Читать интересную книгу Йошкин дом - Виктория Райхер

Потом женщина говорила: «Ложись». И Карпа ложился. Потом женщина доставляла Карпе несколько неприятных минут, потом — несколько приятных минут. Карпа лежал на траве, на земле, на снегу, иногда — в луже осенней листвы, иногда — в луже вечерней воды, лежал и негромко подвывал. Сначала от страха (он каждый раз заново боялся женщину, хотя на какой—то из разов уже точно знал, что она будет делать), потом от боли, потом от удовольствия. Женщина говорила: «Тише, дурачок» — и уходила. Карпа вставал, натягивал все снятое и шел дальше. Он никогда и никому не рассказывал про ту женщину в парке.

Когда женщина в один из разов как—то перестаралась с неприятными минутами, все не переходя и не переходя к приятным, Карпа закричал. Громко. Женщина удивилась н приказала: «Проси». Было очень больно, и Карпа попросил. Женщина засмеялась и сказала: «Еще проси». Карпа попросил еще, потом еще, потом он ползал по земле, ловил руки женщины и целовал ей пальцы. «Глупый, ты чего просишь—то? — спросила женщина. — Ты просишь, чтобы я перестала

или чтобы я продолжила?» «Не знаю», — сказал Карпа.

После этого вечера Карпа начал стесняться женщины. Он все так же ходил через длинный парк, и она все так же встречала его там, но с тех пор, как он целовал ей пальцы, но зная, чего он больше хочет — чтобы она ушла или чтобы она осталась, Карпа не мог больше терпеть сам себя. Сам себе он казался противным и синим, как мерзлые куры в морозилке. Он был согласен в своей жизни со всем — с нудными уроками, с тяжелой поклажей, с нелюбовью окружающих, с тем, что он маленький и невзрачный Карпа, но он не хотел в своей жизни одного того вечера. Того вечера, когда маленький и невзрачный Карпа целовал руки чужой и незнакомой женщине, причиняющей боль, и не знал, чего он больше хочет — чтобы она ушли или чтобы она осталась. Того вечера, когда от гордости маленького невзрачного Карпы остались одни осколки. Карпа не мог вспоминать этот вечер. Именно поэтому он постоянно его вспоминал. Именно поэтому он все время ходил через этот парк. Он не все время помнил тот вечер, но все время ждал. Он знал, чего ждет.

Когда та женщина снова, во второй раз увлеклась и неприятные минуты все длились и стали уже совсем неприятными, Карпа сразу вспомнил. Он закусил губу и ничего не сказал. Женщина, кажется, удивилась и продолжила. Карпа молчал, глядя в сиреневое небо. Женщина отвлеклась на минуту, позвонила куда—то, а потом принялась за Карпу всерьез. Он понял, что приятного на этот раз, видимо, не будет, и обрадовался. Он не хотел, чтобы было приятное.

Женщина старалась и старалась, и в какой—то момент молчать из усилия стало почти привычкой. Что—то хрустнуло, но Карпа не заметил. Женщина тоже не заметила. Потом что—то полилось, и женщина сказала: «О—о–о». Карпа молчал. Женщина вся вошла в игру и стала веселой. Черные ветки деревьев светились вдали, а потом погасли. «Ты у меня попросишь», — прошептала женщина и что—то сделала. Карпа молчал. Невыносимость происходящего вышла за пределы разумного и стала правилами игры. Еще секундочку, и я больше не смогу, подумал Карпа, и взмолился незнакомому богу, взмолился в первый раз в своей жизни: дай!!! Дай мне смочь, дай мне не закричать, я никогда больше не хочу целовать эти незнакомые руки, я никогда больше не хочу ни о чем просить, дай мне смочь. Пожалуйста.

— Молитиа немного отвлекла Карпу, и он не закричал. Он не закричал как раз в ту последнюю секунду, которая отделила его от женщины, которая отделила его от того, кому он молился, которая отделила его от всех. Черные погасшие ветки закачались и встали. Далекое небо сделало кульбит и стало близким. Что—то щелкнуло, что—то замкнулось, что—то вырвалось из ставшего совсем равнодушным тела, женщина резким движением приблизилась в последний раз, и Карпа успел увидеть, что победил.

— Наше время подошло к концу, — сказал доктор Фарс, глядя на часы — можете идти. Встретимся завтра в это же время, я прочту вам вторую лекцию цикла «Устройство сердечной мышцы».

ЛЕЧИТЬСЯ ОТ ЛЮБВИ

— Ну что, ты твердо решил?

— Да!

— Твердо решил, что хочешь избавиться от любви?

— Да. Не могу больше, ненавижу, достала, невозможно, чтоб ее, да еще с таким характером, да с таким ко мне отношением, да я себе десяток найду, только вот если от нее избавлюсь, я же как заклятый хожу, да если я только освобожусь, да я ух, да я — все, решил, решил, лечите, доктор!

— Ну, хорошо. Значит, пишем: «Лечим от любви».

— Совсем, значит, лечим Так?

— Так.

— Прекрасно. Пишем. Успокойся, не дергайся, уже совсем скоро все пройдет.

— Все?

— Все.

— И ничего не будет?

— И ничего не будет.

— И я не буду на нее бесконечно злиться?

