смысл. Однако Эллюль не оставляет человечеству этой надежды, объясняя, что по своей природе все утопии были триумфом технологизма: «То, что бессознательно предлагают нам футурологи, – это радикально технизированный мир, из которого убраны только явные, вопиющие неудобства техники; это абсолютный триумф технического рационализма под прикрытием мечты, в которой будущее всегда организованно… Утопия есть самая монотонная, самая тошнотворно скучная из всех мыслимых вселенных. Характернейшая черта утопии – это маниакальная страсть к организованности»208.
И если мы обратимся к социальным проектам (утопическим или антиутопическим), то увидим, что их осуществление предполагает трудоорганизованный образ жизни. Организованность социального организма утопии может поддерживать лишь безупречная организованность труда и маниакальная приверженность этой организованности. И если социальные утопии прошлого предполагали определенные ограничения безотказного погружения в монотонность трудового процесса, рассуждали об излишках производства как основании для сокращения рабочего времени, о чередовании видов труда, видов деятельности, свободе выбора и смены видов деятельности, то труд, каким он показан в антиутопиях ХХ в., – это предельное воплощение узурпации человека трудом. И.Г. Фихте и позже И. Бентам не мыслили социальной и трудовой организованности без привлечения тотального контроля. Их сочинения не квалифицировались как антиутопии, это были проекты оптимальной организации общества. Однако основой такой организации был свободный или несвободный, осмысленный или нет, но обязательно труд под контролем. Индустриальная эпоха и эра технизации «освободили» труд от возможных примесей творчества и игры. Такой труд несопоставим с мечтой о прекрасном будущем, такой труд и подобная техническая организация не могут быть решением и преодолением культурного кризиса; скорее, они ведут к обострению последнего.
В. Труд как социальный феномен
К ХХ столетию человечество вполне освоилось с условиями жизни в эпоху машины и труда как регламентированной профессиональной деятельности, связанной с производством и потреблением. Казалось бы, социальный, научный и технический прогресс гармонично соединились и труд человека обрел истинное предназначение в качестве движущей силы прогресса. Что же произошло в ХХ столетии, почему возник вопрос о «конце труда»?
Техническая организация труда и ее последствия
Сокращение трудозатрат
«В наши дни большинство людей, – пишет Фридрих Юнгер, – верит не только в то, что техника берет на себя часть работы, облегчая жизнь человека, но и в то, что вследствие этого облегчения человек приобретает больше времени для досуга и любимых занятий по своему собственному выбору»209. Это мнение широко распространено. Но какова реальная ситуация? Сделала ли техника людей свободнее, сократила ли трудозатраты?
Действительно, использование даже одной машины значительно превышает возможности отдельного человека. Однако, находясь лицом к лицу с отдельно взятой машиной, человек оказывается в плену наивной иллюзии, поскольку станок, так же как и другие современные механизмы, является лишь конечным продуктом в цепи огромного технического процесса, объединяющего значительное количество затраченного труда. «Нельзя сравнивать, – считает Юнгер, – производительность специализированной машины с производительностью ручного труда, такое сравнение бессмысленно и ничего не дает. Любое техническое изделие неотделимо от технической организации в целом. Техническая организация – та основа, без которой не было бы ни пивных бутылок, ни готовых костюмов. Поэтому ни один рабочий процесс нельзя рассматривать вне его связи с технической организацией в целом – он не может существовать изолированно, как Робинзон на необитаемом острове. Трудовые затраты, необходимые для производства готового технического изделия, рассеяны мелкими долями по обширной технической сфере. Сюда относятся не только те трудовые затраты, которые пошли непосредственно на изготовление того или иного продукта, но и доли других видов труда, затрачиваемых на то, чтобы обеспечить бесперебойное движение гигантского конвейера, которым техническая организация опоясала весь земной шар»210.
Согласно Юнгеру, развитие машинной техники не отменило и даже не сократило, а скорее повысило потребность в использовании рабочих рук. Человеческая рука – это орудие, которое создало весь технический инструментарий и поддерживает его в действии. Машинный труд, если взять его в целом, не ведет к уменьшению количества ручного труда, как бы ни была велика численность рабочих, вовлеченных в сферу механического труда. Он исключает ручной труд лишь в тех областях, где работу можно выполнить механическими средствами. Однако нагрузка, которую машинный труд снимает с рабочего, не исчезает, а лишь перемещается в те области, где работу невозможно выполнить механическим способом. Количество такого труда возрастает пропорционально увеличению доли механического, превращаясь из самостоятельного ручного труда во вспомогательный труд по обслуживанию механизмов. Любой шаг в сторону большей механизации влечет за собой увеличение количества ручного труда по обслуживанию машинных механизмов211.
Иначе говоря, развитие техники не только не сокращает трудозатрат, а повышает их количество, при этом человек становится все менее свободным, все меньше в нем индивидуального.
Больше техники – меньше свободы
Фридрих Георг Юнгер вспоминает высказывание Николая Кузанского в работе «Игре в шар» (1463) о том, что не существует двух совершенно одинаковых вещей, поскольку если бы они существовали, то обе были бы одним и тем же. «Потому, – пишет Юнгер, – и мир не мельница и не населен одними лишь мельниками, чье единственное предназначение – молоть на мельнице муку»212.
Однако в современном мире опасность подобного единообразия, обезличения становится последствием технической экспансии.
Наряду с физиогномическими, деятельностными трансформациями, к которым приводит техническая «модернизация», развитие механической, машинной техники служит толчком к насильственному ущемлению свободы человека, так как вместе с техникой все больше распространяется убеждение, что все в мире, включая человека, подчиняется закону механической необходимости.
«Маркс сравнил индийского ткача с пауком, – пишет Юнгер, – и в этом сравнении выразилось его глубокое презрение к ручному труду, по этой же причине он считал, что деревенской жизни, в которой в то время преобладал ручной труд, до некоторой степени свойствен отупляющий идиотизм. Но разве фабричный рабочий меньше похож на паука?»213
Представление о том, что развитие механики будто бы кладет конец монотонности ручной работы, ошибочно. На самом деле все обстоит как раз наоборот. Не уменьшается от этого и количество тяжелой, черной работы, которую приходится выполнять человеку хотя бы потому, что в мире не уменьшается количество промышленных отходов и отбросов человеческой жизнедеятельности. Количество ручного труда вообще не сокращается с появлением механики, но поскольку он теперь играет вспомогательную роль при механике, то изменяется его характер214.
Юнгер говорит о замещении свободы действия функциональностью. Что же он понимает под этим? Мыслить функционально означает не что иное, как стремиться подчинить человека системе функций, превратить его самого в систему функций. Такое мышление соответствует техническому прогрессу и даже полностью с ним совпадает. А если техника стремится