Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О Нещеретовe по столицe ходило много анекдотовъ. Въ прежнiя времена ихъ охотно повторялъ и самъ Семенъ Исидоровичъ. Теперь это было ему непрiятно и, слушая такiе разсказы, онъ снисходительно смeялся, а затeмъ увeренно заключалъ: "Разумeется, это вздоръ! Нещеретовъ культурнeйшiй человeкъ, европеецъ въ полномъ смыслe слова. Однако, se non e` vero"...
Нещеретовъ и въ самомъ дeлe былъ европейцемъ. Происхожденiя онъ былъ довольно темнаго, {174} но говорилъ прилично на трехъ языкахъ, прекрасно одeвался, брилъ усы и бороду, занимался боксомъ, фехтованiемъ и другими видами спорта, мало принятыми въ Россiи. "Нeтъ, плохого ничего нeтъ. Это во всякомъ случаe человeкъ съ большими достоинствами"...-- неувeренно думалъ Кременецкiй.-- "Да, конечно, онъ страшно богатъ, но, слава Богу, я не продаю Мусю... Мы выше злобствованiй разныхъ клеветниковъ и завистниковъ, на нихъ нечего обращать вниманiе. Муся и сама не бeдна. Хотя, конечно, что такое ея приданое по сравненiю съ этимъ сказочнымъ богатствомъ"...
Кременецкiй разсчитывалъ дать дочери въ приданое сто тысячъ рублей, а, если она выйдетъ еще не скоро, то и двeсти,-- разумeется не такъ, просто, наличными на руки мужу, а закрeпивъ и обезпечивъ за Мусей деньги. Это была немалая сумма, и доходъ съ нея могъ быть прекраснымъ подспорьемъ для молодой четы. Семенъ Исидоровичъ съ гордостью вспоминалъ, что самъ онъ женился, ничего не имeя, на дeвушкe безъ состоянiя,-- вначалe имъ приходилось довольно туго. "Да, прекрасное подспорье, но жить на это нельзя, по крайней мeрe такъ, какъ Муся привыкла жить у меня",-- подумалъ онъ, хотя, собственно, Муся не могла привыкнуть у него къ роскошной жизни: Семенъ Исидоровичъ еще не очень давно былъ небогатымъ человeкомъ; его образъ жизни лишь въ послeднiе годы сталъ быстро мeняться въ сторону все большей роскоши. Никоновъ острилъ даже, что къ сорокапятилeтiю Тамары Матвeевны мужъ купилъ ей фамильное серебро,-- эта шутка стоила бы должности Григорiю Ивановичу, если-бъ стала извeстна его патрону. "Для Нещеретова и сто, и двeсти тысячъ ровно ничего не составляютъ. Ему, разумeется, ничего не надо {175} было бы дать, просто смeшно было бы",-- сказалъ себe Кременецкiй. Но это соображенiе не имeло для него значенiя: Семенъ Исидоровичъ не былъ скупъ. "Да, безспорно Нещеретовъ замeчательный человeкъ... Онъ будетъ когда-нибудь министромъ и, быть можетъ, скоро... Чeмъ теперь чортъ не шутитъ!"
Нещеретовъ держался значительно болeе правыхъ взглядовъ, чeмъ Семенъ Исидоровичъ. Однако это обстоятельство было скорeе прiятно Кременецкому. Онъ даже хотeлъ бы, чтобы его зять дeлалъ "бюрократическую карьеру". У нeкоторыхъ людей, близкихъ по кругу и по взглядамъ Семену Исидоровичу, были родственники съ немалымъ служебнымъ и даже придворнымъ положенiемъ, но родство съ ними только увеличивало престижъ этихъ людей.
"Разумeется, не въ деньгахъ счастье и Муся нуждаться у меня не будетъ... Главное, чтобъ они понравились другъ другу... Но развe такой ребенокъ, какъ Муся, можетъ знать цeну людямъ, можетъ разбираться въ чувствахъ?.. И развe она понимаетъ, какъ скрашиваетъ жизнь богатство",-думалъ Кременецкiй съ легкой, чуть-горькой, чуть-растроганной, улыбкой человeка, который не отказался отъ идеаловъ молодости, но, умудренный жизнью, научился дeлать къ нимъ поправки. Хотя Семенъ Исидоровичъ часто съ умиленiемъ говорилъ о золотыхъ дняхъ юности и о радужной веснe жизни, онъ былъ теперь гораздо самоувeреннeе и потому счастливeе, чeмъ въ молодые годы. Искренно любя дочь, Кременецкiй не могъ не желать ей выйти замужъ за богача. "Конечно, все это въ сущности еще вилами по водe писано... Муся для него приличная партiя и только. Можетъ, онъ княжну ищетъ",-- съ непрiязненнымъ чувствомъ подумалъ Семенъ Исидоровичъ.-- {176} "Отъ обeда онъ, конечно, не откажется... А вдругъ откажется?" -- мелькнула у него тревожная мысль. Очень это досадно, что онъ какъ разъ уeхалъ въ Москву, когда у насъ былъ раутъ... Нeтъ, отъ обeда онъ не можетъ отказаться"...
