Чак?
Финк. Да?
Фанни. Через несколько дней я иду в суд. Я и одиннадцать ребят.
Финк (смотрит на нее с удивлением). Ну. Фанни. Нет смысла обманывать себя. Они нас посадят.
Финк. Да, я знаю.
Фанни. Если мы не найдем деньги на борьбу с ними.
Финк. Ну да. Но денег нет. Что об этом думать? (Короткое молчание. Он продолжает прерванное занятие.)
Фанни (шепотом). Чак… думаешь, она нас слышит?
Чак (глядя на дверь спальни). Нет.
Фанни. Ее обвиняют в убийстве.
Финк. Ага.
Фанни. Человек, которого она убила, был миллионером.
Финк. Верно.
Фанни. Полагаю, члены его семьи хотели бы знать, где она.
Финк (поднял голову, смотрит на нее). Ты о чем?
Фанни. Я тут подумала — если им скажут, где она прячется, они с радостью заплатят вознаграждение.
Финк (угрожающе наступает на нее). Мерзавка… ты что, пытаешься…
Фанни (не двигаясь). Возможно, пятьсот долларов.
Финк (замирая). Что?
Фанни (не двигаясь). Возможно, пятьсот долларов.
Финк. Ах ты, тварь! Заткнись, пока я тебя не прикончил! (Тишина. Он начинает раздеваться. Затем.) Фанни…
Фанни. Да?
Финк. Думаешь, они отстегнули бы пять тысяч?
Фанни. Не сомневаюсь. Люди платят больше этого за обыкновенных похитителей.
Финк. Да заткнись же ты! (Тишина. Он продолжает раздеваться.)
Фанни. Тюрьма и я, Чак. Месяца, может, годы в тюрьме.
Финк. Ну да.
Фанни. И остальные тоже. Бад, и Пинки, и Мэри, и остальные. Твои друзья. Твои товарищи. (Он замирает.) Они нужны тебе. Они нужны делу. Двенадцать лидеров.
Финк. Да…
Фанни. С пятью тысячами мы наняли бы лучшего нью-йоркского адвоката. Он бы выиграл дело… И нам не пришлось бы уезжать отсюда. Нам не пришлось бы волноваться. Ты сможешь продолжать служить своему великому делу… (Он не отвечает.) Подумай о двенадцати людях, которых ты отправляешь за решетку… двенадцать за одну, Чак. (Он не отвечает.) Подумай о своем долге перед миллионами братьев. Миллион за одну, Чак. (Тишина.)
Финк. Фанни..
Фанни. Да?
Финк. Как мы это сделаем?
Фанни. Легко. Мы уходим, пока она спит. Бежим в полицейский участок. Возвращаемся с копами. Легко. Финк. А если она услышит?
Фанни. Она не услышит. Но нам надо поторопиться. (Идет к двери. Он останавливает ее.)
Финк (шепотом). Она услышит, как скрипнет дверь. (Показывает на окно.) Сюда…
Они выскальзывают в окно. Комната остается пустой лишь на секунду. Потом дверь в спальню открывается. Кэй Гонда стоит на пороге. Она стоит там несколько секунд, затем проходит через комнату к двери и выходит, оставив дверь открытой.
Занавес
Сцена 3
На сцене письмо, написанное четким, уверенным почерком:
«Дорогая мисс Гонда!
Я неизвестный художник. Но я знаю, до каких высот смогу подняться ведь у меня есть святое знамя, которое не может упасть! Это знамя — Вы. Я не написал ни одной картины, на которой не были бы изображены Вы. Вы, как богиня, стоите на каждом моем холсте. Я никогда не видел Вас вживую. Мне это и не нужно. Я могу нарисовать Ваше лицо с закрытыми глазами. Потому что моя душа, это только зеркало, в котором отражаетесь Вы. Однажды Вы еще услышите, как обо мне заговорят. А пока примите первую дань от Вашего преданного слуги — Дуайта Лэнгли.
…Нормандия-авеню, Лос-Анджелес, Калифорния».
