меня уже не те, что прежде. Я, конечно, сам виноват, слишком увлекался вкусной едой и напитками. «Послушать их, так я — всё что угодно. Но это ложь. Я не заговорен от лихорадки»[28]. Как думаете, откуда это?
— «Король Лир», — наугад сказал Винстон.
— Великолепно, дорогой Петер, великолепно. Вижу, вы отлично знаете Шекспира.
Эспинг с трудом сдерживала смех. Ее, конечно, задело, что Ян-Эрик вообразил, будто решения принимает Винстон, но очень уж смешно стокгольмский житель страдал, подвергаясь столь беззастенчивому флирту. Сама она не спускала глаз с Альфредо. Этот жилистый человек двигался практически бесшумно; он появлялся рядом с ней, чтобы в следующий миг возникнуть уже рядом с мужем.
— Здесь, в прихожей, свидетельства моего успеха. — Ян-Эрик указал на множество кино- и театральных афиш.
— Поток предложений не иссякает, — подсказал Альфредо. — Но Яну-Эрику чаще всего приходится отказываться от ролей.
Все четверо устроились во внутреннем дворе под большим тентом от солнца. Температура едва превышала двадцать градусов, но в защищенном дворике царил свой микроклимат. В кадках росли оливковые и миндальные деревца, а говорливый фонтан создавал впечатление, что они где-то в Тоскане.
Альфредо предложил напитки, но Винстон с Эспинг вежливо отказались.
Достав телефон, Эспинг увидела еще два пропущенных вызова от Юнны Остерман из «Симбрисхамнсбладет», сопровождаемых лаконичным «ПЕРЕЗВОНИ!».
Эспинг перевела телефон в авиарежим и включила диктофон.
— Ну-у, — протянул Ян-Эрик, — чем могу служить? Вы знаете, я как-то играл серийного убийцу в «Валландере»[29]. Один из немногих уроженцев Сконе среди исполнителей. Хотя, конечно, риелторов я не убивал. — Он громко, театрально рассмеялся и сложил руки на трости. — Скажите же мне, дорогой Петер, какой вы полицейский — добрый или злой?
— Расскажите о Джесси Андерсон, — перебила его Эспинг — она решила, что пора переходить к делу.
Ян-Эрик сделал очень удивленное лицо — кажется, он только сейчас заметил ее присутствие.
— Джесси Андерсон явилась разрушить наш рай. — Актер горько покачал головой. — Мы живем среди грохота и пыли уже больше года. Не говоря уже о заборе, который ограничил нам проход к морю и испортил девственные болотные луга.
— Ян-Эрик очень тяжело это переживает, — вставил Альфредо. — Он артист, ему необходим душевный покой…
Ян-Эрик вскинул руку — кажется, он снова решил взять слово.
— Эта Стервелла Де Виль не знала, что такое стыд, и это в ней хуже всего. Вы, Петер, сами видели, как она издевалась над нами на празднике. Наслаждалась нашим несчастьем.
Актер снова повернулся к Винстону, и Эспинг почувствовала себя задетой.
— В воскресенье вы были дома? — спросила она.
Ян-Эрик обиженно взглянул на нее.
— Разумеется. Мы сидели в малиновой беседке и слушали вульгарную передачу Джесси. «Какое самомнение» — самое безобидное, что я могу сказать по ее поводу. Юная голодранка сбегает от своей ужасной шведской семьи и добивается успеха за границей. И ни слова о том, что она вышла замуж за богатого. Что ее успех — пустышка. Но поди же — сидит и разглагольствует в лучшее эфирное время. Да еще и рекламу делает всему этому цирку.
На виске у него налилась вена.
— Яна-Эрика пока не приглашали поучаствовать в «Летних беседах», — указал Альфредо. — Хотя многим его коллегам такие передачи достались. Мы каждый год напоминаем Шведскому радио о себе, но там нужны только видеоблогеры, инфлюэнсеры и прочие однодневки. Тем, кто не шляется по столичным вечеринкам со «звездами» и у кого нет сотни тысяч подписчиков в каком-нибудь инстаграме◊, приглашения не видать.
