Читать интересную книгу Очертя сердце - Буало-Нарсежак

Лепра стало неуютно, он попытался вернуть себе радостное настроение, прислушался к обрывку мелодии, которая нарождалась под стук колес, складывалась в изящный мотив. Но против воли мысли его возвращались к предстоящим четырем дням, которые выстроились перед ним, словно препятствия на беговой дорожке, и надо было четырежды прыгнуть — с каждым разом все выше и все дальше. Видения! Видения! Вот уже несколько месяцев он терзает себя ими. А действительность так проста! Если его любовь и впрямь умерла, велика ли беда, что Ева его презирает? До самого Брюсселя Лепра обдумывал этот вопрос, так и не придя ни к какому решению. Впрочем, за него решала каждая минута. Он снял номер в скромной гостинице. О том, чтобы сразу искать работу, не могло быть и речи. Не раньше понедельника. А пока самое лучшее было ознакомиться с городом.

К вечеру после долгих часов, осажденных воспоминаниями, радость вернулась. Лепра внезапно почувствовал ее, словно, пробившись сквозь пелену тумана, увидел вдруг чистый горизонт. Впереди шла молодая женщина. У него не было ни малейшего желания ее преследовать, но ему нравилось на нее смотреть. Его глаза освободились от Евы. Мало-помалу и все его тело обновится. На свете заживет новый Лепра. Он уже живет. Лепра сливался с движением улицы, получал от него множество легких, животворных импульсов. В нем тихо светились огни витрин, и каждое увиденное лицо оставляло за собой след, полный неги. Ужин превратился в маленькое пиршество. Лепра очутился наедине с собой, и вся его тревога испарилась. Находиться в собственном обществе оказалось чрезвычайно приятно, и, о чем бы он ни думал, где-то подспудно настойчиво искала выхода музыка. Незнакомая ночная тьма расточала улыбки. Лепра долго бродил по улицам. И впервые заснул без сновидений, канув в счастливое забытье. Наступила пятница. Еще один день каникул — почти беззаботный. Несмотря на глухой голос совести, отсчитывавшей часы, Лепра отдавался течению дня, слоняясь без устали. Он не отказал себе в удовольствии пойти на концерт и слушал пианиста с наслаждением, не отравленным ни малейшей завистью. Фортепиано тоже ушло из его жизни. Закончил он вечер в кафе, где оркестр играл попурри из самых известных песен Фожера. Фожер! Это было в незапамятные времена! Столько воды утекло с тех пор! Лепра потягивал пиво, грызя орешки. Никаких желаний. Ева, исчезнув, унесла с собой все любовные поползновения. Он дружелюбно смотрел на проходящих женщин. И только. Он был благодарен им за то, что они миловидны. Это были ночные зверьки, шелковистые и нежные. Главное, не трогать их. На обратном пути в гостиницу он заблудился, и это доставило ему новое удовольствие. Некоторые кварталы были такими же, как в маленьких французских городках, безлюдные, гулкие, за оградами, освещенными луной, — только иногда из какого-нибудь сада вырвется наружу пышная ветка. Хорошо бы осесть здесь, попривыкнуть к здешней жизни. Почему бы не начать давать уроки игры на фортепиано? Лепра стал мечтать о крохотной квартирке, о чистоте на фламандский лад. Он будет зваться мсье Жан, ходить в черном, выдавать себя за вдовца. Лег он в два часа ночи. Настала суббота, и Лепра понял, что новый день потребует от него усилий. Он принял снотворное, чтобы уворовать несколько часов. Но когда проснулся, не смог устоять и побежал за газетами. Однако о Мелио в газетах больше не говорилось. Теперь в центре внимания был самолет, поставивший мировой рекорд. Лепра тщательно оделся, задумался, куда бы пойти сегодня? Друзей здесь нет, отдаленных знакомых тоже. Нет даже бармена, с которым можно перекинуться шуткой. А Ева?.. Она теперь поняла, что он сбежал, и он для нее мертв… вычеркнут из жизни. Вспомнить о нем можно будет только с легкой жалостью. Она скажет какому-нибудь Патрику: «Лепра… А в общем-то это был самый заурядный малый. Я заблуждалась на его счет…» Пусть! Правды она не узнает никогда. За эту мысль и надо цепляться.

Лепра с трудом дотянул до обеденного часа. Потом забился в кинотеатр. Потом устроился в кафе, где накануне так умиротворенно провел время. Поел кислой капусты. Отяжелевший от пива, перекормленный музыкой, он клевал носом на стуле. Посетители вокруг него уже сменились. Вначале это были те, кто пришел выпить аперитив, перекусить перед тем, как сесть в поезд, те, кому надо было как-то убить вечер, а теперь это были те, кто возвращался из театра. Лепра ушел последним и выбрал самый замысловатый маршрут, чтобы прийти в гостиницу как можно позже. Он не сдастся! Он клялся себе, что не. сдастся! Слишком дорого заплатил он за свою свободу. Вернувшись в гостиницу, он наглотался таблеток. Он хотел уйти не от себя — он просто заранее вычеркивал воскресенье. Но плохо рассчитал дозу: очнулся от забытья незадолго до полудня. Лепра открыл ставни, увидел безлюдную площадь, и на него навалилась угрюмая скука пустого дня. Воскресенья и в Париже были для него мукой. А здесь… Что она делает? С кем старается забыть эти последние часы? Она вполне способна… Лепра сел на кровати. Ну нет, она не откроет газ и не проглотит тюбик веронала — такой глупости она не выкинет. Впрочем, может быть, чтобы его наказать… Она из тех женщин, что способны избрать такой высокомерный способ мести. Ведь она наверняка почувствовала себя униженной, обманутой. А он-то вообразил, что достаточно сесть в поезд, чтобы избежать ее мщения… Впрочем, нет, она ограничится тем, что его обвинит, и от Бельгии потребуют его выдачи. Долго ли продлится эта жалкая игра? Он наполнил умывальник холодной водой и окунул в него голову. Я остаюсь здесь… Остаюсь… Остаюсь… В конце концов Лепра стал повторять эти слова вслух, наблюдая в зеркале, как с него, точно с утопленника, стекает вода. Остаюсь. Господи! Да разве же я не свободен!