— Не будешь. 3ачем тебе на нее злиться?

— И я перестану реагировать на любой ее взгляд?

— Конечно. Что тебе, свободному человеку, на чьи—то взгляды реагировать?

— И я не буду больше ночами…

— И ночами не будешь, и днями, вообще не будешь, никогда.

— Никогда?

— Никогда.

— Хм.

— Ага.

— И я полюблю Машу? Вместо нее? Да?

— Погоди, какую Машу?

— Ну Машу, мою Машу, любую Машу, у самовара. Машу. Чтобы вместо. Чтобы взаимно.

— Какое взаимно, ты о чем? Я врач, я не ворожея! Я не привороты—отвороты тут творю. При чем тут Маша?

— Ну должен же я кого—то любить!

— Кто сказал?

— А как же иначе?

— Ну так. Никого не любить. От холеры твоей мы тебя вылечим, как договорились. Совсем вылечим, не беспокойся, пойдешь здоровый. И все.

— И все?

— И все.

— А полюбить еще кого—нибудь?

— А это уже не ко мне. Это уже сам.

— А если у меня не получится? А если я опять полюблю не хорошую Машу, а какую—нибудь такую же нехорошую и неподходящую.

— Таки плохо. Ну, даст бог, не полюбишь. Начали?

— Стойте, стойте, что значит «таки плохо», откуда я знаю, кого я и следующий раз полюблю, может, оно еще хуже будет! Эту я хотя бы знаю, с этой я хотя бы знаком, эта хотя бы ничего себе… бывает… иногда… Эта мне хотя бы нравится!

— Молодой человек, ты определись, а потом мне голову морочь. Ты хочешь вылечиться от своей любви, или ты не хочешь вылечиться от своей любви?

— Да, хочу.

— Тогда пошли. Рабочий день кончается.

— Ну как же я тогда без…

— Ну как—нибудь.

— Ну мне же тоскливо будет, наверное?

— Может, и будет, откуда я знаю. Я не Кассандра.

— Ну я же скучать буду, видимо?

— По кому? По той? Нет, не будешь. Ты ее забудешь.

— Совсем?

— Совсем.

— И все, что было между нами?

— И все, что было между вами.

— Совсем все?

— Совсем.

— Навсегда?

— Навсегда.

— Хм.

— Ага.

— Знаете, я наверное, завтра приду. Уже поздно, начинать что—то под вечер — примета плохая, и вообще.

— Приходи—приходи.

— Ну я пошел.

— Ну иди.

— Доктор, а почему тот юноша ушел? Он ведь вроде собирался…

— Ничего, завтра придет. Он ко мне каждый день ходит. Лечиться от любви.

— Каждый день?

— Каждый день.

— Ой.

— Ага.

— Доктор, а вы правда лечите от любви?

— Да не лечу я ни от какой любви.

УТОПИЯ

Криком кричи. Криком, понимаешь? Рот открой и кричи. Нет, подожди секундочку. Обопрись мне на руку, я тебя подержу. Вот так. И спиной прислонись, удобнее будет. Видишь, я кладу тебе ладонь на позвоночник. Прогнись чуть—чуть, откинься, ляг мне на ладонь, я удержу. не бойся. Вот так. Теперь кричи.

Э нет, ты не кричишь, ты курлычешь. Я же не соблазнять тебя сюда привел. Не надо демонстрировать мне, какой у тебя красивый голос, ты не в опере. Я верю, что ты — нежная, добрая и чудесная, я вижу, что у тебя длинные волосы и нежные ручки. Я не слепой. Но если бы у тебя, такой чудесной, все было в порядке, ты бы сюда не пришла. Я знаю, мы потом об этом поговорим. И про это я тоже знаю, не бойся. Мы с тобой еще непременно поговорим, только потом. Кричи. Давай, не стесняйся. Тут стены толстые, никто не услышит — а и услышит, не испугается, у меня же клиника, а не библиотека. Впрочем, библиотека у меня тоже есть. Профессиональная. Кричи.

Хорошо, уже лучше, только никуда не годиться. Ну где ты видела, чтобы кричали, встав на цыпочки? Встань полной ступней, врасти в землю, а не отталкивайся от нее. Хочешь, я придержу тебя за плечи. Не надо выпрыгивать из кожи, так обойдемся. Ты очень стараешься, а ты не старайся. Ты кричи. Позвоночник выгибай, позвоночник! На ладонь мне! Выгибай! Еще, еще, еще! Голову откинь, руки расслабь, кричи! Вот, молодец, хорошая девочка, хорошая, теперь поплачь. Я знаю, что страшно, а вот про «стыдно» не надо. Стыдно пусть будет тем, кто в этой жизни тебя не любил. Никто не любил? Тем хуже. Пусть им всем будет стыдно. Кричи.

Устала? Давай заканчивать на сегодня. Придешь через неделю, в пять часов. Желательно на голодный желудок, на сытый человек обычно хочет спать, а не лечиться. Да—да, я помню мы же договорились, не забудь. Ничего не заметно, глупости, нормальный, здоровый румянец. Зеркало в ванной, но я бы на твоем месте не стал ничего перекрашивать. И так замечательно. До встречи. Не за что. Пока.