— Где эта беседка? — спросила Эспинг.
— Примерно на полпути между домом и этим проклятым забором, — проворчал Ян-Эрик. — Воскресенье — единственный день, когда в беседке можно посидеть с удовольствием. Стройка чаще всего затихает.
— Может быть, вы видели или слышали, что происходит на вилле, предназначенной для показов? Ветер ведь дул с моря?
— Не-ет, — протянул Ян-Эрик. — Может, автомобильная дверца хлопнула, но на этом всё.
— И вы ничего больше не слышали?
Ян-Эрик покачал головой, но Альфредо как будто засомневался.
— Не знаю, относится ли это к делу…
Эспинг кивком попросила его продолжать.
— В какой-то момент мальчики стали лаять, как сумасшедшие. Лаяли, лаяли, и мне в конце концов пришлось сходить за ними. — Он посадил одного из мопсов себе на колени. — Правда, малыш?
— Где?
— Почти у самой ограды.
— Когда? — Винстон сделал в записной книжке пометку, после чего обменялся быстрыми взглядами с Эспинг.
— Не знаю, — ответил Альфредо. — По-моему, где-то в конце передачи. Ян-Эрик, ты не помнишь?
— Мне помнится, что ближе к середине.
— Можете показать, где именно лаяли собаки? — спросил Винстон.
— Конечно. Идемте! — Альфредо поднялся, заслужив осуждающий взгляд мужа. Похоже, Яну-Эрику не понравилось, что он привлек внимание к своей персоне.
— Мы с вами останемся здесь, — громко объявил актер Эспинг. — Если станете на меня давить, я просто расскажу вам, как я однажды в копенгагенском Королевском театре играл Гамлета, а у меня тогда было двустороннее воспаление легких. Мне аплодировали стоя.
Винстон и Альфредо пересекли лужайку позади дома и теперь шагали среди сосен. Здесь было значительно прохладнее, чем в защищенном от ветра дворике, но в воздухе все равно чувствовалось летнее тепло, исполненное запахов смолы и хвои.
Винстон отметил, что Альфредо, несмотря на свой седьмой десяток, очень легко двигается, и ему на ум пришли слова Кристины о том, что Альфредо — человек со своими тайнами.
— Вот она! Здесь мы и сидели. — Альфредо указал на малиновые кусты, аккуратно подстриженные полукругом, внутри которого стояла садовая мебель.
Они прошли еще с десяток метров и оказались на опушке прибрежного леска, где рос шиповник. Над ним и в просветах между ветками виднелась металлическая сетка ограды, окружавшей стройплощадку.
— Они лаяли вот здесь.
Винстон обратил внимание на зеленую сетку над землей.
— Что это?
— Весной какое-то животное прорыло ход под оградой, и собаки пару раз убегали на стройку. — Альфредо сделал испуганное лицо. — Джесси пригрозила, что переедет их, представляете? Мне пришлось приделать над лазом клеть для садового мусора.
Винстон сделал пометку в своем молескине. Злополучную виллу отсюда видно не было, зато можно было разглядеть одну стену барака и дорожку, спускавшуюся к пляжу.
— Может, вы что-нибудь видели? Слышали?
— Нет… — Альфредо немного помедлил с ответом. — Но я и не всматривался. Просто хотел, чтобы собаки замолчали, а я бы вернулся к Яну-Эрику. Хотя зря я торопился. Когда я вернулся в беседку, он уже задремал.
Винстон представил себе, как актер похрапывает с открытым ртом, пристроив чашку с кофе себе на грудь.
— Вы его разбудили?
Альфредо покачал головой.
— У него был такой умиротворенный вид, что я подумал: пусть поспит. Из-за всей этой возни вокруг строительства ему нелегко. Он чувствительная натура.
— Ян-Эрик рассказал про воскресенье кое-что довольно интересное, — начала