Читать интересную книгу Итоги № 38 (2012) - Итоги Итоги

Санкт-Петербург — Москва

С позиции силы / Спорт

С позиции силы

/  Спорт

 

Украинский боксер-тяжеловес Виталий Кличко в одиннадцатый раз защитил свой титул чемпиона мира по версии WBC, победив немца Мануэля Чарра. Победу Виталию засчитали техническим нокаутом после того, как у его соперника открылось рассечение и судья принял решение остановить бой. Кличко был явным фаворитом поединка, и мало кто сомневался в его победе, однако Чарр тоже не лыком шит. До этого момента он еще ни разу не уходил с профессионального ринга побежденным. Российская столица впервые принимала боксерский поединок столь высокого уровня. Нашим зрителям наконец удалось увидеть все, чем сопровождаются подобные спортивные феерии, — захватывающие бои андеркарта, предматчевое шоу и традиционное Let's get ready to rumble.

Канадаходцы / Спорт / Exclusive

Канадаходцы

/  Спорт /  Exclusive

«Мы открыли двери в НХЛ, и никто их теперь уже не заколотит», — вспоминает легендарный советский хоккеист Борис Михайлов

 

Нынешний год проходит под знаком сорокалетия хоккейной Суперсерии-1972 между сборными Советского Союза и Канады. Весной участники тех баталий провели в Москве товарищеский матч, в начале сентября ветераны из обеих стран сыграли еще дважды — в Петербурге и Ярославле. А кроме этого — встречи, торжественные приемы, презентация художественного фильма о тех событиях… Своими воспоминаниями о поединках против грозных профессионалов из НХЛ с «Итогами» поделился один из лидеров ЦСКА и сборной СССР Борис Михайлов.

— Переговоры о проведении Суперсерии-1972 велись в течение нескольких лет. Вы, Борис Петрович, в курсе, почему процесс так затянулся?

— Впервые разговоры о том, что советские хоккеисты могут сыграть с профессионалами, пошли в начале 1970-х. В те времена мы каждый сезон летали в Канаду, где проводили серию встреч с любительской сборной этой страны. Силы были явно неравны: из десяти матчей наша команда проигрывала один, и то — в самом худшем случае. В итоге тренеры Тарасов с Чернышевым поставили вопрос, что встречаться с любителями нам уже неинтересно, и предложили помериться силами с представителями НХЛ. Вышли с этой инициативой на тогдашнего руководителя Спорткомитета Сергея Павлова, тот передал ее в ЦК партии. Как все складывалось дальше — не знаю. Слышал только, что категорически против этих матчей был секретарь ЦК КПСС Михаил Суслов, отвечавший в партии за идеологию. Он был очень осторожным человеком: видимо, боялся, что проиграем. Решающим оказалось слово Брежнева. Генсек, который очень любил хоккей, сказал: «Пускай наши мужики сыграют!» — после чего дело сразу закрутилось.

По иронии судьбы матчи состоялись вскоре после того, как Тарасов с Чернышевым ушли из сборной. Для всех, в том числе и для меня, до сих пор загадка, почему они сразу после Олимпиады-1972 в Саппоро, которую сборная выиграла, подали заявления о добровольной отставке. На смену Тарасову пришел Всеволод Бобров — тренер другой формации, более мягкий и человечный. Он, конечно, тоже требовал от игроков, но в другой форме — не кричал, не распекал. Бобров сам был великим футболистом и хоккеистом и старался все показывать на своем примере. Однако отсутствие постоянного давления оказывало ему плохую службу. Знаете, когда с тебя мягко спрашивают, ты начинаешь мягко недоделывать. По мелочам — то тут недоработал, то там... При Тарасове каждая тренировка в сборной проходила на высочайшем градусе эмоций, с криками и подначками. У Боброва все было гораздо тише и спокойнее.

— В составе сборной на суперсерию не оказалось знаменитого Анатолия Фирсова. Говорят, он выступал в поддержку Тарасова, и ему этого не простили.

— Это еще одна загадочная история. Фирсов очень прилично отыграл в Саппоро в одной тройке с Харламовым и Викуловым. Когда в сборную пришел Бобров, он в качестве центрального нападающего в это звено поставил Александра Мальцева. Почему он это сделал? В команде ходили разговоры, что Фирсов поддерживал ушедшего Тарасова. Да Толя, собственно, этого и не скрывал. С другой стороны, никаких подрывных действий против Боброва он не вел, и убирать его было не за что. Не думаю, что для нового тренера это стало поводом для устранения ветерана. Просто он, видимо, посчитал, что Мальцев в этой тройке будет смотреться сильнее.