Город расстилался перед ним, покинутый, обезлюдевший, словно сданный невидимому врагу. Лепра чувствовал, что должен идти быстрым шагом — но куда? Никто за ним не гонится. «Мне надо было убраться подальше, — думал он. — Может быть, в Антверпен. Там, в Антверпене, возможностей больше… Правильно, Антверпен. Вот где спасение». Он пошел на вокзал, купил путеводитель, потом на скамье в сквере прочитал историю Антверпена, разглядывая сложный план города. Порт будоражил его воображение. Для композитора порт — лучший источник вдохновения. Ночь в Гавре уже открыла ему столько в нем самом! Поездов на Антверпен было много — в частности, скорый, отходящий в двадцать два часа. Сейчас семнадцать. Ждать не так уж долго.

Он вернулся в гостиницу, уложил чемодан л заплатил по счету. Вот он и готов на поиски приключений! Но радость не возвращалась. Он отнес чемодан в камеру хранения. Если дела обернутся скверно, из Антверпена можно удрать в Лондон или сесть на пароход, идущий в какую-нибудь более далекую страну. Но Ева не может быть настолько безжалостной!… Надо было объяснить ей все перед отъездом. Лепра снова стал мысленно оправдываться. Он находил именно те слова, какие следовало сказать. Может, еще есть время их написать? В каком-то кафе, на скверной фирменной бумаге он стал исступленно сочинять письмо. Но фразы цепенели, Становились чудовищно банальными или невыносимо фальшивыми. Неужели он в самом деле лукавит? Но в чем же тогда правда, та самая правда, ради которой Ева, по ее уверениям, пожертвовала всем? Он разорвал письмо на мелкие клочки, бросив их через плечо. Пора. Час отъезда близился. Лепра поужинал на вокзале сандвичем, взял из камеры хранения чемодан. Огромное табло красными буквами оповещало об отправлении поездов. Берлин… Женева… Париж… У окошечек касс толпились люди…

Лепра поставил чемодан на пол, вынул бумажник. Опустив голову, медленно побрел к очереди. Он больше ни о чем не думал. В его голове, как в морской раковине, стоял смутный гул ветра и моря, гул потерянной свободы. Он склонился к окошечку.

— Один до Парижа, во втором классе.

Веснушчатая рука подтолкнула к нему кучку — билет и сдачу; стоящий за ним пассажир деликатно кашлянул. Лепра отошел от окошка. Он словно бы перестал быть самим собой, он наблюдал себя со стороны с чувством отрешенности, которое было глубже любой радости. Подземный переход… перрон… два поезда, разделенные широкой платформой… Тот, что слева, — антверпенский. Справа — парижский. Он сел в парижский поезд, устроился в первом же свободном купе и закрыл глаза. Очень скоро его сморил сон. Он почти не заметил, как поезд тронулся. Таможенник хлопнул его по плечу. Лепра обшарил свои карманы, пробормотал несколько невнятных слов и снова уснул. Он сознавал, что спит, и никогда еще ему не было так хорошо и так беззаботно. Иногда толчок возвращал его к жизни, он успевал заметить свет ночника, огни, скользящие за окном, и снова мягко погружался в счастливый покой. Когда поезд замедлил ход, он вздохнул, поискал более удобного положения, но вокруг него началась суета, по коридору взад и вперед сновали люди. Лепра встряхнулся и узнал пригород, еще затопленный темнотой. Вдруг он вскочил… Постойте, какой сегодня день?.. Понедельник. Ему стало холодно. Страшная усталость тяжелым мешком навалилась ему на спину. Состав черепашьим шагом двигался вдоль бесконечной платформы, по которой катила вереница тележек. Теперь предстояло сойти с чемоданом, который выглядел таким смешным, и ни одна душа не встречала пристыженного пассажира. Еще не рассвело. Слишком поздно, чтобы снять номер. Или слишком рано. Оставалось только бродить, снова сдав вещи на хранение. По пустынным улицам полз туман, сплошной, как сетка моросящего дождя. Быть может, Евы нет дома. А может, она просто не одна. Но это больше не причиняло боли. Главное было — выкинуть белый флаг, не слишком при этом унизясь. И снова начался долгий, долгий путь среди теней осеннего утра. Лепра рассчитал, что, сделав где-нибудь привал, чтобы выпить кофе и съесть рогалик, он придет к семи часам… Должен ли он предупредить ее по телефону? Но тогда она, конечно, откажется его принять. Лучше явиться прямо так, мятым, грязным, но наконец-то искренним. Туман стал таким густым, что он с трудом соображал, куда идет. Он вошел в какой-то бар и долго сидел там, притулившись в тепле заднего зала, где официант поливал опилки. В нем сгущалась какая-то непроглядная печаль, слипшаяся в комок, который мешал ему глубоко вздохнуть. Он так и не доел свой рогалик, поняв вдруг, что настал последний этап.