По тому, как горячо убеждала меня Катерина, и поняла, что в презумпцию невиновности она верит еще меньше, чем в таланты милиционеров, и своими словами лишь пытается себя же подбодрить. Высказывать вслух подобную крамолу и, разумеется, не осмелилась, да и бесполезное это занятие, по правде сказать!
— Короче, Санчо, готовься! — подвела итог разговору Катька и, таинственно понизив голос, поделилась планами: — Под покровом темноты будем действовать.
Я зябко передернула плечами — тащить труп здоровенного американца, да еще под покровом темноты! Не слишком привлекательная перспектива. А как его через забор переносить? А как в дом проникнуть? «Вот пусть Катька и ломает голову над технической стороной дела! В конце концов, это ее идея», — злясь, решила я. Однако злилась я вовсе не на подругу, а на себя, на свой чересчур мягкий характер и неумение вовремя сказать простое слово «нет». Если не вдаваться в подробности — кто из моих предков кого, когда и на чьей территории, — то по паспорту я русская. И если вдруг врагам придет в голову отломить меня и начать пытать, ругаться я буду тоже по-русски. Из этого следует, что русский язык мне близок. Но соотечественники (и Катька в том числе) меня не понимают. Я умею выговаривать труднопроизносимые слова: коллаборационист, пенитенциарный и: «Я дико извиняюсь, но не могли бы вы оплатить ваш проезд из своего кармана». И только слово «нет», такое простое и повседневное, всегда дается мне с трудом, что, несомненно, портит мою жизнь, а порой приводит к настоящим трагедиям. Помню, задолго до нашего с Катериной переезда в просторный загородный дом, когда я жила в малогабаритной «хрущобе», под моей ванной стало течь. Несколько дней я упорно вытирала воду тряпкой, но лужа появлялась снова. Пытливый ум настоятельно требовал выяснить суть протечки, и я попробовала не пользоваться ванной, сколько выдержу. Выдержала пятнадцать часов, но сути таки и не поняла. Лужа, как в мультике про Кентервилльское привидение, возникала снова и снова, подталкивая меня к серьезному нервному стрессу. Вскоре стало очевидно, что визита Виктора Ивановича мне не избежать. Иваныч был квалифицированным сантехником, пьющим профессионально. Поблажек он себе не давал — трезвым его никто никогда не видел. Я старалась выстроить свой быт таким образом, чтобы свести встречи с Виктором Ивановичем к минимуму. Но лужа под ванной настойчиво требовала свидания с сантехником, и я, сжав волю в кулак, позвонила в ДЭЗ.
Виктор Иванович качался над загадочной лужей недолго, но зеркало в ванной успело запотеть. Иваныч, пропуская все гласные (вероятно, с целью экономии сил), сообщил мне одними согласными, что намерен пробить в стене дырку. Я попыталась что-то слабо вякнуть, в том смысле, что стена, возможно, мне еще пригодится в дальнейшей жизни. Иваныч аргументу не внял и жестко ответил:
— Рнтгн сквзстн.
Это означало: «Рентгена у меня нет, сквозь стены я вижу плохо, поэтому причины протечки Пуду устранять путем хирургического вмешательства». После вынесения приговора Иваныч извлек из потрепанного картонного чемодана тяжелый металлический предмет, отдаленно напоминавший гибрид молотка и лома, указал им на предполагаемое место вскрытия внизу кафельной композиции, размахнулся и… долбанул совершенно в другое место. Потом еще пару раз, и опять в иные точки. Кафель покрылся затейливой сетью трещин, кое-где осыпался, а с последним ударом упал и сам Иваныч.
Лежа на полу ванной, Иваныч издал радостно-изумленное «Кр-р бтвмт», извещающее о его внезапном открытии. Оказалось, что под ванной была сложная конфигурация из шланга от стиральной машины и какого-то кранчика, пристроенного бог знает кем и с «хрн знт зчм». Кранчик следовало просто закрутить. А еще — положить новый кафель.
— Как ты могла допустить этот вандализм?!
Еще каких-нибудь тридцать-сорок лет, и этот кафель считался бы антиквариатом! — возмущалась Катерина, скорбно поглаживая остатки плитки с переведенными на них медведями, смутно похожими на олимпийского мишку. — Это же не просто кафель, — продолжала бушевать подруга, — это фрески прошлого столетия, Саня! Мой тебе совет: научись говорить НЕТ. Ты же не пещерный человек, не неандерталец, а гомо сапиенс. А это звучит гордо! Нет, ты скажи, Саныч, ты ощущаешь, как гордо звучишь?
— Ощущаю, — вяло ответствовала я и не без внутренней дрожи приступила к ремонту ванной, твердо пообещав себе с первого числа следующего месяца начать говорить «нет» всем, кто посягнет… посягнет… словом, посягнет. Месяцы сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой, но это важное слово я так и не научилась выговаривать, и данный факт до сих пор сильно осложняет мою жизнь. Если бы мне удалось настоять на своем, вызвать милицию и чистосердечно признаться, что появление трупа Макферсона стало для нас полной неожиданностью, то не пришлось бы, стуча зубами и цепенея от мысли о присутствии покойника в доме, дожидаться наступления покрова темноты.
Телефонный звонок прозвучал, нет, не как выстрел, а как атомный взрыв. Мы с Катериной в немом ужасе уставились на миниатюрный аппарат, ожидая от него любой пакости. По всему видать, подруга не собиралась брать трубку. Тяжело вздохнув, я обреченно выдохнула в эфир:
— Да…
— Привет, Сан Саныч!
Еще никогда в жизни я не была так рада слышать своего несостоявшегося жениха. И хотя голос Александрова звучал подозрительно напряженно, выражение счастья разлилось у меня по лицу, и я радостно гаркнула:
— Сашка! Вот здорово, что ты позвонил! Мы по тебе так соскучились!
Катерина тут же соорудила зверское лицо. Ей явно хотелось сказать: мол, по влюбленному следователю она вовсе не скучает и видеть его никакого желания не имеет. Поскольку ее желание в корне не совпадало с моим (я-то как раз от встречи с Сашкой не отказалась бы, равно как и от его профессиональной помощи), я с еще большим энтузиазмом заговорила с Александровым:
— Ну, рассказывай, как служба? Много «глухарей» раскрыл? Небось в героях ходишь. Когда повышение отмечать будем?
Должно быть, с энтузиазмом вышел перебор, потому что Сашка затих минут на пять, а потом прежним, следовательским, голосом спросил:
— Ты как себя чувствуешь, Александра?
После этого вопроса в моей голове началась настоящая паника. Дело не в самом вопросе, а в том, что Сашка назвал меня полным именем. Такое обыкновенно случалось, когда мы с Катериной попадали в очередную малопривлекательную историю, которая без Сашкиного вмешательства грозила окрасить нашу жизнь в серые тона и замкнуть пространство в тесные размеры стандартной камеры.
Все-таки удивительно, как профессия влияет на человека! Бухгалтер, к примеру, сводит дебет с кредитом даже в собственном кошельке, врач лечит членов своей семьи, доводя их до истерики требованиями соблюдать гигиену в быту, учителя с упорством маньяков воспитывают даже хомяков, внушая им прописные педагогические истины… А следователи… Что ж, они готовы расследовать не только преступления против отдельно взятой личности, но и кропотливо изучать молекулярный состав пищи, поданной им на обед в «корпоративной» столовой. Я поубавила эмоции и почти равнодушным голосом ответила:
— Да нормально чувствую.
— И печень не беспокоит? — продолжал допытываться Александров.