Королевич сидел прямо на земле, привалившись к верстовому столбу. На верхушке столба ветер трепал наклеенный листок бумаги: грубо намалеванный портрет Алевтины с подписью: “Внимание! Разыскивается пропавшая царевна!”. Такие листки Елисей встречал во всех городах — и уже даже радовался им, потому как милые черты возлюбленной постепенно стирались вовсе из памяти, вытесненные усталостью и отчаянием.
Обращался он к своему коню, мирно щиплющему травку рядом. Конь разделял печаль хозяина: сколько ж можно по городам и весям слоняться, никакого покоя!
По обе стороны от обочины простирались поля — по осеннему времени уже пожелтевшие, скошенные.
Неподалеку орудововавший вилами, сгребая сено в стога, дюжий мужик, обернулся.
— Можа и заколдованное, — сообщил он. — А ты бы, королевич, на землице-то голой не сидел. Чай застынешь.
На самом деле погода стояла пока еще ясная и теплая, однако королевич уже с ужасом воображал, как наступит зима, выпадет снег, а он все будет продолжать блуждать по проклятому царству.
Елисей вздохнул. К тому, что в каждом селе Тридевятого его узнает всякий встречный-поперечный, и даже собаки некоторые, как к старому знакомцу, навстречу кидаются, он тоже уже привык. Странное оно, это царство!
А ведь вечером еще с тетушкой-колдуньей говорить. Опять она на него будет смотреть эдак жалостливо и украдкой сплевывать.
Эх… тетушка — ладно, а вот что опять отцу говорить?
Тетушка в последний раз грозилась сама приехать и царевну ту из-под земли добыть. Король, конечно, ведьму от себя отпускать не желает пока. Но если так дело пойдет дальше, кто знает, как оно обернется?
Колдунья-то царевну, конечно, найдет. На то и ведьма! Но как же тогда подвиг-то Елисеев? Вот бы так с тетушкой договориться, чтоб она найти-то нашла, но Елисей все равно спас!
С тяжким вздохом поднявшись на ноги, королевич обернулся к столбу и остановил взгляд на листке с объявлением. Ободрать его, что ли? Во-первых, можно будет портрет любимой, как полагается, у сердца носить. А во-вторых, поэту бумага лишней не бывает. На обороте-то чисто небось! Можно новую поэму записать.
Однако содрать бумазейку Елисей не успел: налетевший порыв ветра содрал листок и понес его куда-то в поле — не угнаться.
Правда, под ним другой листок на столбе обнаружился — почти в точности такой же. Разве что царевна на портрете казалась будто чуть младше.
Ковырнув ногтем уголок, королевич обнаружил, что под листком есть и следующий.
— Это как же?.. — растерялся он.
— Дык чай не в первый раз убегла, — с какой-то почти отцовской гордостью сообщил мужик с вилами. — Бегучая у нас царевна-то!
* * *
— А как же так вышло, чтоб конокрад — да не в тюрьме сидел али на каторге, а в лучшем из богатырских отрядов служил?
Этот вопрос Алевтину интересовал давно, но вот момента, чтобы его задать, она специально выжидала. Знала, что сам Акмаль наверняка не ответит. А уж друг про друга никто в отряде не сплетничал. Кого спрашивать — Алька точно знала. Надо было только, чтобы больше никого из братьев-богатырей поблизости не случилось. И дождалась случая, конечно.
…Вообще-то обоих учеников послали сгрести на заднем дворе да у амбаров палые листья, пособирать сухие ветки… словом — порядок навести. А вот присматривать за ними никто не стал — чай, не маленькие.
Конечно, орудовать вилами обоим очень скоро стало скучно. Но Светик, привычный к работе, продолжал усердно трудиться, хоть и вздыхал все тяжче.
Алька привыкла уже к изматывающим тренировкам, но вот скучно на них никогда не было. А работа… любая домашняя работа казалась тоскливой неимоверно, да и по-прежнему валилась у царевны из рук.
А потому она все чаще останавливалась, разглядывая то особенно яркий алый листок, то жучка… А потом и вовсе наклонилась, подхватила пучок листьев из уже сметенной груды и — швырнула его в Светика.
— Ты чего? — растерялся парень, однако в него летела уже целая охапка листьев.
