Когда стул уперся в мое кресло, я убрала ногу и, наклонившись к девушке, медленно провела руками по ее телу снизу вверх, пока у меня под ладонями не оказались два нежных бугорка.
Она молчала и даже не двигалась. И как будто ждала.
Я отстранилась и принялась стягивать с нее свитер, а она подняла руки, чтобы помочь мне. Под свитером был тонкий топик, который я тоже вознамерилась отправить следом за свитером. Она все так же умилительно помогала мне. Лифчика не было. У нее была очень нежная кожа и пахла, как у ребенка. И сама она выглядела такой беззащитной с обнаженной маленькой грудью и худенькими плечами. Я снова наклонилась и осторожно взяла и выпустила губами ее сосок. Она чуть вздрогнула.
— Не замерзнешь?
— Не… — она все так же почти не двигалась. Я быстро содрала с себя все, что было выше пояса. Невежливо залепив своей одеждой «морду» принтера, я обхватила девушку руками и, потянув к себе, сильно прижала ее тело к своему. Неожиданно она резко задышала.
Меня удивляло, как она себя вела. Как примерная ученица за первой партой в школьном классе. Она пыталась угадать каждое мое движение и желание и старательно выполнить каждое мое «задание».
Заниматься этим на катающихся стульях было, конечно, весело, но не очень удобно. Я кинула на пол штору, на которой летом принимала солнечные ванны во дворике нашей конторы. Было хотя и жестко, но возможности явно расширились. Мне, правда, на удивление самой себе, хватило разума удержаться в этих походных условиях от вторжения в самую интимную часть ее тела. Но вот от вторжения, может быть, в самую нежную часть ее души девушку никто не спас. Как я поняла много позже…
Ей пора было возвращаться домой. Но мы про должали валяться на шторине, и я, довольная, курила.
— Ань, а ты ожидала, что это будет?
— Ну… разве можно быть уверенным…
— Почему ты мне сразу «ответила»?
— А что?.. Не надо было?
— Надо! — Засмеялась я.
— Ну, вот.
— Нет, погоди, а вчера, когда ты меня увидела — то, что?
— В смысле?
— Ну, я была несколько настойчивой, наверное…
— Это точно!
— Что — испугалась?
— Ну… не испугалась… но, как-то…
— А я тебе нравлюсь?
Она улыбнулась:
— Была бы я здесь, если бы не нравилась!
— А как я тебе нравлюсь? Ну, как женщина или…
— Ну, не как мужчина, это точно! — Она мягко засмеялась.
— А в какой момент ты на меня внимание обратила? После того как курить… или в чате, или когда ты в кафик пришла? Ты же первая меня увидела? Млин — тормоз я!
— Тормоз, — она снова улыбнулась. — Раньше.
— В смысле — раньше?
— Да я тебя не раз в этом кафике видела.
— Ка-а-ак?
Она промолчала.
— Мли-и-ин! А я не помню тебя… Я, когда в чате — ничего не замечаю вокруг. А почему не подошла? Хотела? Или нет?
— Хотела.
— Так чего?..
— Я первая не могу. Стеснительная я девушка.
— Ну, ты даешь… И что, так и не подошла бы?
— Наверное, нет. Не знаю…
— И-и-история…
Ей было совсем пора. Мы по-солдатски быстро убрались и покинули поле любви, оставив за собой разруху в комнате.
Спала я сладко.
В понедельник, притопав на службу к полудню, я пинками заставила себя убрать следы вчерашнего пиршества и уселась перед кульманом, тупо глядя на лист. И захотелось позвонить Чуде. Просто захотелось. Наверное, снова бросит трубку.
Но она не бросила.
— С днем рождения, Аня!
— Спасибо.
И тема закрыта.
— Как дела? — Как, словно пытаюсь удержать призрачную ниточку, слабо связывающую меня с ней.
— Хорошо. — Утвердительная такая интонация, но спокойно.
— Правда? Я рада.
Она молчит. Никакого проявления интереса ко мне, конечно. Но ждет. Молча.
— Ань… в конце лета я в Москве буду… Может, все же увидимся?..
— Не увидимся. — Так же спокойно и твердо.
— Не хочешь?..
— У меня планы меняются.
— Как меняются?
— Уезжаю я.
— Из Москвы?? — Да.
— Куда? В Киев?..
— В Киев.
Где-то в глубине грудной клетки стало гулко, как в пустой бочке. Не хочу!
— Ты сегодня будешь в чате?
— Не знаю. У меня работы вал. Всю неделю. С понедельника я в отпуск иду. А потом, вообще, увольняюсь.
«Не-е-ет!!!»
— Аня… Так и — все?..
— Что — все?
— Уезжаешь?? ? — Угу.
— Понятно…
Боже, какая ерунда!! Вот так вот терять то, что и не приобретено даже…
Вот сейчас… трубка прижмет рычаг… и не схватить ее за руку и не удержать! Уедет, и будет жить своей жизнью. Как и жила — без меня. Ей оно НЕ надо. А мне — надо! Почему-то… Но что я могу сделать??
— Аня…
— Ну что? — Ей уже стал надоедать этот бессмысленный телефонный разговор.
— Я люблю тебя.
Молчание.
— А что мне делать?? — Отчаялась я.
— Жить.
— Я без тебя не могу.
— Ир, не говори чепуху! Ладно, все — пока — мне работать надо.
— Хорошо…
— Пока!
— Пока… И. гудки.
«Почему такая боль?? Зачем она?» До того нестерпимо! что хочется вырвать этот жгучий сгусток боли вместе с душой.
Зачем?.. чтобы что-то понять? Что? Один умный мальчик мне сказал — надо уметь умирать метафизически, чтобы не умереть физически. Надо быть готовым умереть — так, чтобы возродиться. Но — зачем? Я не хочу новой жизни — без нее. Мне необходимо! — чтобы в моей жизни она была! Это слабость?..
Я набрала светлогорский номер.
— Да. — Мужской голос, наверное, отец.
— Добрый день, я могу услышать Аню?
— Сейчас.
— Я слышу, как он зовет ее.
— Алло, — ее низкий голос. Красивый.
— Привет. Это Ира.
— Привет!
— Анька, она уезжает!
— Кто?
— Чуда… — зачем я ей это говорю?
Она сделала паузу.
— Куда?
— Из Москвы. В другую страну, вообще. Анька! Я ее теряю!
Молчит.
— Ладно, Ань… — я вздохнула, — извини, гружу тебя… Ты сегодня приедешь?
— Сегодня вряд ли…
— Жаль… Почему? — Только теперь я обратила внимание на дохлые интонации в ее голосе, — как самочувствие?..
— Ниже плинтуса.
— Да ты что? Паршиво, что ли?
— Да, помираю просто. Нельзя мне пить.
— Ну, млин! Надо было мне не водку брать… да?
— Да мне вообще пить нельзя.
— В смысле?
— Да — в смысле — нельзя! Больные мы.
Вот это новости!
— Так зачем же ты пила? Почему не сказала??
Молчит.
— Анька… ну ты даешь.
Молчит.
— Сумасшедшая… И что ты теперь?
— Ну, что… буду жить, если не помру.
— Не помирай!
— Ага… Я завтра приеду.
— Приедешь?
— Приеду.
— Завтра тебе лучше будет?.. А хочешь, я приеду?
— Хочу.
Я вспомнила про вечерний инет с Чудой. Которого не должно быть, но от этого трудно отказаться.
— Хорошо. Давай так. Я тебе еще вечером перезвоню. Если у меня ничего экстремального к этому времени не случится — я приеду. Хорошо?