Читать интересную книгу Маскаль: Врата Ада - Александр Орлик

Из зарослей искривленных кустов не спеша, но нагло и уверенно вылез другой боец, которого я ранее даже не заметил. На нем был камуфляж типа «Леший» – абсолютно бесформенная гора мокрой прелой листвы, которая при этом, как я слышал, не цеплялась ни за что и не промокала, не оставляла обрывков, да еще и меняла окрас под цвет местности – какая-то новая нано-разработка, безумно дорогая.

Он неспешно двинулся в сторону кучи трупов, в которую превратилась стая. Шёл неторопливо, но уверенно. Меня они не срисовали, подумал я мельком. Как бы так не дышать? А как прицелиться теперь? Смерть или тяжелая травма мне были гарантированны даже в случае, если пуля Гаусс-винтовки ударит рядом, о попадании в меня я старался не думать…

«Леший», вышедший вперед, медленно приближался к нам. Примерно в пятидесяти метрах от кучи туш он остановился и вдруг спокойно, не поднимая автомат, медленно повернулся ко мне всем бесформенным телом и спокойно проговорил:

–Не двигайся. Ты на прицеле у снайпера с гауссовкой. Там картечь, шансы нулевые. Если хочешь умереть сейчас – шевельнись. Если нет – ответишь на мои вопросы, мы тебя разоружим и уйдем. Ты нам не нужен, сталкер. А теперь медленно встань! – скомандовал он.

На размышление времени не оставалось. Нутром чуя, что живым мне точно не остаться, я, изображая возню при вылезании из под кучи веток, которыми был накрыт, незаметно взял в руку гранату, лежавшую рядом, и, продев в предохранительное кольцо средний палец одетой в перчатку руки, отвел гранату назад и, поднимаясь, поднял руки на уровень головы ладонями к противнику. Шанс, что гранату не заметят, был невелик, но утешало то что лапища у меня не маленькая, а небольшая наступательная граната НАТО для «внутренних работ», десяток которых, благо каждая весом-то всего по сто двадцать грамм, я взял в виде трофея в бункере Свободовцев, была величиной чуть крупнее яйца и была полностью набита мелкими поражающими элементами, что гарантировало стопроцентное поражение цели в радиусе пяти метров от эпицентра взрыва тридцатиграммового заряда мощнейшей взрывчатки. При этом взрывная волна и звук были не очень сильными и не поражали кинувшего гранату бойца, если он был на расстоянии более двадцати метров либо за укрытием.

Моя сдача не ошеломила противника, но я явно не сходил за сталкера, просто случайно спрятавшегося в кустах от зверья – было очевидно, что я участник засады на них, и они просто блефовали, справедливо думая что я, не зная их численности, не рискну вступать в бой. Они же явно были оснащены по последнему слову техники, и укрытие моё обнаружили издалека. Вот это провал… Как дикарь с копьём на винтовку, подумалось мне грустно-грустно. Очень захотелось выпить много водки и прижать жаркое тело Айды… Да ведь я люблю её, сучку, мелькнула у меня в голове мысль, пока он приближался, аккуратно обходя трупы псевдопсов.

Как-то в юности, я смотрел старинный-старинный, ещё чёрно-белый фильм про вторую мировую войну. Там героиня спросила кукушку в лесу – мол, покукуй, сколько мне осталось… «Кукушка» - снайпер, залегший невдалеке, явно готов был кукануть два раза – в моём случае. В первый – и в последний…

Видимо звезды, по яркому южному сиянию которых я иногда скучал, глядя на вечно затянутое дымкой облаков небо Зоны, сегодня очень благоприятствовали мне. Мой победитель, обходя кучу тел, на секунду закрыл от меня залегшего в кустах снайпера с Гаусс-винтовкой, закрыв и ему директрису стрельбы. Приглашение к действию было недвусмысленным. Как в замедленной съемке, я дал своим ногам расслабится, и уже падая, сжал кулак правой руки, машинально – на авось – выкинув руку вперед. Граната, описав крутую дугу, отделилась от кольца, оставшегося на моём пальце и упала к ногам «лешего». Покрытая мокрой листвой и сучьями земля ударила меня в лицо, и жесткий хлопок ударил мне в уши, заботливо прикрытые шлемом. Конец, мелькнуло в голове, холодной и спокойной, и шея рефлекторно припечатала моё лицо в мокрую листву…

Я не почувствовал удары снопа осколков по шлему и спине, просто показалось, что меня несильно ударили подушкой и осыпали чем-то тяжёлым, но раздробленным….

В наступившей кромешной тишине я так же - рефлекторно - откатился влево – туда, где лежал мой автомат, и, не останавливая вращения по скользкой листве, я схватил его и дал длинную очередь в сторону снайпера.

