отряд. Сзади с шоссе тоже засвистели пули.
— Обошли! — панически крикнул кто-то.
— По бугру!.. По бугру!.. — бегал, раскидывая по гребню растерявшихся вначале ребят, Егор. Зарокотал пулемет и, точно косой, срезал верхушки нескольких кустов над головами.
Из-за прикрытия оправившиеся партизаны открыли сильный ответный огонь.
Два раза белые пробовали занять сопку и оба раза осаживали, оставляя убитых и раненых.
Через полчаса — первые зловещие фразы:
— Егор! Патрон мало!
— Две обоймы!.. Последняя!..
Видел матрос, что плохо дело. Забрались белые еще выше на соседний бугор и оттуда поливают из пулемета.
Упал Кошкарев, медленно мешком осел Румка, и закорчились, судорожно хватаясь за землю, еще несколько человек. Слышал он, что редеют выстрелы и что кончаются патроны.
«Пробиться! — мелькнуло у него в голове. — Может хоть кто живым выйдет. А так пропадут».
— Сошников! — кричит Егор. — Кончено дело! Стрелять нечем!
— Эх! — решил он, — все равно пропадать!
И загудел во весь голос.
— Товарищи! За мной!..
И первым скатился под откос, на дорогу, за ним ринулись оставшиеся, человек двадцать.
Выстрелы сразу оборвались. Тонкая цепь как будто дрогнула, но из-за поворота, лязгнув железом подков о землю, вылетел и врубился откуда-то взявшийся полуэскадрон.
«Точка! — решил матрос и наган с последнею пулей взметнул к виску. — Нет! — мелькнула мысль. — Пусть сами, а она им». — Выстрелил в упор в грудь какого-то кавалериста и упал рядом с ним, бессильно откинув назад разрубленную голову. Через несколько минут все было кончено. По дороге валялись зарубленные, а человек восемь были захвачены живыми. Среди них Егор… Силантий…
Яшка… Васька… Их оставили для допроса.
XXIII
Егор стоял хмуро и вызывающе. Когда офицер, заметив это, ударил его кулаком по лицу, он проговорил холодно, сплевывая на траву кровь:
— Бей! Теперь твоя взяла! Бей, сволочь! Попался бы ты ко мне, я с тебя совсем шкуру спустил бы!
— А, м-мерзавец!. — завопил в бешенстве офицер и только что замахнулся на него снова…
Как вдруг… далеко, далеко за горами глухо загудели взрывы. И видно было, как выражение тревоги и растерянности невольно появилось на лицах белых.
— Товарищи идут! — громко и убежденно крикнул Яшка.
Единодушный вздох облегчения вырвался у всех пленников. А Силантий, широко, по-детски улыбнувшись, перекрестился даже.
— Я вам покажу!. Я вам дам товарищей! — закричал опять офицер.
— Ничего ты, подлец, не покажешь, — угрюмо и с насмешкой опять сказал Егор. — Вам самим убираться надо.
Разве что только по пуле пустить сумеете!
Должно быть, и правда некогда стало белым, потому что они отказались даже от допроса.
— Только не возле дороги! — говорил старший офицер поручику. — Здесь наши же проходить будут.
Партизан отвели на несколько сот шагов как раз к самому берегу моря.
— Прощайте, ребята! — сказал Егор.
И, должно быть, впервые разгладились морщины на его хмуром лице, и он улыбнулся.
— Прощайте! Знали мы, что делали, знаем, за что и отвечаем.
Треснул залп. Крикнуло эхо. Испуганные взметнулись чайки. Упали люди.
— Готовы!
— Следующие…
По щеке у Яшки катились слезы. Его старая чиновничья фуражка с выцветшим околышем и кривобокой звездой съехала на бок. Рубаха была разорвана. Он хотел что-то сказать, но не мог.
Остальные замерли как-то безучастно. Только Силантий, сняв шапку, стоял спокойно, уставившись куда-то мимо прицеливающихся в него солдат, и тихо молился.
— Господи! — шептал он. — Пошли на землю спокойствие… и что б во всех краях, какие только ни есть, товарищева сила была… И не оставь Нюрку!
XXIV
Уже широко бледная полоса наступающего рассвета залегла на востоке. И предутренним сырым холодком повеял ветер с моря, когда, нагруженные буханками, не предупрежденные Семкой, ребята Сергеева отряда приближались к своему укромному убежищу в горах.
«Запоздали немного, — думал Сергей, — и то еще торопились. Всего какой-нибудь час передохнули».
И он с удовольствием вспомнил, как в крохотной хибарке старика сторожа за это время он успел узнать все последние новости города.
… «Белым не хватает кораблей… Самый главный ихний уехал… Должно вот-вот придут товарищи… Все рабочие ожидают».
— Володьку увижу!. Кольку увижу!. Вот уж не думают-то!
На душе становилось хорошо и весело. Точно мягко колыхалось что-то широкими волнами… Вниз — вверх… вниз — вверх…
Позади ребята смеялись громко, потому что у Севрюкова вырвалась буханка и покатилась колесом, высоко подскакивая на выбоинах, вниз по скату.
— А ты, окаянная! — закричал он.
Но нагнал ее только тогда, когда она сама остановилась, прокатившись сажен с пятнадцать.
— Что это, вроде как гарью пахнет? — заметил кто-то.
Сергей только что хотел спросить сам об этом.
— От костра, должно быть.
— Больно уж здорово!
Подошли к стоянке совсем близко. «Тихо-то как! — подумал Сергей. — Они, должно быть, еще спят, голубчики.
Хороши тоже! И постового на месте что-то не видать».
Он сделал еще несколько шагов и, заметив что-то неладное, бросился вперед. Крик невольного изумления вырвался из его груди.
На полянке никого не было. Землянки пообвалились.
Синеватый угарный дымок поднимался от обуглившихся головешек. Костер с треножником был разметан. А посредине валялся, разбитый пулею, чугунный котел.
В первую минуту все отскочили назад, опасаясь, как бы на что-нибудь не нарваться.
— Были белые! — единственно, что ясно сразу стало всем.
Оправившись немного от первоначального изумления и не заметив кругом ничего подозрительного, принялись осматриваться.
— Может быть, их и поубивали всех сонных! — высказал предположение кто-то.
— Хреновину городишь! Где же они убитые-то?
— Я так думаю и боя-то не было. Наши должно смотались вовремя, да и утекли. Посмотри, вокруг ни одной стреляной гильзы не валяется, окромя той, что котел разбили.
Присмотревшись внимательно, следов боя не нашли никаких. И Сергей пришел тоже к такому заключению, что отряд успел своевременно убраться. Кроме того, если бы белые их застали, то разве стали бы они вместо преследования заниматься этим разгромом. Но куда же они тогда ушли?
— К Косой горе! — уверенно сказал Севрюков.
— Обязательно туда! Вчера еще матрос говорил.
— Когда не все там, так кого-нибудь поставили. Чать знают, что нам больше негде их искать.
— Далеко это?
— Верст пять будет горами!
— Пойдем туда!
Хлеб побросали, не до него теперь было.
Вдруг, далеко, далеко позади, сначала тихо, потом ясней и ясней послышались глухие удары… Утихли…
— Орудия! — крикнул кто-то.
И заколотились сердца тревожно, волнующе и сладко до боли. — «Может быть… — думал каждый. — Может быть уже скоро?»…
И, окрыленные новой надеждой, понеслись они во весь дух к своим.
Когда, часа через два, спускались они усталые, но бодрые к морю, из-за гор взошло солнце теплое и яркое. И тяжелые, темные волны загорелись сразу голубоватым призрачным блеском.
Вышли