Эти соображенiя и то, что въ связи съ ними требовалось дeлать, были непрiятны Кременецкому: такъ все это не походило на его обычныя мысли и занятiя. Посовeтоваться было не съ кeмъ. Тамара Матвeевна знала о планахъ мужа, думала о нихъ точно такими же мыслями, какъ онъ, и умилялась, что столь замeчательный человeкъ входитъ въ дeла, вполнe доступныя ея собственному разуму. Она первая и навела мужа на эти мысли, сказавъ ему вскользь послe какого-го вечера, что Муся, кажется, очень нравится Нещеретову. По настоящему они, однако, объ этихъ планахъ никогда не говорили.
Дня за два до того Кременецкимъ во время обeда принесли отъ Нещеретова билеты на концертъ, устраиваемый въ пользу благотворительнаго общества, во главe котораго онъ стоялъ. Тамара Матвeевна такъ поспeшно и съ такимъ значительнымъ видомъ предложила послать двeсти рублей, что Семенъ Исидоровичъ почувствовалъ нeкоторую неловкость. Обычно въ подобныхъ случаяхъ они давали отъ десяти до пятидесяти рублей, въ зависимости отъ того, кто присылалъ билеты. Кременецкiй, однако, немедленно согласился съ женой, быстро перевелъ разговоръ на другой предметъ и послe завтрака, не глядя на Тамару Матвeевну, далъ ей для отсылки двe сторублевыхъ ассигнацiи.
Муся лишь чуть замeтно улыбнулась при этомъ разговорe. Ей родители о замужествe вообще никогда не говорили. У нихъ давно было рeшено, {177} что, если заговорить съ Мусей о томъ, какъ выдать ее замужъ, то произойдетъ нeчто страшное, -- настолько далека дeвочка отъ такихъ мыслей. Въ дeйствительности Муся немедленно догадывалась о семейныхъ планахъ, но не показывала вида, что догадывается: такъ было удобнeе и спокойнeе. Она очень трезво съ разныхъ сторонъ обдумывала всякую намeчавшуюся у родителей комбинацiю. Нещеретовъ не нравился ей, и не былъ ей противенъ. Однако эти планы сразу показались Мусe несерьезными, и она почти не остановилась на нихъ въ воображенiи. Ей даже захотeлось было сказать отцу, чтобы онъ не тратилъ даромъ времени. Но такое замeчанiе очевидно открыло бы возможность разныхъ ненужныхъ и непрiятныхъ разговоровъ и сразу вывело бы ее изъ удобной роли дeвочки, стоящей безконечно далеко отъ подобныхъ дeлъ. Муся ничего не сказала.
XXVII.
Сани съeхали на мостъ, стукъ копытъ лошадей сталъ звучные и отчетливeе. Подуло холодомъ. Семенъ Исидоровичъ, ежась и прижимая руки къ груди, плотнeе запахнулъ шубу и окинулъ взглядомъ сверкавшiе огнями дворцы, испытывая, какъ всегда, привычное петербуржцамъ чувство гордости столицей и Невою. Кременецкiй жилъ въ большой квартирe, въ одной изъ хорошихъ частей города, но мечтой его было поселиться на набережной въ собственномъ домe. Лeтъ черезъ пять эта мечта могла осуществиться: дeла Семена Исидоровича шли все лучше. Мысли Кременецкаго перешли на новый предметъ, на дeло о смерти Фишера, которое очень его занимало. До {178} врученiя Загряцкому обвинительнаго акта было далеко, вопросъ о защитникe еще и не ставился. Семенъ Исидоровичъ достаточно часто выступалъ въ сенсацiонныхъ процессахъ. Но почему-то это дeло чрезвычайно его увлекало. Улики противъ Загряцкаго, извeстныя Кременецкому изъ газетныхъ сообщенiй, казались ему не слишкомъ тяжелыми. При чтенiя газетъ у Семена Исидоровича невольно складывался планъ защиты. Въ послeднiе дни онъ не разъ подолгу возвращался мысленно къ этому дeлу, точно Загряцкiй уже пригласилъ его въ защитники. Въ жизни Кременецкаго, какъ у многихъ дeловыхъ и занятыхъ людей, праздныя мечтанiя занимали немало мeста.
