образумить Яну:

— Мы должны попробовать начать все сызнова. Смотри, и здесь то же самое.

Яна указала на столбы чадного дымы, один за другим вздымавшиеся в рассветное небо над разбуженным выстрелами поселком, и я, сглотнув подступивший к горлу ком, погнал отдохнувшего Росинанта в сторону Питера.

Бойтесь данайцев…

Вот — срок настал. Крылами бьет беда,

И каждый день обиды множит,

И день придет — не будет и следа

От ваших Пестумов, быть может!

О, старый мир! Пока ты не погиб,

Пока томишься мукой сладкой,

Остановись, премудрый, как Эдип,

Пред Сфинксом с древнею загадкой!

Александр Блок

Первое впечатление от клиента всегда самое правильное. Неполное, эскизное, требующее уточнений, но в то же время определяющее главное — сложатся у меня с ним отношения или нет. И, если сложатся, то какими эти отношения будут.

Если я чувствую, что мы. на разных полюсах — случается такое редко, однако же случается, — я везу его из аэропорта в кафе, где знакомлю с кем-нибудь из сменщиков и мягко и ненавязчиво передаю в более подходящие руки. Из чего складывается ощущение разнополюсности — сказать не берусь. Мои коллеги по БДУ — Бюро Добрых Услуг — выдвигают разные версии, но я Никогда над этим особенно не задумывался. Впечатление складывается из суммы факторов, проанализировать которые трудно: походка, цвет лица, разрез глаз, покрой одежды, манера держаться и разговаривать, тембр голоса и даже запах. Но, как бы то ни было, опытные работники БДУ редко ошибаются. Руководство признает: смена гидов — штука иной раз неизбежная, и, стало быть, чем скорее она произойдет, тем комфортнее будет клиенту.

Самолет из Тулы прилетел вовремя, и Александра Владимировна Иванцева появилась в зале встречающих в черном изысканном платье, которое невзначай подчеркивало великолепную грудь, чудесную талию и аппетитные бедра — надобно думать, творение искусного дизайнера, одного из тех, кого принято называть «скульпторами тел». Загорелая, с волосами, выгоревшими либо под лучами жаркого южного солнца, либо после регулярного посещения солярия, она походила на негатив своей фотографии. Той, которую сбросили вчера на мой комп операторы БДУ. Наметанным глазом я определил, что ей около сорока, хотя человек неискушенный дал бы от силы тридцать. Значит, я на пять лет моложе подлинника и на те же пять старше того, что она желала за него выдать. Неплохо. Как сказал бы мой врач — хабитус удовлетворительный.

Мы поздоровались, как старые знакомые, я подхватил чемодан Александры и повел ее к машине, мило щебеча о том, что июнь выдался теплым, можно смело купаться в Финском заливе, загорать, ехать смотреть фонтаны Петергофа или, напротив, побродить в прохладных залах Эрмитажа. Что дождливая погода имеет, безусловно, свои плюсы, но я лично предпочитаю солнце, и загар ей очень к лицу. При этом я не забывал делать необходимые паузы, дабы узнать реакцию гостьи на те или иные предложения.

Поначалу гости держатся чуть-чуть натянуто, и первое, что должен сделать гид, — это расположить их к себе. Если получится, они охотно начинают болтать сами и наводящих вопросов задавать не приходится. Кстати, я давно уже понял, что задавать вопросы вообще не следует — все и так выяснится в нужный момент: дело мы имеем с умными людьми, которые, как правило, прекрасно знают, чего хотят от жизни. Надо только помочь им почувствовать себя в моем обществе уютно, а делать это я умею.

У каждого гида свои вкусы и методы. Мы ведь, по большому счету, вовсе не актеры и, желая угодить гостям, остаемся самими собой — за это они нас и ценят. Кому охота проводить отпуск с людьми, настроенными на волну: чего изволите-с? Такими людьми наши клиенты окружены в повседневной жизни и, если хотят отдохнуть от нее, то, отправляясь в путешествие, стремятся прежде всего сменить привычное окружение. Ради этого, собственно говоря, многие и пускаются в путь, поскольку в большинстве своем не слишком интересуются Петергофом, шедеврами Эрмитажа или Русского музея, Екатерининским дворцом, в Пушкине или каналами Санкт-Петербурга. Во-первых, потому, что уже бывали в нашем городе по делам, а во-вторых, потому что люди эти далеки от искусства. Это бизнесмены, дети бизнесменов, жены, вдовы — словом, особый контингент туристов, требующий соответствующего подхода.

— Я читала ваши статьи в «ЧАДе», — неожиданно сказал Александра, когда мы миновали памятник Победы и медленно поплелись по засоренному машинами Московскому проспекту. — Очень специфический журнал. Но статьи ваши мне понравились. У меня создалось впечатление, что вы не лишены чувства юмора и разбираетесь в искусстве.

— Разбираюсь на уровне любителя, — честно признался я, ибо, как и Ларошфуко, полагаю, что «честность — лучшая политика». Личный опыт показывает, что это не так. Наблюдения за карьерой моих знакомых свидетельствуют о том же. Учитывая, что сам Ларошфуко писал свои «Максимы» в тюрьме, утверждение это было неверным уже во времена правления Людовика XIII, но мне как-то противно лгать без особой нужды. Да и по нужде — тоже.

— Как вы относитесь к импрессионистам? — спросила Александра, подтверждая тем самым начавшее складываться у меня впечатление, что клиент мне попался неординарный.

— Хорошо. Сезан, Сислей, Ренуар и их современники и единомышленники нравятся мне куда больше Дали и раннего Пикассо, — осторожно сказал я. — Кстати, сейчас в Эрмитаже выставка Тернера.