— Ты за кого меня принимаешь? Думаешь, я позволю тебе с голыми ногами разгуливать по снегу? Нет! И не надо глядеть на меня такими большими глазами. Тем более, что кусок твоего платье все равно на меня не налезет.
— Но оно теплое, — начала оправдываться я. И это действительно было правдой. Не знаю, из чего был пошит колдовской наряд, но особого холода я не испытывала, несмотря на то, что ткань платья имела мало общего с зимним пуховиком.
— Уймись, — приказал Тим.
— Это я виновата, — покаянно простонала я, едва не плача. — Я притащила тебя сюда.
— Притащила? — переспросил друг, останавливаясь. — Что это значит?
Я закусила губу, переступила с ноги на ногу, чувствуя, как от холода и попавшего в школьные туфли снега стремительно немеют ноги и напомнила:
— Нам надо идти. Я не знаю, что это за мир, но опыт подсказывает, что лучше не стоять на открытой местности.
Тим молча выгнул бровь и сложил руки на груди, всем своим видом демонстрируя намерение оставаться на месте до тех пор, пока ему не будут даны ответы на все его вопросы.
— Я расскажу, — пришлось сдаться мне. — Расскажу все, что знаю.
Тим сдержанно кивнул, и мы продолжили путь.
— В тот день, когда я пропала…
Рассказ занял много времени. Я, как и обещала, не утаила ничего, постаравшись упомянуть все даже мало-мальски значимые детали. Друг слушал внимательно, не перебивая и не задавая вопросы, позволяя мне говорить и говорить. Замолчала я в тот момент, когда на фоне тусклого неба уже четко вырисовались очертания леса. Это действительно был лес, я не ошиблась. Темный, густой лес, который напоминал черное пятно на белом альбомном листе. В отличие от окружающей его безлюдной долины, укутанной снегом, лес словно был защищен от осадков. На ветках деревьев не было ни единой белой пригоршни, а на земле росла трава. Серо-зеленая, местами пожухлая, но трава, которую не прятали сугробы.
— Знаешь, у меня сейчас ощущение, будто мне мозг мотыгой вспахали, — поделился друг, не отрывая взгляда от земли.
— Понимаю, — вздохнула я, чувствуя, как усиливается усталость.
По ощущениям, мы находились в пути уже больше двух часов. Солнца видно не было, но низко стелющиеся облака на западе стали светлее, их подсвечивало стремящееся к заходу солнце. А это значило, что вот-вот должен был наступить вечер, а за ним и ночь. С окончанием светлого времени суток холод начал ощущаться сильнее, и идти было тяжелее, не только потому что мы окончательно продрогли, но и потому что по неутоптанному снегу идти оказалось очень трудно. Высота снежных заносов порой доходила мне почти до колена и на каждом шаге приходилось высоко поднимать ноги, прокладывая себе путь. Это забирало очень много сил.
— Надо отдохнуть, — скорее предупредила, чем попросила я, без сил падая в снег.
Другу было еще хуже, кожа на руках посинела и покрылась крупными пупырышками. Я видела, как он прикладывал все силы, чтобы не дрожать, но получалось с каждым разом все хуже. Ему было очень холодно, а я ничем не могла помочь, потому что уже сама приближалась к той опасной грани, когда хочется просто лечь и уснуть. И в этой ситуации сидеть было нельзя, нельзя было прекращать движение ни на минуту, но заставить себя подняться я просто не могла.
— Если ты умеешь открывать эти… как их… проходы, — проклацал зубами друг, пытаясь подпрыгивать на месте, чтобы хоть как-то остановить потерю драгоценного тепла. — То почему просто не перенесешь нас куда-нибудь, поближе к пальмам? А еще лучше, сразу вернуть нас ко мне домой? Нет никакой гарантии, что в лесу мы сможем спастись! Скорее, мы окоченеем от холода!
— Я не могу, — замотала я головой, стряхивая снег с ладоней. — Я не умею делать этого осознанно, понимаешь? Все происходит как бы без моего желания. Никто не объяснял мне, как это работает. Или как это должно работать. Это просто… случается. И всё.
— Не важно, — вздрогнул Тим от резкого порыва ветра. — Учили тебя или нет, если это внутри тебя, значит, оно часть тебя. Значит, ты можешь этим управлять.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты можешь управлять работой своей печени? Или сердца? — съехидничала я. — Это тоже самое!
