— Одри, — осторожно начал Ричард, — может, все дело в том, что ты боишься, что твои родители будут плохо думать о тебе? Боишься, что перестанешь быть для своей семьи идеалом?
— Ты думаешь?.. Да, ты прав, я забочусь только о себе, о своей репутации. Я ничтожество, самовлюбленное ничтожество! — Одри зашлась в новом приступе рыданий. — Единственное, что меня волнует, это то, что моя семья перестанет гордиться мной.
— Они гордятся тобой, милая. — Ричард осторожно вытер слезы с ее лица. — Перестань терзать себя. Они всегда будут тобой гордиться. Знаешь почему? Потому что ты совершенно особенный человек — это подтвердит, наверное, добрая половина Лондона.
Почему она никак не хочет поверить в себя, почему никак не поймет, что она уникальна? — недоумевал Ричард. Она умна, добра, красива, на работе все ее любят…
— Да, — с горечью произнесла Одри, — я совершенно особенный человек, тут ты прав. В конкурсе на глупость я заняла бы первое место. Только особенный человек мог натворить столько глупостей. Тедди, например…
Ричард сам не ожидал, что ему настолько неприятно будет вновь услышать это имя.
— Забудь о Тедди, — жестко сказал он.
Ричард надеялся, что это ничтожество исчезнет из жизни Одри навсегда. Неправильно было так думать, но Ричард готов был приплатить этому мерзавцу, только бы он не смог больше причинить Одри вреда.
И самому заботиться об этой женщине и о ее ребенке, подсказал ехидный внутренний голос.
Но это были запретные мысли, поэтому Ричард поспешно переключился вновь на Тедди. Вот кто лишил Одри самоуважения и веры в себя — подлец Тедди! Это из-за него она никак не может поверить в собственную исключительность. Кто-то должен переубедить ее.
Прежде чем Ричард осознал, что делает, он нежно взял лицо Одри обеими руками. Ее влажные от слез глаза широко раскрылись, когда Ричард медленно приблизил к ней свое лицо. В этот момент Ричард не думал ни о чем — не хотел думать. Ни о чем, кроме одного: может быть, если сейчас он поцелует Одри, сосущая тоска впервые за несколько лет покинет его сердце. Хотя бы на время.
Их губы сблизились. Губы Одри на вкус были сладкими, словно она только что лакомилась шоколадом. Ричард знал, что совершает ошибку — ведь, впервые попробовав ее губы на вкус, он не сможет забыть их. Но сейчас, ради этого поцелуя, он готов был терпеть все муки ада. Он ощутил, как после секундного замешательства Одри ответила ему.
Женщина со сладкими губами и чудом внутри, под сердцем, — Ричард закрыл глаза, чувствуя, что холод уходит из его измученной души.
Когда им стало не хватать дыхания и они вынуждены были оторваться друг от друга, Ричард вновь обрел способность мыслить и устыдился своего поступка. Одри выглядела смущенной и обеспокоенной. Кляня себя за безответственность — меньше всего на свете он хотел бы причинить боль этой женщине, — Ричард сказал:
— Прости меня, Одри. Я не должен был этого делать.
— Все в порядке, это же просто поцелуй, — прошептала она, готовая вновь заплакать.
Нет, это не был просто поцелуй, подумал Ричард. А что это было? Ответа он не знал.
— Одри, я хочу, чтобы ты правильно меня поняла. Я вовсе не собирался… — Ричард запнулся, не зная, как продолжить.
Одри провела рукой по его волосам и через силу улыбнулась.
Как объяснить ей все?! — в отчаянии думал Ричард. Как рассказать, что я не хотел ранить ее чувства? Я не умею разговаривать с женщинами, не умею вести себя с женщинами — разве не говорила мне об этом Николь сотни раз? Говорила. Еще она говорила, что я зануда и не вижу ничего дальше своего носа, если это не касается работы. Наверное, она была права. Разве имел право такой человек грубо и бестактно вторгаться в чужую жизнь, в жизнь Одри, у которой и без того много проблем?
— Все в порядке, Ричард, — прервала Одри его мучительные раздумья. — Я все понимаю.
А я не понимаю ничего, подумал он.
Губы еще не остыли от поцелуя, кровь стучала в висках — Одри изо всех сил старалась скрыть свое волнение. Этот поцелуй много значил для нее — но ровным счетом ничего не значил для Ричарда.
В таком случае зачем он поцеловал меня? — гадала Одри. Чтобы утешить, успокоить? Скорее всего так оно и есть. Или нет? Одри не могла ни говорить, ни думать, но с каким-то исступленным отчаянием понимала, что, если Ричард немедленно не уйдет, ее глупый язык разболтает ее главную тайну — что она, Одри Маллиган, ничем не примечательная неудачница, любит его. Любит Ричарда Алана Андервуда — мистера Совершенство, как величают его банковские сплетницы.
Отодвинувшись от Ричарда на безопасное расстояние, Одри откинулась на подушки и, изо всех сил стараясь придать своему голосу как можно больше усталости и безразличия, сказала:
— Ричард, если ты не возражаешь, я бы все же поела и легла спать.
Кивнув, Ричард немедленно поднялся и озабоченно спросил:
— Ты в порядке?
Одри выдавила из себя вымученную улыбку.
— Да. Устала немного.
Глаза Ричарда испытующе обежали ее лицо.
— Хорошо. Ешь, потом я вымою посуду и уйду.
Одри без особой охоты поела и с чувством выполненного долга отдала Ричарду пустые чашку и тарелку. Он помог ей улечься со всеми возможными удобствами и отправился мыть посуду. Вернувшись в спальню перед уходом, он проверил, все ли с Одри в порядке.
Когда он подкладывал ей под голову еще одну подушку, Одри почувствовала знакомый аромат его одеколона. Их глаза встретились, и на секунду Одри показалось, что Ричард вновь ее поцелует. Но этого не произошло.
Ричард попрощался и ушел, выключив предварительно свет. Одри осталась наедине со своими мыслями.
Ричард не собирался целовать ее — он сам так сказал. Вероятно, он сделал это из жалости, других версий у Одри не было. Она не могла даже допустить мысли о том, что Ричард, мистер Совершенство влюбился в нее.
Одри тщетно молила сон прийти поскорее и избавить ее от бесполезных, мучительных мыслей — но сон не шел.
13
Ричард положил телефонную трубку на рычаг и с шумным выдохом облегчения откинулся на спинку кресла. Он только что закончил разговор с отцом. Став свидетелем мучений Одри, так и не отважившейся на откровенность со своей матерью, Ричард решил, что и ему не стоит откладывать в долгий ящик объяснение с собственным отцом. Промедление лишь усугубляло проблему.
Отец перенес новость стоически — и это притом, что он действительно страстно желал, чтобы сын работал под его началом. Более того, когда Ричард в попытке смягчить свой отказ сказал, что не уверен, что справится с возложенными на него обязанностями, отец сухо перебил его: