Читать интересную книгу Трем девушкам кануть - Галина Щербакова

Вторая семья из двухкомнатной квартиры поселилась замечательно. Хозяин квартиры вагоночкой обивал лоджию и рассказывал Юраю все откровенно, как бывшему соседу:

– Я им сразу сказал. Мне обмен не нужен. Меня надо простимулировать, чтоб я с места тронулся.

– А кто это они?

– «Новые русские», – засмеялся хозяин. – Хичники. Им нужен весь этаж. Полностью, чтоб все поломать по-своему к чертовой матери. Я так понимаю. Покупают. Перестраивают по хорошим стандартам и продают уже за другие деньги. В сущности, нормально, если привыкнуть. Привыкнуть, знаешь, к чему трудно? К тому, что у других миллионов, как на тебе сыпи. Обидно. Этот, что приходил… Мужик как мужик, пядей во лбу не видел. В даме той – да… Видна… Пядь… Пальчик иголкой не натыкан. Это я к тому, что она ни к чему в жизни не прикасалась, ни к кастрюле, ни к пеленке. В общем, баба из деловых, но не нашего замеса. Не советского. Может, из эмигрантов?

– Опиши ее.

– Не могу, – засмеялся бывший сосед. – Очки в полморды и матовые к тому же. Шляпа с обвислыми полями до самых очков, а снизу ворот свитера, и она в него подбородком заныривала. Один носик торчит, да и то красный и сопливый. Я ей сказал: «Мадам, разносите заразу». А она в ответ: «У меня аллергия на ДСП. Не надо нервничать».

Третья семья на этаже уехала в Израиль.

Трещат под тобой стены, Юрай, буквально трещат. И не найти концов.

«Что их искать, если они у меня в руках, – думал Юрай. – Я один знаю правду о гибели двух женщин, и они знают, что я знаю! А тут еще некстати всплыла третья – Оля, на что, как теперь говорят, рассчитано не было. Теперь пребывание в живых Юрая и полуживого Михайлы – вещь для них опасная. Никогда же нельзя сбрасывать со счетов, даже в наше паскудное время, что может возникнуть некий ретивый законник, которому захочется пойти по ниточке от Оли назад. И тогда – хочешь не хочешь – выйдешь на Михайлу, а за ним кто? Он, Юрай нашего времени. Спросите его! В свое время Леон о еще живой и веселой девочке Оле сказал, что за дальнейшее ее благополучие он не поручился бы ни за что. И как в воду глядел. Вот я теперь… что такое, например, дырочка в его полу? Предупреждение? Неслучившаяся попытка? Прямо „Пестрая лента“, а не жизнь».

Юрай пошел к Леону, чтобы рассказать ему все. Как всегда, Леон слушал с закрытыми глазами.

– Напрасно они так всполошились, – вздохнул он. – Атавистический страх перед возможным наказанием. Дураки. Они еще думают, что закон где-то есть, – закона, Юрай, нет уже нигде. Никто не будет связывать Олю с теми старыми смертями, даже если это очень нетрудно. Старая система правосудия рухнула, новой нет, и когда еще будет, есть куча времянок права, которых снести ничего не стоит. Ничего не будет, Юрай. Ничего. Оля канет, как канули и те женщины. А вот твоя жизнь, жизнь Михайлы, твоей мамы, даже новой твоей знакомой Марьи Николаевны в одночасье стала опасной. Потому что твоя сладкая парочка хоть и знает цену времени и людям и держит, как я понимаю, все под контролем, но спать будут крепче без тебя, Юрай, в первую голову. Исчезни, сынок, исчезни с поля их игры. Напиши в ЖЭК заявление, что тебя просверлили, спусти дело на уровень идиотии рабочего класса, это их успокоит. Базарь по поводу дырки в полу. Базарь!

– И говно, между прочим, – добавил Юрай.

– Ни за что! – ответил Леон. – Только дырка. Только халтура в работе.

– А дальше? – спросил Юрай. – Дальше?

– Уезжай, если можешь. Уезжай. На Руси человек сроду ничего не стоил. А последние десятилетия мы вообще чемпионы по искоренению человеческой породы. Меняются только способы и причины, а суть неизменна… Убить, что плюнуть…

– Как же ты можешь работать в этой системе?

– Я ученый, Юрай. Как тема «Государственное уничтожение народа» ничуть не хуже всякой другой. В конце концов, погубили же мы воды… Леса… Зверье… Если мы уничтожим друг друга – то есть сами себя – это будет просто милосердно по отношению к другим народам. Юрай! Никому в этой стране нет дела до конкретной убитой девочки, замученного мальчика, затравленной старухи. Мы давно живем в крови по горло. Это наша среда обитания. И каждый спасается в одиночку. Спасайся, Юрай, изображая из себя дурака и недоумка.

– А зачем я ходил к Марье Николаевне?

