прихожей, посмотрелась в зеркало и – не увидела там ничего, то есть себя. Катя посмотрела на свои ноги – и не увидела их, даже туфель, в которых была, не увидела рук, серого свитера, джинсов, хотя все это присутствовало на ощупь.
Катя вспомнила, как голос Клуни предупреждал ее, что покров невидимости может достигать пяти сантиметров, так что и одежда, и все, что будет у Кати в руках, может оказаться невидимым. Катя пошла за шваброй – и точно, швабра висела в воздухе, это Катю даже развеселило. Ей захотелось выбежать на улицу. Только сперва надо переодеться, подумала, ведь покров сверху, другая одежда будет видима. А может, невидимость уже и пройдет. Катя открыла сумочку и обнаружила там лист бумаги со своей подписью, лист был озаглавлен: «Договор», а дальше шел текст микроскопическим шрифтом. Ну да, она ведь действительно подписывала какую-то бумажку – почему-то про это забыла. Без лупы не прочесть. А подписывала вроде без лупы. Пункт 5 гласил, что невидимость может продолжаться неопределенное время, может не наступить вообще, может иметь большую или меньшую глубину проникновения, и еще масса слов про то, что «может». Сонливость, бессонница, головокружение, сердцебиение, перепады настроения…
Катя надела сиреневый джемпер, сверху желтую куртку (чтоб поярче, позаметнее, вернее, повидимее? – сама над собой посмеялась), но в зеркале по-прежнему ничего не отразилось. Ладно, посмотрим. Она пошла по тротуару, и не шла, а лавировала между прохожими, которые норовили сбить ее с ног. Тем не менее лобовое столкновение произошло: Катя обернулась, чтоб увернуться от обнимающейся парочки, готовой врезаться в нее сзади, а тут тетка влетела в нее на полном ходу. Тетка завизжала так, что все уставились на нее, ее выпавшую из рук сумку, пакет, из которого апельсины покатились по мокрой грязи асфальта, а тетка продолжала вопить, показывая пальцем в одну точку – точкой была Катя, которая стала быстро отступать, и тут же ее сбил с ног плотный мужик. Катя невольно вскрикнула: «Совсем, что ли?» Мужик остановился и словно окаменел, портфель его упал в лужу у тротуара, он, не двигаясь, смотрел на Катю, вернее, на ее отсутствие, и она поняла, что нужно немедленно возвращаться домой. С обеих сторон улицы народ стекался к тетке и мужику, тетка перестала причитать и громко, обращаясь ко всем, крикнула: «Вызовите милицию!»
«Хулиганство, – продолжала она. – Совсем обнаглели! Вот и заплатишь мне за испорченные продукты», – вскинулась она на окаменевшего мужика, будто это он выбил у нее из рук пакет. Катя пробралась по стенке к своему подъезду, села в лифт, вслед за ней вскочил знакомый сосед (лысый, всегда улыбающийся директор цветочного магазина, розы дарил на 8 Марта), и она вжалась в дальний угол, затаила дыхание, но предательский чих заставил соседа резко обернуться, и он зашептал: «Господи, спаси от нечистой силы, клянусь, завтра же пойду в церковь и поставлю свечку! Все понял, все осознал, больше не буду», – степенно добавил в голос и выскочил как ошпаренный.
Дома Катя первым делом позвонила лучшей подруге, попросив ее приехать поскорее, привезти продуктов, потому что сама она купить ничего не может, Катя говорила возбужденно, подруга поняла, что произошло ЧП, но приехать могла только вечером. И вот она заходит, Катя ее обнимает, приговаривая: «Сейчас все расскажу», – и та чуть не падает в обморок. Подруга не выдержала и получаса, она не поняла ничего, ее просто пробирала дрожь и жуть. «Еще немножко, и я сойду с ума, прости», – сказала она и была такова.
Катя открыла компьютер: клавиши с буквами исчезали под пальцами, и она с трудом набрала в поисковой строке «Фейсбука» имя приславшего ей приглашение на эксперимент. Такого имени больше не было. Никаких следов. А она даже адрес не спросила. Дорогу тоже не запомнила, стекла в машине были затемненные. Короче, все попытки отыскать концы провалились, а в договоре не было ни адреса, ни телефона, можно было считать его инструкцией по применению, под которой Катя подписалась, что ознакомлена. Хорошенький договор, односторонний! Деньги у нее теперь были, но потратить их не представлялось возможным. Простейшее – платить карточкой в интернет-магазинах и просить оставить покупки у двери, но на карточку же деньги не положишь, сидя дома! Впрочем, в первые два дня Катя была уверена, что наваждение вот-вот пройдет. Но и на третий день она проснулась, не увидев своего тела, ночной рубашки, тапочки исчезли, едва она сунула в них ноги, она стала «сгустком пустоты», как в стихотворении про Бобо. Только «Бобо мертва», а я еще нет, сказала себе Катя и занялась сканированием своих изображений. Стала забывать, как она вообще выглядит и даже как выглядела раньше. Может, ее никогда и не было? Фотографии утверждали: была. Вот она с Иркой, той самой, что попрекнула нарциссизмом. Третья – Лена, называвшая себя Элен. Вот на нее-то и была похожа та встреченная в таинственной приемной девушка.
– Может, продолжим завтра? Устала рассказывать, – сказала я.
– А если забастовка кончится и ты завтра улетишь?
– Не кончится.
– Ну, тебе видней.
Грек, родом из СССР, директор величественного отеля «Корфу Империал», только кивал, после того как я отказалась делать чек-аут, сказав, что не улечу из-за забастовки авиадиспетчеров. Сперва вскинулся: какая еще забастовка! Но через час узнал, что так и есть. И согласился оставить меня бесплатно в своем отеле еще на день, причем не в моем номере – уже приехали следующие постояльцы, – а на вилле, где останавливаются президенты и прочие персонажи, которым требуется не просто роскошь – исключительность. Два этажа, пять комнат, собственный бассейн, отдельный пляж, внутри антикварный салон вкупе с «Баккара» и «Филиппом Старком», бар, полный «Вдов Клико». Шкафов с маркетри и скрипучими дверцами столько, что в них поместится не один десяток скелетов, горничная является по первому зову – подать сухое полотенце, например. Это и есть исключительность. Когда я спускаюсь к личному пляжу, некоторые постояльцы пытаются разглядеть и даже сфотографировать: наверняка ж я если не Ангела Меркель, то Анджелина Джоли или первая, вторая, третья леди русской мафии. Но все так устроено, что без телескопа ничего не увидишь – далеко.
Директор решил, что оставит меня на сутки в отеле, поселит в этот рай земной (за неимением свободных номеров), после того как я сказала ему: хотите, расскажу вам необыкновенную историю? Из страны вашей юности, затонувшей и давно покинутой вами, вдруг вы тот самый грек, которому нужно ее узнать? Грек стал сильно теребить небритый подбородок, чесать седеющую шевелюру, одергивать дорогой костюм и сказал: о’кей.