могу понять зачем для беседы ко мне сюда заявился еще и офицер Дуглас Лэдд, что нагло тарабанил в мою дверь и кричал, что не будет меня бить.
Поперхнувшийся слюной офицер закашлялся, сгибаясь пополам. Пришлось повысить голос, чтобы пересилить его хриплое карканье:
— Прошу справедливый сурверский суд быть помягче к Сержу Бугрову. Повторю — он не жестокий и не злой. Он просто тупой. И даже в свои двадцать пять лет не понимает, что нельзя даже в шутку оскорблять других людей. Да… он просто тупой… На этом сурвер Амос Амадей закончил говорить под запись. Отбой.
Красный квадрат погас не сразу. А когда погас, я добавил:
— На суд я не пойду. Имею на это право. Ничего другого я не скажу. И того же самого, но без упоминания офицера Лэдда, я повторять не стану. Мою просьбу о смягчении наказания вашему сыну вы получили. Содержимое того рюкзака мне тоже неинтересно. Мы закончили:
Оглядев стоящих полукругом у моей двери сурверов, я коротко кивнул и сделал шаг назад, возвращаясь в комнату.
— Напоминаю об уважении личного пространства. Не стучите. Не досаждайте мне — говоря это, я взглянул в пустой угол рядом с дверью. Там ничего не было, но стоящие по другую сторону двери ничего видеть не могли.
Кивнув еще раз, я закрыл дверь, а следом запер замок и не забыл про щеколду. Вернувшись к кровати, я улегся, поставил на грудь банку со сладкими кабачками и, прямо пальцами доставая вкуснятину, внимательно вслушивался. Там снаружи вскинулся было резкий голос офицера, но резко угас, а затем общий бубнеж медленно удалился в сторону ведущих от Манежа коридоров.
Когда же кончится уже эта ночь?
Тяжело вздохнув, я продолжил впихивать в себя вкусные кабачки — слышал, что в древние довоенные времена они были великой редкостью, тогда как других овощей было всегда в избытке — я мысленно составлял список тех, кого успел зацепить своими словами и делами.
А список немаленький такой получается…
Настолько немаленький, что следующий вопрос напрашивается само собой — когда скоро меня изобьют снова? И выдержит ли моя начавшая болеть голова…
Глава 6
Я не смог уснуть.
Боль утихла, исчезло даже поднывание в шее, что серьезно тревожило меня. Подступивший после короткой беседы приступ тошноты незаметно ушел. Желудок был полон маринованными огурцами — весь вкусный рассол выпит — плюс туда же ушла лепешка, что принесла сытость.
Но сон не шел…
Пролежав в постели пару часов, я понял, что в ближайшее время сон ко мне не придет. Возможно это были последствия избиения, сменившиеся с дикой сонливости на ненормальную бодрость сознания. Но скорей всего во всем виноват бесконечный поток мыслей, что протягивался сквозь мою голову как окровавленный пучок колючей проволоки, терзая и пугая меня мною же выдуманными последствиями…
Встав, я включил свет, огляделся и… принялся одеваться. Натянул старые тренировочные штаны, следом носки и еще покрытые грязью и кровью ботинки. Чистить их сейчас резона нет. Футболка, старая легкая куртка, серая бандана с белым застиранным узором. В рабочий рюкзак улетела последняя лепешка, пять динеро, заряженный покалеченный фонарь и сверток инструментов. В правый карман куртки рукоятью вверх поместилась привычная отвертка, а в левом скрылись складной нож, таблетки и металлическая коробочка с мелочевкой. Постояв с пару секунд перед дверью, я подбросил на ладони ключ и шагнул вперед, покидая такую безопасную берлогу.
Манеж пуст… уходят в темноту дорожки с едва заметно светящейся разметкой. Бетонные стены кажутся такими очень далекими и почему-то представляются неприступными горами с редкими и узкими разрывами ущелий-коридоров. К одному из них я и направился, засунув руки в карманы куртки и постукивая пальцами по крышке коробочки.
Тук-тук, Амос идет… Тук-тук, сейчас проблем себе на жопу он нагребет…
Тук-тук, Амос идет… Тук-тук, сейчас Шестицветик с битами придет…
Тук-тук, кровь из башки потечет…
Не пришел никто. Ну да — время уже даже не позднее, а вполне раннее. И после ночного визита внутренней охраны вряд ли кто рискнет болтаться у моих дверей. Ночь… Хуракан спит… Для меня же не впервой было просыпаться именно в такую вот рань, когда все убежище похрапывает — не считая тех, кто работает в ночную смену. Но улицы-коридоры все равно пусты, и ты вот так вот бредешь один-одинешенек, спеша выполнить порученную, а вернее навязанную бригадиром и порой бесплатную важную работенку по очистке…
Этим я и собирался заняться, раз уж у меня бессонница и океан уже одолевающих страшных мыслей. Бегать по дорожке Манежа я не смогу — а хотелось бы — заснуть не получается… Вот и пойду попробую поработать. А если не получится по состоянию здоровья — то я уже знаю куда мне податься и где пригодятся пять динеро…
Да, я был готов не справиться, но к моему вялому уже удивлению тело вполне справилось с рутинной работенкой. Одиночный контракт подразумевал почти километровый маршрут по чуть изогнутому техническому путеводу. Узкое душноватое пространство. По левой от меня стене и по потолку тянутся плотно прилегающие друг к другу разноцветные трубы с частыми латками и широкими полосами наложенных хомутов. Правая стена почти чиста и в ней, через равные промежутки, расположены квадратные заслонки с неудобными ручками из тонкого металла, что больно врезаются в руку даже сквозь рабочие рукавицы. У меня рукавиц не было, но я давно уже наловился обращаться с этими хреновинами. Толкая перед собой поскрипывающую тележку-контейнер с жестяными стенками, я двигался по коридору от заслонки к заслонки. Дойдя до следующей, выдергивал ее, запускал внутрь руки и мягким движением — чтобы не поднимать облако пыли — доставил облепленную вентиляционным мусором рамку-уловитель. Все давным-давно доведено до автоматизма. Опустить рамку в контейнер, накрыть его куском старого одеяла, трижды ударить уловитель о стенку, выбивая грязь, выждать несколько секунд и аккуратно достать очищенную рамку, не забыв поплотней прижать лежащую на тележке тряпку. Никто ведь не хочет дышать едкой пылью, верно? Оценить качество очистки, проверить состояние самой сетки, убедиться, что на ней нет следов столь опасной черной плесени и чуть менее опасной желтой. Если ничего нет — вставить рамку в невидимые и ранее столь трудно нащупываемые гнезда, задвинуть до упора и закрыть задвижку. Можно двигаться дальше, пока в тележке медленно оседает мерзкая пыль.
Если же чистильщик обнаруживает плесень любого вида — он обязан немедленно прервать работу и тут же оповестить ответственное лицо. В моем случае — бригадира. Плесень один из страшнейших бичей сурверов. А