обладал все тот же посетитель с букетом цветов, который, видимо, заплутав, брел по коридору от палаты до палаты, разыскивая нужную ему.
И, наконец, запах ландышей, которого она пока что не улавливала, но который вдруг возник словно ниоткуда.
– Ты не мог бы отвезти меня туда? – попросила Зоя, и Павлик повез кресло в соседний коридор. Молодой человек продолжал болтать о своем, а Зоя ощущала запах ландышей все сильнее и сильнее. Он, как и на кладбище, заглушал все остальное, причем еще пару минут назад она его не ощущала.
Так откуда же он взялся?
Мимо них промчался врач, а за ним, тарахтя дефибриллятором на тележке, медбрат. Они ворвались в одну из палат, и Зоя поняла – запах ландышей шел именно оттуда.
Из открытой двери донеслись врачебные команды:
– Желудочковая тахикардия… Первый разряд – бифазный на 120. Не заводится. Так, второй на 200… Триста амиодарона. Что за черт! Готовим эпинефрим…
Запах ландышей сделался абсолютно нестерпимым. Они несколько минут оставались в коридоре около открытой двери палаты, из которой наконец донесся монотонный голос:
– Все, не имеет смысла, прекращаем. Время смерти – шестнадцать тридцать восемь…
Время смерти…
Запах ландышей сделался до того сильным, что Зоя была не в состоянии сделать ни единого вздоха и только прошептала:
– А теперь обратно, прошу тебя, скорее!
Павлик, выполняя все ее просьбы, не задавал вопросов, и за это Зоя была ему очень благодарна. Потому что если бы он спрашивал, она бы не смогла дать ни одного вменяемого ответа.
Не говорить же ему, что она воспринимает запахи, которых никто, кроме нее, не улавливает. И что, похоже, это были запахи…
Ну да, чего?
Зоя даже боялась предположить, желая одного: отделаться от навязчивого запаха прелых ландышей, идущего от палаты, где только что прекратили реанимационные действия.
От палаты, где только что, в шестнадцать тридцать восемь, кто-то умер.
Они вывернули из-за угла и едва не столкнулись все с той же усталой докторшей, пахнущей гниловатой дыней.
Та, обогнув их, ничего не сказала, а Зоя, глядя ей в спину, ощутила тот же аромат, который шел от пожилой женщины с красными бусами на кладбище.
И от отца.
– Ты что, ее все-таки знаешь? – снова спросил Павлик. – Хочешь с ней поговорить?
Нет, Зоя не хотела, потому что понятия не имела, о чем. Не о своем же восприятии запахов и не о том, что…
Она почувствовала, что ее буквально трясет.
Не о том же, черт подери, что у этой докторши, не исключено, Паркинсон в начальной стадии, о чем, вероятно, та еще сама не знает, потому что запах гниловатой дыни еще несильный.
– Отвези меня обратно в палату, – жалобно попросила Зоя, вдруг ощутив, что абсолютно обессилена. Эта концентрация на чужих запахах, доступных только ей одной, ужасно утомила ее и лишила всей энергии.
Когда она наконец оказалась в кровати, Павлик заботливо накрыл ее легким одеялом и поправил подушку, болтая о том, что и перекусить бы неплохо, но только не больничной едой. Зоя, ощущая, что ее тянет в сон, произнесла:
– А ведь ты тоже читал, что собаки могут учуять человеческие болезни?
Не удивленный очередной сменой темы, аспирант меда важно ответил:
– Ну да, и не только, кажется, собаки! Тех даже тренируют на распознавание каких-то форм рака. И болезни Альцгеймера. И Паркинсона тоже. Ведь если человек заболевает, и это научно доказано, меняется химический состав его организма, хотя бы минимально. Человеческий нос уловить это не в состоянии, а вот собачий может. В Интернете я недавно читал, что одна кошка ластилась к своей хозяйке, все время пытаясь сесть той в кровати на голову, а потом у хозяйки случился инсульт! Кошка, не исключено, чувствовала предшествовавшие этому изменения и пыталась предупредить! Кошки – они такие умные животные. Помнишь моего Барсика, который потом под колеса этого идиота попал? Ну, так вот, однажды Барсик…
Рыжего Барсика, любимца Павлика в пятом или шестом классе, Зоя смутно помнила, однако думала она о другом.
Если животные, в том числе собаки, обладающие гораздо более тонким обонянием, чем человек, могли отыскивать и спрятанные наркотики, и взрывчатку, и, в некоторых особых случаях, буквально унюхивать болезни, причем зачастую на начальном этапе, то кто сказал, что и человек не способен сделать это?
Природой так было заложено, что не мог: и количество обонятельных нервов у человека иное, и строение мозга тоже.
А что, если в исключительных случаях, например, в результате травмы, полученной в автокатастрофе, человек мог приобрести эту уникальную способность – различать запахи болезней?
И унюхивать их?
Зоя прервала воспоминания Павлика о коте Барсике, который в самом деле был очень смешным, милым и трагически закончил дни свои, задавленный пьяным соседом.
– А, согласись, было бы здорово, если бы и люди могли воспринимать заболевания на нюх!
Аспирант меда явно не разделял ее эйфории.
– Ну, чего в этом хорошего? Представь, что ты принюхался к кому-то и знаешь: у этого человека рак поджелудочной. А этого скоро накроет инфаркт. А у этой болезнь Крона. Ну, в смысле диагностики это, конечно, класс, но сама подумай, какая ужасная жизнь была бы у этого человека! Ему бы проходу не дали, заставляли бы нюхать пациентов день-деньской! Да и фармацевтические гиганты наверняка открыли бы на него охоту, еще бы, это же ходячий детектор всевозможных заболеваний! И страждущие ринулись бы к нему и осаждали толпами, желая, чтобы он обнюхал их и поставил диагноз. Нет, спасибо, такого дара мне уж точно не надо!
Ей тоже, но разве она хотела получить его? Нет, он, судя по всему, у нее просто возник после черепно-мозговой травмы, полученной в трагической аварии.
В аварии, унесшей жизнь ее любимого, которого сегодня похоронили.
А она осталась жить, получив способность улавливать запахи болезней.
И, судя по всему, и смерти тоже.
– А вот если бы кто-то мог унюхать… смерть? – спросила, уже находясь в полудреме, Зоя.
Павлик заявил:
– Ну, тогда за этим несчастным охотились бы не только фармацевтические гиганты, но и спецслужбы, и разного рода нувориши, и криминальный мир. Нет, такого точно не надо! И вообще, рыбка моя, какая-то ты странная, но я понимаю, почему. Все, что произошло с Антохой, нас всех растрясло, но надо жить дальше, смотреть в будущее.
Он снова завел речь о том, что простит и забудет, кажется, в который