Гаснет свет, экран исчезает, и на сцене мастерская Дуайта Лэнгли. Это большая комната, вульгарно обставленная, интерьер производит впечатление театральной декорации. Сзади в центре большое окно, за которым темное небо и темные верхушки деревьев; слева дверь на улицу, на правой стене в глубине дверь в другую комнату. Множество живописных полотен и набросков развешены по стенам, стоят на мольбертах и лежат на полу; все это портреты Кэй Гонды — головные портреты, фигуры, портреты в современной одежде и в причудливых нарядах, обнаженная натура. Комната заполнена разнообразным сбродом; здесь мужчины и женщины во всевозможных видах одежды от фраков и вечерних платьев до пижам и обносков, демонстрирующих финансовые затруднения их владельцев. Всех присутствующих объединяет только одно — стакан в руке, и по всему видно, что они уже из него порядочно отхлебнули.
Дуайт Лэнгли лежит вытянувшись на диване; он молод, красив, со смуглым лицом, темными встрепанными волосами и надменной неотразимой улыбкой. Юнис Хэммонд держится в стороне от гостей, ее глаза беспрестанно с беспокойством обращаются к Лэнгли; это красивая молодая женщина, тихая, неразговорчивая, одета в изящное черное платье, явно более дорогое, чем одежда остальных присутствующих.
Когда зажигается свет, все гости поднимают бокалы в ответ на возвышенный тост за Лэнгли; сквозь их голоса пробивается сиплая музыка из радиоприемника.
Мужчина в костюме. За Лэнни!
Мужчина в свитере. За Дуайта Лэнгли Калифорнийского!
Женщина в вечернем платье. За победителя и лучшего из нас пьют веселые проигравшие!
Джентльмен с трагическим лицом. За величайшего художника всех времен!
Лэнгли (встает и делает благодарственный жест рукой, лаконично). Благодарю.
Юнис (протягивая к нему свой бокал, нежным шепотом). За тот день, о котором мы так давно мечтаем, дорогой.
Лэнгли (оборачиваясь на нее, равнодушно). А… да-да…
Чокается с ней, не глядя.
Женщина в шароварах (обращаясь к ней). Не пытайся прибрать его к рукам, Юнис. И не пытайся. Отныне Дуайт Лэнгли — достояние всего мира!
Женщина в вечернем платье. Ни в коем случае не хочу умалять заслуги Лэнни, но должна сказать, что для величайшей выставки десятилетия это было слабовато. Два-три холста с идеей, но остальные бездарности в наше время имеют наглость такое выставлять…
Женоподобный молодой человек. Боже мой! Это просто хлам!
Мужчина в костюме. Но Лэнни их всех сделал! Первая премия десятилетия!
Лэнгли (без тени смущения). Тебя это удивляет?
Джентльмен с трагическим лицом. Потому что Лэнни гений!
Женоподобный молодой человек. Абсолютно согласен! Настоящий гений!
Лэнгли идет к буфету, чтобы наполнить свой бокал. Юнис, которая оказывается рядом с ним, всовывает свою руку в его.
Юнис (тихо, с нежностью). Дуайт, мы и минуты не были наедине, и я не могла тебя поздравить. Но я хочу сказать это сегодня. Я слишком счастлива, слишком горда тобой, чтобы это выразить, но я хочу, чтобы ты понял… мой любимый… как много это для меня значит.
Лэнгли (отодвигая ее руку, равнодушно). Спасибо.
Юнис. Я не могу не думать о прошедших годах. Помнить, временами смелость оставляла тебя, а я говорила тебе о твоем будущем и…
Лэнгли. Не надо теперь об этом, ладно?
Юнис (стараясь рассмеяться). Не надо. Я знаю. Это ужасно дурной тон. (Не удержавшись.) Но я ничего не могу поделать. Я люблю тебя.
Лэнгли. Я знаю. (Отходит от нее.)
Блондинка (сидя на диване рядом с женщиной в шароварах). Иди к нам, Лэнни! Кому еще посчастливится побыть с настоящим гением!
Лэнгли (усаживается на диван между двумя женщинами). Привет.
Женщина в шароварах (обнимая его за плечи). Лэнгли я не могу забыть тот твой холст. Я все еще вижу его перед глазами. Эта проклятая вещица не дает мне покоя.
Лэнгли (покровительственно). Тебе понравилась?
Женщина в шароварах. Я в нее влюбилась. Ну и названия ты даешь! Как же она называлась? Надежда. Вера или Милость? Нет. Подожди-ка. Свобода, Равенство или…
Лэнгли. «Честность».
Женщина в шароварах. Точно. «Честность». Но что же ты, дорогой, имел в виду?
Лэнгли. Не пытайся понять.
Мужчина в костюме. Но эта женщина! Женщина с твоей картины, Лэнгли! Друг мой, это высокое произведение искусства!