виляя и подпрыгивая на кочках. Володю чуть не выбрасывает за борт и его вовремя ловит Каритский. Мы больше на разговариваем, договорились уже. Только злобно посматриваем друг на друга.
И только старлей очень рад нас видеть. Когда еще выдастся такой прекрасный повод поорать от души. Его долго не отпускает.
— Выыыы! Залупа демонов! Выбля… — он затыкается, секунду обдумывая нашу родословную. — Отрыжка пустыни! Вы даже ссать больше без моего разрешения не пойдете! Каааак, — командир охает и оседает на стул, глубоко дыша. — Что произошло?
— Я заступился за княжича Вяземского, — выступаю вперед, гордо выпячивая грудь. — А остальные уже за меня, у них не было выбора. Группа Эратского сразу же атаковала.
Не то, чтобы это повод гордиться. Но по факту, виноват я. Пройди мы мимо, ничего не случилось бы.
— Дрищи вступились за дрища! Ну прямо героическая драма. Еще и на старших полезли, болезные! Да они бы вас размазали!
— Никак нет, мы побеждали, когда прибыл патруль! — мой голос звонко разносится по спящей базе и я чуть поднимаю плечи от неожиданности.
— Побеждали они… Будете у меня побеждать сортиры до самого отъезда, — озвучивает он мой главный страх. — Так, завтра начинается практика. Устрою я вам практику! Белаторский, отправишься в вонючий патруль. Тьфу, то есть в колхозный. Ты, здоровенный, на склад тяжести таскать. Саницкий, ты у нас лекарь? В лазарет на дежурство по уткам. Остальные на кухню, будете весь день посуду мыть.
Мы возмущенно пыхтим, но конечно же молчим. Мне только Олега жалко, своим приговором я даже доволен. Убраться подальше со слишком оживленной и богатой на приключения базы — это подарок, а не наказание.
Командир обвел нас мутным уставшим взглядом:
— И скажите спасибо, что я у вас такой добрый. Все, свободны.
Приходится его вяло благодарить и отправляться в душ и по койкам. Что за наказание придумали Эратскому, я могу лишь предполагать. Знаю только, что мне это аукнется.
* * *
Смена патруля начинается после обеда. До этого я торчу полдня на солнцепеке у палатки старлея, изображая поплывшую статую. Он постоянно носится туда-сюда и не забывает каждый раз, проходя мимо, грозить мне кулаком и неодобрительно зыркать.
Я перестаю подпитывать себя силой, только когда слышу его приближение. А это слышно издалека. В общем, морозилка неплохо работает и на охлаждение. Тем более у меня есть время настроить ее так, чтобы не отморозить пальцы, как в первый раз.
Жаль только, что сбивается сразу же, стоит отвлечься. Закрепить символ в своей черепушке у меня не получается. Придется обходиться без встроенного кондиционера.
Вторым одаренным в патруль отправляют несчастного Вяземского. Мы встречаемся у ворот и он начинает долго и витиевато извиняться. А потом благодарить. А потом опять извиняться.
Я просто смотрю на него одуревшим от пекла взглядом и молчу. Это помогает и Игнат тоже умолкает, вздохнув напоследок:
— Вот нам не повезло… Почти сразу попасть в вонючий патруль.
— А что за патруль то такой? — заинтересовываюсь запоздало я, будто мне это поможет.
— Тут в окрестностях города много деревень с фермами. Их то наши и зовут колхозами. Что-то они там выращивают, не знаю толком даже что тут растет вообще. И коз держат. Много коз… Ну а тут жара, ветра нет почти. В общем, запах очень специфический. И въедливый.
Боги, и этого тут страшатся? Провонять козьим дерьмом? Разговоров то было…
— Ну и скучно там, — добавляет Игнат. — Целый день болтаться по жаре, от деревни к деревне. Скука и запах. Худшее наказание.
Да это просто подарок судьбы, а не наказание! Ничего не происходит целый день. Великая девятка, спасибо за такой божественный подгон.
— Это вы, значит, наше усиление? — лениво подходит к нам молодой мужик, жуя травинку.
Загорелый, с солнечным прищуром и выгоревшими волосами, как у всех пустынников.
Мы киваем, он вздыхает и указывает на потрепанный низенький джип. Меня немного напрягают глубокие царапины на его боку. Примеряю руку и понимаю, что когти были толщиной в мой палец. Это там козы такие агрессивные?
— Наша старушка успела побывать в пекле, — усмехается пустынник. — Не ссыте, у колхозников ничего страшнее скорпионов не встретишь. Обычных скорпионов, — он показывает пальцами их мизерный размер. — Такие даже не кусаются, так, щекочут.
Он дает знак забираться внутрь и мы продолжаем знакомство в духоте салона. Первый представляется Гришей Жукоедом. Говорит это из-за того, что зубами порвал одной из тварей глотку. А потом долго в лазарете валялся с отравлением. Водителя он кратко называет Молчун и тот полностью оправдывает прозвище, молча нам кивнув.
Через пару часов я проклинаю то, что назвал подарком судьбы. И демоны с ним, с запахом. Он ничто по сравнению с дорогами, по которым мы едем. Они даже не раздолбаны. Просто такое чувство, что их нет. Только намек в виде отличия по цвету.
Пейзажи вокруг унылые и скорбные. Чахлые деревца, голые скалы, плешивые кустарники. Мы постоянно едем в облаке мельчайшей пыли и лицо сразу же покрывается шершавой красноватой коркой.
Задача у нас простая. Приехать в деревню, побродить там, проверить, что все в порядке и поехать к следующей. Местные все, как на подбор, одинаковые. Низкорослые, худые и сморщенные от солнца, как финики. Замотанные с ног до головы в тряпки, когда-то бывшими разноцветными.
Только один раз вижу настоящего здоровяка. До нашего Богдана ему, конечно, полдеревни сожрать надо. Но на контрасте выглядит богатырем. Он оказывается старостой то ли этого поселения, то ли вообще всех деревушек в округе. Он что-то живо рассказывает Жукоеду, а тот лишь изредка посмеивается.
Язык этих местных мы не понимаем. Как объясняет нам пустынник, в Константинополе обучают только языку кочевников, которые живут в самой пустыне. А он тут уже несколько лет, так что сам выучил.
После наступления темноты немного легчает, жара спадает. Но дороги лучше, увы, не становятся. Мы едем без остановки уже довольно долго, от болтанки шея готова сломаться окончательно.
— Скоро встанем на ночь, почти приехали, — утешает Гриша, поворачиваясь к нам. — Дежурство по два часа, по двое. Один ваш, один наш, меняемся через одного. Этот пусть в первую и последнюю идет.
Этот, то есть Игнат, с виду совсем плох. Бледность заметна даже под слоем грязи на лице. Он периодически шипит сквозь зубы, но на вопросы о самочувствии отвечает, что в порядке.
— Те, которые тут живут, самые странные, но принимают нас без проблем, — пустынник кивает на огни впереди. — Встанем перед деревней, там овраг, с другой стороны обрыв, удобная позиция.
Я пытаюсь разглядеть наше ночное пристанище,