Автомат дергался в руках, гильзы, вылетая из автомата, больно, со звоном улетали в сторону, пока, закончив поворот, я не оказался на животе, выцеливая место, где должен был лежать мой палач. Рефлекторно опять же, я выдернул из разгрузки новый магазин и перезарядился. Ответного выстрела с той стороны, которого я с ужасом ждал, не последовало.

Краем глаза я видел корчащегося и стонущего бойца в двадцати метрах от меня, чуть правее, и чётко видел, как в разрезе прицела автомата стоял – кто бы мог подумать – Хемуль…

Никогда никому не расскажу, каких усилий стоило мне удержать палец на гашетке. Вся плоть моя была подчинена одной цели – сдвинуть палец, и почувствовать сладкую отдачу в керамический щиток на плече. Палец никак не хотел разжиматься…

Когда Хемуль, не спеша подошедший ко мне, мягко сказал: «Всё кончилось, Маскаль,» - я поднял глаза, и сквозь пелену слёз разглядел силуэт в камуфлированном костюме, с рюкзаком за плечами и с автоматом, нацеленным в землю. Он знал, как привести товарища в чувство. Присев рядом, он, мягко разжав непослушные пальцы моей правой руки, вытянул автомат, не спеша, демонстративно, поставил его на предохранитель, и положив рядом, присел на колени. Я видел неподалёку шевелящегося раненного «лешего», но Хемуль не обращал на него никакого внимания. Так же размеренно и спокойно он вынул из чехла пластиковую флягу и, открутив крышку, приподнял мне голову за бок шлема и просунул горлышко в рот.

Левая рука начала слушаться, я приподнялся и жадно глотал простую, но такую вкусную и родную воду…

Заставил себя сесть. Очень не хотелось при товарище ощупывать себя – тела я почти не чувствовал – только страх, что я снова обгадился, как тогда, в схватке с псевдогигантом, заставил меня сделать это. Я ощупал себя. Хемуль невозмутимо наблюдал за мной, по-прежнему не обращая внимания на поверженного, корчащегося у него за спиной врага.

Я попытался встать, но встать с колен не смог, и долго, как мне показалось, блевал в примятую моей стокилограммовой тушей, утяжеленной керамической бронёй и снарягой, мокрую, жухлую листву.

Хемуль поднялся, махнул кому-то рукой, и от опушки отделилась ещё одна фигура в камуфляже лешего. Человек был явно высокого роста, но его фигуру полностью скрывал костюм. Он подходил не спеша, оглядываясь вполоборота, его М-18 – великолепная модификация М-16, но под российский патрон 7,62 – покоилась на левом локте, а за спиной виднелось странного вида длинное ружьё, закутанное в маскировочного вида тряпку.

Подойдя к раненому врагу, он деловито приподнял его и скинул с головы моего подрагивающего в конвульсиях несостоявшегося убийцы накидку костюма.

Бледное лицо под матовой каской, с вытекшими глазами, изорванное осколками, и полный тёмной густой крови рот с выпадающими в сгустках крови зубами, придали мне новые силы, и я снова изверг остатки утренней трапезы в уже начавшую впитывать блевоту листву.

Я сидел на земле, прислонившись спиной к дереву. Ребята занимались своими делами. Патагеныч – уже без боевого маскарада, но еще не отмывший от камуфляжной раскраски свою широкую и добрую морду над вечно нечесаной бородой – как гора возвышался над костерком с перекладиной из кривой, по местным обычаям, палки, усердно кашеварил.

Хемуль, со свойственным ему хладнокровием, разрезав на раненом слепом пленнике одежду, поил оного водой, периодически что-то успокаивающе приговаривая.

Раненный, видно, отошел уже от шока – ему явно вкололи наркотики и стимуляторы, даже пытался отшучиваться. Хемуль не спешил.

Заботливо наложив повязку на глаза пленного, он по возможности тщательно промазал раны на его лице, смыл ватным тампоном кровь. Тот очухался уже от шока, но явно не осознавал происходящего. Он что-то невнятно, но усердно причитал про свои офуенные связи в командовании Объединенной Группировки, про счета в европейских банках с миллионами кровных долларов, накопленных праведным трудом, и про то, как щедро он отблагодарит своего друга. Он – сам Мазератти! Лучший стрелок Зоны и возможно – всей Европы. В его бригаде три Гаусс-винтовки, которых единицы даже у Монолита. Он очень… очень… После короткого тревожного забытья, явно немного очухавшись, Мазератти осмелел, начал задавать вопросы – кто мы, где его товарищ, почему он ничего не видит – может мы развяжем ему глаза…

Брррррр, я, как сквозь пелену, видел, как отшатнулся от своего варева у костра Патагеныч, прямо с ложкой в руке, и шлёпнулся на задницу, громко ойкнув и смешно вскинув вверх бороду.