Большая публика, постоянно встрeчая имя Кременецкаго въ газетахъ, относила Семена Исидоровича къ верхамъ столичной адвокатуры. Въ адвокатскихъ кругахъ, однако, знали, что онъ къ настоящимъ верхамъ не принадлежитъ и, конечно, никогда принадлежать не будетъ. Наиболeе заслуженные, выдающiеся адвокаты считали его краснорeчiе нeсколько провинцiальнымъ по тону и относились къ нему иронически. Но одно свойство его таланта,-- мастерство и блескъ характеристикъ,-- признавали всe второстепенные адвокаты. Семенъ Исидоровичъ очень любилъ свою признанную особенность и порою, въ застольныхъ рeчахъ или въ разговорахъ, скромно вскользь упоминалъ о своихъ "судебныхъ характеристикахъ, къ которымъ такъ незаслуженно-благосклонно относятся товарищи, равно какъ и нeкоторые наши виднeйшiе судьи, мнeнiе которыхъ мнe особенно дорого". Или говорилъ о томъ, что онъ "обычно,-- по крайней мeрe въ лучшихъ своихъ дeлахъ -- исходилъ не столько изъ фактовъ, сколько изъ образовъ". Этихъ образовъ онъ собственно почти не выдумывалъ, онъ какъ-то безсознательно ихъ {179} заимствовалъ изъ неизвeстно кeмъ составленной сокровищницы, къ которой имeлъ доступъ.
Такъ и при первомъ знакомствe съ дeломъ Загряцкаго образы у Семена Исидоровича намeтились сами собой и мгновенно облеклись въ надлежащую словесную форму. Загряцкiй былъ "выходецъ отжившаго класса, человeкъ ушибленный жизнью, однако не лишенный благородныхъ зачатковъ, слабый, безвольный, безхарактерный тунеядецъ -- да, если угодно, туне-ядецъ, господа присяжные, въ самомъ буквальномъ смыслe этого стараго, прекраснаго нашего слова, человeкъ втунe вкушающiй хлeбъ, втунe коротающiй никому ненужные дни, человeкъ втунe живущiй, не знающiй цeли жизни, чуждый ея высшимъ запросамъ, -- но не убiйца, нeтъ, не убiйца, кто угодно, что угодно, но не убiйца, нeтъ -- и тысячу разъ нeтъ, господа судьи, господа присяжные засeдатели!"... Противоположностью Загряцкому былъ Фишеръ, "энергичный, самоувeренный, боевой дeлецъ, стрэгльфорлайферъ западной складки, европеизированный или точнeе американизированный Колупаевъ, старый русскiй Колупаевъ въ новомъ видe, выбритый, надушенный, отесанный, но зато и лишившiйся того немногаго, что было цeнно, что было привлекательно въ Колупаевыхъ и Разуваевыхъ,-- ихъ здоровья, ихъ силы, происходящей отъ близости къ толщe народной,-- да, надвигающiйся на насъ, грозный, интернацiональный, и чуть было не сказалъ -космическiй, Колупаевъ, скрывающiй подъ безукоризненнымъ фракомъ, подъ бeлоснeжной манишкой гдe-то въ глубинe заложенный очагъ душевнаго гнiенiя"... Все это предполагалось ярко развить и разработать. Загряцкiй былъ "чичероне Фишера въ вихрe столичнаго разгула, въ пьяномъ угарe кутежей, своего рода Виргилiй при этомъ малопривлекательномъ {180} Данте",-- съ горькой усмeшкой говорилъ на судe Кременецкiй,-- "да простить мнe неподобающее сравненiе тeнь великаго поэта"...
- Истребитель - Марк Алданов - Русская классическая проза
- Все огни — огонь - Хулио Кортасар - Русская классическая проза
- Святая простота. Рассказы о праведниках - Владимир Михайлович Зоберн - Прочая религиозная литература / Русская классическая проза
- Две пасхи - Пантелеймон Романов - Русская классическая проза
- Шура. Париж 1924 – 1926 - Нермин Безмен - Русская классическая проза