– Ты смотрел, как может обменяться квартира твоего типа. Сходи к ней с рулеткой. Вымеряй балкон и ширину подоконников. Скажи, что будешь разводить комнатные помидоры. Юрай! В нашей стране выживают простейшие. Стань им.

Дырку в полу Юрай залепил пластилином, а сверху прилепил старый пятак. В случае чего сковырнуть и проткнуть легко, хоть с той, хоть с этой стороны.

На заявление же в ЖЭК была прелюбопытнейшая реакция. Пришел работяга и стал объясняться с оттенком извинения, что в тот самый день вместо него работал «малец», а он – работяга – ходил на флюорографию, потому что без нее ему серные пробки из ушей не выковыривают, а он уже почти совсем оглухел, хотя организм уха здоровый, просто пробки, и при чем тут эта флюорография долбаная.

– Вот объясните мне, вы человек грамотный. А мальца занесло, понимаешь, по дури… Не то сверло взял… Глупый…

– Пришли его ко мне, я ему уши надеру, – попросил Юрай.

– Уже нету, – ответил работяга. – Весенний призыв.

– Так ведь еще рано! – воскликнул Юрай.

– Не рано, нет, – таинственно сказал работяга и со значением посмотрел на Юрая, что надо было понимать: армия экстренно нуждалась в мальце. Необходимость просверлить в обороне случайные дырки возросла и воскрепла. Вот Родина и позвала сына.

* * *

Когда Юрай вернулся домой с работы, к двери была прислонена металлическая табличка «Не стой под стрелой – убьет». В дырочке от гвоздя темнела черная муаровая ленточка.

«От шляпы», – подумал Юрай и, наматывая ленточку на палец, твердо решил: он в этой истории ставит точку. Они ему – никто. Канувшие девушки. С одной когда-то там учился (и не очень любил, между прочим), с другой однажды в поезде выпил рюмашку водки, третью не знал вообще.

Он не жаждет справедливости. Он ее также не алчет. Он знает, что хотеть этого себе дороже. Случай с Михайлой тому доказательство. Правды не найдешь, а почки хорошему человеку с места сдвинешь. Он только письмо от мамы успел получить, а уже некий натренированный по отверстиям малец влез к нему со сверлом. Да! Может, он мнительный психопат, все может быть – такая жизнь и гипертоническая наследственность, способствующая нервности. Может, может… Но под стрелу он больше не встанет. Все!

В этот день и по работе у него шла плохая сводка. Сплошные немотивированные убийства.

Делая обзор, он даже прибавил в конце, что вся так называемая немотивированность подчинена бывает жесточайшей логике, просто к этой логике надо подступаться иначе, с другим инструментом, а может, и с другими мозгами.

* * *

Как это обычно и происходит, именно не самые удачные выражения бывают услышаны и прочитаны. Пошли звонки в редакцию насчет «других мозгов». Что, мол, имеет в виду автор? Чем наши мозги хуже? И где находятся другие? Лучшие?

Главный редактор отругал:

– Не задевай без нужды народ. Такая напряженка. Люди обижаются… И ты не прав. Мозги – они у всех одинаковы, вот техники ловить преступников нет. Колеса лысые, рации шипят… Мы же отсталое общество! Бедуины…

Пришло письмо и от мамы. Дело Оли Кравцовой закрыли, потому что никаких концов в нем не нашли. Ясно, что была отравлена еще летом и завалена в неглубоком шурфе, а весной водой бедную девушку вымыло. На горе родителям. Пусть бы лучше думали, что она живая сволочь и просто не пишет, чем мертвая хорошая дочь. Мама спрашивала, как здоровье у Михайлы, советовала обратиться к экстрасенсам, особой веры в них, конечно, нет, но хуже не будет. Руками – это не ножиком. «Надо к нему съездить, – решил Юрай. – Прямо в воскресенье». Набрал разных соков, красивеньких нарезанных колбасок, положил свитер, который ему был маловат с самого начала, но он тогда не удержался, купил из-за сочетания любимых цветов – серого и черного. И свитер ему шел, как смеялись приятели: «Он тебя умнит». Но – что поделаешь? – под мышками тянуло. Михайла в плечах поуже, да и худой он сейчас, как смерть.

* * *

В деревне Юрая ожидала страшная новость: Михайлы уже недели две как не было в живых. Пьяный, он напоролся на вилы и так и умер с кишками наружу без людей и помощи.

– Как пьяный? – не понял Юрай. – Он же непьющий!

– Ну да! – сказала старуха, у которой Михайло снимал угол. – Как же! Непьющий! Да где такие на нашей земле? Целую бутылку высосал? Вся морда, прости меня, грешную, водкой была залита, уже, значит, внутрь не помещалась, так он глаза заливал прямым образом.

Старуха говорила с ненавистью, потому что пустила Михайлу при обязательном условии трезвости, а оказалось – он как все. Еще хуже.

– На работе, значит, насасывался, а у меня под образами отлеживался. Чтоб я еще кого пустила…