Поцелуй становился все нежнее. Неистовство сменилось расслабленностью. Ярость стала посвящением в любовь.
Они двигались точно волны прибоя, изучали и постигали друг друга, а затем отступали, дожидаясь новой подсказки. Флорин потянулась ему навстречу, но Бен слегка отстранился, заглянул в широко распахнутые синие глаза. В них читалась покорная готовность смириться с неизбежным и еще что-то — кажется, трепетная, самозабвенная нежность.
— Бенедикт, что я натворила? — Флорин явно имела в виду приглашения.
Но он не захотел обсуждать досадную тему.
— Ты приворожила меня. Я люблю тебя, Флорин. Увези меня к себе.
— На ночь, Бенедикт? — неуверенно переспросила девушка.
— О да, на ночь, на одну только ночь, если это — все, что мне дано!
— Да, о да, милый! Кажется, ты во многом прав, и мне давно пора выяснить, в чем именно.
Взгляды их встретились. Бен схватил девушку за руку и вскочил на ноги, помогая подняться и ей.
8
Флорин стояла в душе, прислушиваясь к шуму воды. Глаза закрыты, голова запрокинута, мокрые ладони сжимают кусок мыла. Наверное, чувство вины придет позднее. Сейчас же ею владело лишь сладкое предвкушение, да грудь ныла в преддверии любовной игры. Сколько времени прошло с тех пор, как она впервые повстречала Бенедикта Норденгрена и ощутила пульсацию страсти? Не так уж много. Однако с каждым днем ее все сильнее влекло к нему.
Флорин открыла глаза, убавила воду. Горячие струйки чуть покалывали кожу. Она намылила шею, грудь, живот, бедра. Губкой она не пользовалась, предпочитая ощущать под пальцами бархатистость кожи. Груди соблазнительно округлились, напрягшиеся соски приподнялись.
Девушка упорно подавляла чувственное влечение к Бенедикту Норденгрену, но сегодня, в спортивном зале, запретная страсть вырвалась на волю. Сегодня… Флорин задохнулась от волнения и по-быстрому смыла пену.
Шампунь благоухал ландышем. Она обмотала голову полотенцем на манер тюрбана, надела синие нейлоновые шорты и вязаный свитер с высоким воротником. От бюстгальтера отказалась. Затолкала спортивные туфли и носки в сумку и босиком выбежала навстречу Бену.
Он дожидался у дверей раздевалки, тоже босой, в тех же самых вылинявших джинсах, в которых играл на корте. В правой руке — белый комочек хлопковой ткани. Кальсоны, что ли?
— Я выехал в такой спешке, что о чистом белье и не подумал, — смущенно объяснил он. — Пришлось обойтись без него…
И впрямь — кальсоны! Взгляд Флорин задержался на обтрепанной бахроме джинсов. Штанины были обрезаны так высоко, что из-под синей ткани выглядывал краешек белого кармана. Загорелое, мускулистое тело создавало разительный контраст с джинсовым полотном, а то, что скрывала материя, услужливо дорисовывало воображение.
И снова нахлынула чувственная истома — в сотни раз более властно, чем в душевой кабинке. Бен пожирал глазами ее грудь, явно не стесненную бюстгальтером, и упругие округлости сами собою налились под его взглядом. Он сглотнул, недоуменно воззрился на тюрбан из полотенца.
Голос Флорин прозвучал хрипло, в горле першило.
— Я забыла расческу. Придется оставить эту штуку до дому.
Оба застыли в дверях, никто не решался сделать первый шаг. Но вот, словно сговорившись, они рванулись вперед — точно вслед им ударил заряд картечи.
Поднимаясь по ступеням впереди Бена, девушка спиной ощущала его взгляд, столь же отчетливо, как физическое прикосновение. Вот и проходная. Бен придержал дверь, пропуская спутницу; девушка видела только его сильную, мускулистую руку, и ничего больше. Заржавленный «шевроле» притулился рядом с ее машиной на пустынной стоянке. Нудно гудели комары. Флорин машинально направилась к своему автомобилю, и Бен предупреждающе стиснул ее плечо.
— Если хочешь, я оставлю машину здесь, чтобы не торчала у тебя под окнами всю ночь.
Предложение вернуло ее к реальной действительности: итак, сознательный выбор сделан. Любовники на одну ночь… А значит, придется лгать, изворачиваться, заметать следы… До чего отвратительный вкус у притворства! Но другого такого драндулета не сыскать во всем городе.
— Да, лучше поезжай со мной. А завтра я подброшу тебя к клубу.
Бен выпустил ее плечо, осторожно переступая босыми ногами, обошел машину, открыл дверцу, зашвырнул внутрь ракетку и кроссовки, а сам уселся на переднее сиденье рядом с Флорин.
Она жила в трех милях от клуба. Дороги были пустынны, машина стремительно мчалась сквозь ночь. У перекрестка пришлось затормозить: на светофоре горел красный свет. Воспользовавшись остановкой, Бен залюбовался профилем соседки: розовый отблеск лег на щеки, в глазах отражались два алых огонька. Борясь с нахлынувшим чувством вины, он склонился к Флорин, обнял за плечи и развернул лицом к себе.
— Я не стану лицемерно просить тебя не вспоминать о женихе. Я знаю, что в течение ночи ты подумаешь о нем не единожды — и тогда вспомни обо мне тоже и о том, что я люблю тебя.
Флорин вцепилась в руль, не снимая ноги с педали тормоза. И я тебя люблю, Бенедикт, подумала она, но вслух этого не произнесла. Зачем растравлять душу себе и ему? Вместо этого потянулась к нему, коснулась пальцем подбородка, такого шершавого по сравнению с губами.
— Я тоже не стану лицемерить и не скажу, что выброшу Марка из головы, потому что он и сейчас в моих мыслях, и ты об этом знаешь, — тихо произнесла Флорин, с неохотой отстраняясь.
— Тогда я сделаю все, чтобы изгнать его хотя бы на время, если ты доставишь нас в местечко чуть более укромное, чем этот перекресток.
Но светофор снова подмигнул красным, и в их распоряжении оказалось еще три минуты…
Табличка «Продается» по-прежнему красовался перед домом. Фары, ослепительно вспыхнув, погасли. Флорин вышла из машины и направилась по дорожке к крыльцу, давая знак спутнику следовать за ней. Теперь в преддверии неизбежного ее била нервная дрожь.
Бен не попытался завладеть ключами, зато отобрал у спутницы сумку, освобождая ей руки. И тем не менее Флорин потребовалась вечность, чтобы попасть в замочную скважину.
Наконец ключ со щелчком повернулся. Девушка прошла через темный коридор и гостиную, услышав, как за спиной у нее захлопнулась дверь. Босые ноги ступали по ковру бесшумно. Флорин вслепую нащупала руку Бена. Он шел за ней — свернул направо, миновал ванную, переступил порог спальни. Еще шаг — и оказался у изножья кровати. Слева высился гардероб, справа — старомодный туалетный столик. Флорин судорожно стиснула пальцы Бена, стараясь унять дрожь.
Или она ждет, что вот сейчас грубиян-механик, воспользовавшись темнотой, швырнет ее на кровать, а потом сбежит, точно дешевый ловелас? Или то, что происходит под покровом тьмы, впоследствии легче забыть?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});