С Всеволодом Бобровым, кстати, судьба свела меня задолго до встречи в сборной. В детстве я был большим поклонником «Спартака»: когда во дворе мы гоняли в футбол, всегда натягивал футболку с нашитой эмблемой этого клуба. На другой стороне с динамовским шевроном выделялся вожак нашей дворовой компании Женька Мишаков, впоследствии знаменитый нападающий хоккейного ЦСКА и сборной страны. Болел я за красно-белых отчаянно и в результате едва не оказался в этой команде. Отыграв год в столичном «Локомотиве», получил от Боброва приглашение перейти в «Спартак». Все было на мази, я даже заявление о переходе уже написал. Но не сложилось: незадолго до этого я женился, родился старший сын Андрей, требовалась собственная жилплощадь. Я разговаривал на эту тему с Бобровым, он пообещал квартиру, но нужно было ждать полгода. В «Локомотиве» же мне смогли предоставить жилье уже через два месяца. Пришлось остаться еще на год, а потом меня призвали в ЦСКА. Тарасову понравилась моя игра, и он взял меня к себе в команду.

— В те годы матчи НХЛ не показывали по телевидению, о них не писали газеты. Что вы вообще знали о заокеанском хоккее?

— Представление о нем было очень смутное. Во время турне по Канаде организаторы иногда приглашали нас на встречи НХЛ. Признаюсь честно, мы редко досиживали до конца игры. Матчи казались страшно затянутыми, постоянно прерывались рекламными паузами, которых в Советском Союзе не было и в помине. Да и сам хоккей выглядел не очень интересным, был медленным и прямолинейным. Из десятка увиденных встреч заинтриговали две-три, не больше. Тогда мы впервые увидели главных звезд НХЛ — Фила Эспозито, Бобби Халла, но и их игра совсем не завораживала.

Мы начали тренироваться в своих клубах 1 июля после отпуска, а через месяц собрались в сборной. Новые тренеры, так же как и их предшественники, большое внимание уделяли атлетизму. Единственная разница — при Тарасове мы много занимались со штангой и блинами, а Бобров отдавал предпочтение так называемым точкам. В атлетическом зале было организовано десять — пятнадцать остановок, на каждой из которых нужно было сделать свои упражнения: прыжки, приседания, отжимания. Выполнил серию, отдохнул секунд двадцать — и дальше, на следующую точку.

Потом из Канады вернулись Чернышев с Кулагиным, которые ездили туда на разведку — просматривали товарищеские матчи и тренировки сборной Канады. Видеокамер тогда не было, поэтому подготовить разбор игры соперника, как это практикуется сейчас, тренеры не могли. Все свои наблюдения они заносили в блокнот и потом делились ими с Бобровым. Нам представили только общие рекомендации. Мол, канадцы очень сильно начинают встречи и проводят концовки периодов, тут надо быть особенно внимательными. Шел разговор и об умении соперника выигрывать вбрасывания. О персоналиях не говорилось ничего, до нас доходили лишь опосредованные слухи. Дескать, самое сильное впечатление на наблюдателей произвел нападающий Пит Маховлич — его рост, размах рук и обводка с большой амплитудой.

— Суперсерия-1972 воспринималась не только как дуэль двух хоккейных стилей, но и как противостояние политических режимов. Накачек перед отъездом в Канаду было много?

— Я бы поменял последовательность: сначала это было столкновение режимов и только потом — хоккейных школ. Политическая важность момента подчеркивалась на каждом шагу. Помню, на встрече в ЦК партии один из ответственных работников провозгласил: «Вы открываете двери в НХЛ, и войти туда нужно с высоко поднятой головой!» Уже в Канаде перед стартовой игрой руководитель нашей делегации Рагульский, один из замов Сергея Павлова, устроил очередное собрание и заявил: «Ребята, вы сегодня должны достойно проиграть». Понимаете, проиграть! Ни у кого даже в мыслях не было, что возможен какой-то другой итог. А после того, как мы сенсационно разгромили в Монреале канадцев в первом матче 7:3 и переехали в Торонто на второй, тот же Рагульский выступил снова: «Вы теперь вообще не имеете права проигрывать!» Так на глазах менялись восприятие суперсерии и формулировка задачи.