Рассердившись на непонятливость друга, я попыталась встать, но ноги слушались плохо, а точнее, вообще не слушались. Не успела я до конца принять вертикальное положение, как правая нога поехала, вслед за ней устремилась и левая, и грохнулась обратно в снег, едва успев смягчить падение выставленными руками, больно приложившись локтями обо что-то твердое, ровное и скользкое.
— Что за…?
Потерев ладонью, я обнаружила кусок мутного льда.
— Лед, — растерянно прошептала я и тут повторила, уже громче, поднимаясь на четвереньки: — Здесь лед!
И бросилась судорожно разгребать снег, очищая поверхность под нашими ногами. Пронаблюдав некоторое время за моими действиями, Тим присоединился к расчистке, хотя и видно было, что каждое движение дается другу с трудом. Уже вскоре стало очевидно, что все это время мы шли не по заснеженной земле, а по заснеженному льду.
— Это похоже не озеро, — пробормотал друг, всматриваясь в лед, который имел серый оттенок с примесью легкого голубого свечения. — Или реку. А это что? Погоди-ка… Мира! Иди сюда!
У Тима был такой голос, что я все бросила и рванула к нему.
— Смотри, — и друг ткнул пальцем в лед.
Упав рядом на колени, я опустилась вниз, практически уткнувшись носом в замороженный пласт воды, ощущая кожей исходящие от него потоки холода.
— Куда смотреть? Хотя, стой. Кажется, я что-то вижу, — пробормотала я, всматриваясь внутрь.
В следующую секунду послышался треск. Сперва он был приглушенным, словно доносящимся откуда-то издалека. Но, неумолимо нарастая, звук приближался, становясь мощнее, яростнее, злее. До тех пор, пока лед под мной с оглушительным грохотом не взорвался, выбрасывая на поверхность столбы ледяных осколков. Отброшенная в сторону ударной волной, я заскользила по льду на животе, словно пингвиненок, шаря руками вокруг в бесплотных попытках затормозить движение. Прокатившись по инерции еще пару метров, я умудрилась зацепиться рукавом за что-то, что при ближайшем рассмотрении оказалось вмерзшей в воду корягой, кусок которой остался над застывшей водой.
— Мира! — завопил Тим и со всех ног, покачиваясь, спотыкаясь, падая и тут же поднимаясь снова, бросился он ко мне.
А за его спиной выкарабкивались на свободу чудовища.
Глава 17
Сперва появился один, потом второй, следом выкарабкался третий. Вот, ползком из-за обрубка ноги, подтягивая себя руками, в нашу сторону потянулся четвертый. Там, подо льдом, их было так много и с каждым новым звуком ломающегося льда на поверхности появлялось все больше и больше чудовищ, которые все это время находились под нами.
Они были похожи на людей, но человеческого в них осталось мало. Изломанные тела, торчащие из начавшей разлагаться плоти белые обломки костей, порванная одежда, болтающаяся мокрыми лохмотьями вместе с полу оторванными кусками мяса. У некоторых не было глаз, лишь черные запавшие глазницы в окружении полукружий копоти, словно кто-то или что-то при жизни выжгло им глаза. У других глаза имелись, но глядели бессмысленно, тупо, протягивая вперед руки и изрыгая из потрескавшихся ртов булькающие звуки, вместе с серо-зелеными пузырями. У многих были разбиты головы и обнажены кости черепа, как будто при жизни с них пытались снять скальп. Пергаментная, отливающая синевой замерзшая кожа, была испещрена темно-бордовыми, практически черными, прожилками, буграми проступавшими под кожей.
Тим уже почти добежал до меня, когда одно из чудовищ внезапно остановилось, прекратив конвульсивно дергаться, и, выпучив мутные, подернутые белесой пленкой глаза, схватился за горло. Дергаясь, как в припадке тошноты, он рухнул на снег и из его глотки фонтаном вырвалась черная жижа, заплескав все вокруг, в том числе, и других чудовищ, которые продолжали ковылять, хрипя, рыча, щелкая выбитыми суставами, мерзко хлюпая чем-то внутри и не обращая никакого внимания на блюющего монстра-собрата. Кажется, их вообще ничего не интересовало.