Конечно, долго терпеть этого Светик не смог — и ответил тем же. Так что вскоре уже вокруг разоренной груды листьев с хохотом носились оба ученика, осыпая друг друга листвой. А потом, не переставая смеяться, на эти же листья рядышком и упали, пытаясь отдышаться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вот тогда-то царевна и решила затеять беседу. Она приподнялась на локте, склонившись к парню и проникновенно глядя ему в глаза. Коса ее от беготни растрепалась, щеки раскраснелись, грудь под свободной рубахой все еще ходила ходуном. Уж о том, что и теперь хороша, Алька точно знала! Диво ли, что глаза у несчастного Светика мигом остекленели, а сам он принялся заикаться!
— Чем он батюшкину милость-то заслужил? — тихонько спрашивала она.
— А-аа, я-а… А-акмаль?
— Акмаль, Акмаль, — ласково повторила Алька и чуть отодвинулась. Светик с заметным облегчением выдохнул и слегка отполз сам. — Ты ведь мне расскажешь?
— Р-расскажу, — сглотнул Светик, — а мне потом Савелий по шее даст…
— А мы ему не скажем, — еще ласковее улыбнулась Алька.
Светик повздыхал еще немного.
— Ладно… оно и не секрет так-то… просто…
Алька понимающе кивнула. Просто — болтать о своих не принято. Не по-братски это. Ну так ведь она-то теперь тоже не чужая! Небось, кабы не Савелий со своей загадкой, давным-давно бы ей все рассказали.
…Акмаль был не просто конокрадом. Собственно, Гюзель была единственной лошадью, которую он увел — просто не смог устоять — и увел неудачно. Если бы не эта последняя кража, так и остался бы он самым удачливым и неуловимым вором Двунаседьмого султаната.
После похищения султанской лошади ему грозила казнь. Однако Акмаль не напрасно слыл неуловимым, и никакие запоры и затворы не могли его остановить. По пути в столицу он сбежал от стражи, пересек границу и отправился странствовать в поисках места, где его не разыщут. Поздно ли, рано ли, а пришел он в итоге однажды в Тридевятое царство.
Конечно, промышлял он здесь все тем же ремеслом, ибо иного применения своим немалым талантам не видел, а зарывать их в землю полагал глупым. Хоть и думал не раз, что так ему, видать, и на роду написано — всю жизнь одному бродяжить да скрываться. И горько от этого было, и пути иного не виделось.
Однажды ради забавы решил похитить шкатулочку у мимоезжей барыни на постоялом дворе. Думал, там какие драгоценности будут.
Барыня оказалась сотрудницей тайной царской службы, а в шкатулке везла депеши градоначальникам приграничных городов.
Вообще-то с теми депешами схватили его практически сразу. И сама барыня, и охрана ее оказались не лыком шиты. Но прочитать бумаги Акмаль все-таки успел. И увидел в них надежду для себя.
В каждом из государств есть свои регалии власти. И всегда они — немалой силы древние артефакты. Какие-то из них важны для плодородия земель, какие-то отвечают за защиту границ, а иные и сам королевский или княжий род оберегают да здоровье наследников хранят. Ни один правитель не может быть коронован без всех регалий своей страны.
В Тридевятом царстве испокон веков передавались из поколения в поколение два венца — для царя и царицы, да еще держава и скипетр. И вот какому-то ловкому вору удалось похитить царский скипетр. Тот самый, на котором приносили нерушимую присягу дружинники и воеводы. Без него шпион или убийца мог подобраться прямо к царской семье. А потому речь шла о государственной безопасности. Да и нужно это могло быть только кому-то, кто не слишком дружелюбно к Тридевятому относится. Может, войной идти на него хочет, а может, переворот устроить…
Об истории с похищенным скипетром Алька слышала когда-то. Сама она была в то время подростком, и кража не слишком ее взволновала. Конечно, царевна знала, что без полного набора регалий ее саму, когда придет время, не смогут короновать. Но она твердо верила, что батюшка со всем разберется. Так оно вроде бы и вышло. А о подробностях она в то время и не любопытствовала.
— И чего?! — глаза у Альки горели. Сейчас-то подробности ей были еще как интересны!