— Пока не пришли мы, — Сашка пересел за стол и начал разбирать «штейр». — Ром, а ты спеть не можешь?
— А у меня рот занят, — ответил младший, на секунду вытолкнув губнушку изо рта. И опять запиликал.
Мы посидели в молчании ещё пару минут, и я поднялся. Все уставились на меня, явно ожидая каких-то действий по убийству времени.
Я поставил перед собой два котелка, зажал между пальцами по гильзе и простучал короткую дробь. Потом подобрал ритм для аккомпанемента, посмеиваясь над собой — наверное, именно так подыгрывали себе первобытные люди… И, постукивая по металлу, запел:
Время бродитьПо лесу…Время разгадывать тайны…Время бродитьПо лесу…Время разгадывать тайны…Время обеда, ужина, сна.Время зима. Время весна.Лето ли, осень — нечем помочь!Врёмя — тёмная ночь!Время бродитьПо лесу…Время разгадывать тайны…Время бродитьПо лесу…Время разгадывать тайны…Поздно бояться, поздно болеть.Поздно смеяться, поздно шуметь.Поздно болтать, воду толочь.Поздно — тёмная ночь!Время бродитьПо лесу…Время разгадывать тайны…Время бродитьПо лесу…Время разгадывать тайны…Ну-к, хозяин — ну-ка, скажи,Как тебе нравятся наши ножи?Ну-ка — и голову нам не морочь!Ну-ка — тёмная ночь!Время бродитьПо лесу…Время разгадывать тайны…Время бродитьПо лесу…Время разгадывать тайны…Время не терпит, время не ждёт.Время упустишь — время уйдёт.Время, время, время — не в мочь,Время — тёмная ночь!Время бродитьПо лесу…Время разгадывать тайны…Время бродитьПо лесу…Время разгадывать тайны…
Я несколько раз — всё тише и тише — повторил припев и замолчал. Наступила тишина — и удивлённая, и какая-то даже недовольная. Я опасливо подумал, что хватил лишку — такой символизм в век конкретики во всём, даже в песнях…
— Странно, — вдруг с каким-то удивлением сказал Женька. — Я сперва… Эта песня — она ведь ни о чём? — он подумал и сам утвердительно кивнул. — Ни о чём… и всё-таки…
— Хорошая песня, — сказал Сашка. — Она как бы… ну, это… — он засмеялся и махнул рукой. — Короче, не знаю, но хорошая.
Я усмехнулся. Они не могли выразить чувств, но я понимал, что именно мои друзья ощущают. И был рад.
— Время бродить по лесу, время разгадывать тайны… — сказала Юлька задумчиво. — Да, хорошо… Ладно, мальчишки, я пойду. Мне ещё на кухню.
Она поднялась и вышла. Помедлив и подождав, пока ребята занялись разговорами, я потихоньку выскользнул следом. Уже стемнело, но вообще-то ощущение такое, что на кухне жизнь не прекращалась вообще никогда. Тётя Фрося была на месте, и я переминался за деревьями, пока Юлька, подхватив ведро, не зашагала к выгребной яме. Тут я её и перехватил:
— Юль, давай понесу.
— Не надо, пусти, — безразлично сказала она. Я отпустил дужку, но пошёл рядом:
— Юль, я тебе пел. Честно.
— Ну и ладно.
— Юль, — я обогнал её и встал на колени. — Юль, прости. Я дурак, прости.
— Встань, ты что?! — она почти испугалась и отгородилась от меня ведром. Я замотал головой на полном серьёзе:
— Юль, прости, я виноват.
— Да встань, ты что?! — жалобно попросила она.
— Не встану, если не простишь. На коленях за тобой буду ползти.
— Да ты что, Борьк! Борьк, увидят! — она заоглядывалась. — Встань! Ну?!
— У-уххх… — выдохнула она и поставила ведро на дорожку. — Прощаю… Но больше так не делай, — она серьёзно посмотрела мне в глаза. — Это нечестно и вообще… ты такой хороший парень, а это мерзко, понимаешь?
Если честно — я не понимал. Не понимал, потому что Юлька была красивая, просто очертенело красивая. И… и без одежды — тоже. А-аббалдеть. Но я закивал без раздумий. Если бы Юлька попросила меня признать, что луна сделана из сыра — я бы согласился немедленно.
— Давай ведро донесу! — вскочил я и уцепился за дужку ведра. — Пожалуйста!
— Ну неси, — со смехом разрешила она. — Только на кухню я сама понесу, а то…
Она не договорила.
Когда мы вернулись в землянку, Витька уже был там.
— Наконец-то, — сердито сказал он. — У Юлии на кухне дела, а ты-то где бродил?
— М? — я сел на нары и обнялся с ЭмПи. — Воздухом дышал-с. А что-с?
— А кто его знает, — сердито сказал Сашка. — Пришёл и молчит сидит.
— Да ничего, просто собирайтесь, сейчас выходим, все, кроме Ромки, — заявил Виктор. Ромка немедленно вскинулся:
— А я?!
— А ты останешься в распоряжении штаба.
— Куда выходим-то? — деловито спросил я и только теперь увидел на столе консервные банки, сухари, патроны, гранаты. — О, это дело…
— А вот выйдем, я и скажу, — сказал лейтенант.
— Идём, а потом я скажу — куда, — буркнул Сашка. Он почему-то был не в настроении. Впрочем — я, кажется, догадывался, почему. И ничего приятного в этом не было, сказать по правде. История, вечная, как мир, но от этого ничуть не более приятная. Я даже хотел сразу с ним поговорить, но тут же отказался от этой мысли — почему-то стало страшновато. Просто не знаю, почему. Поэтому я занялся сбором снаряжения.
Я набил патронами все шесть магазинов и запасную обойму к «парабеллуму», но Виктор кивнул мне:
— Сыпь ещё полсотни в подсумок, — он перебросил мне пустой брезентовый мешок из-под противогаза.
— Какая щедрость, — проворчал я. — С чего бы? — но охотно догрузил патроны.
— К моему пистолету опять нет? — грустно спросила Юлька. Виктор развёл руками и предложил:
— Возьми лишнюю гранату.
— Впервые слышу, чтобы они были лишними, — подозрительно отозвалась Юлька. — Действительно — с чего бы?
Ей никто не ответил, да она ответа и не ждала, в общем-то. А я, кстати, решил воспользоваться предложением и подцепил сразу четыре гранаты — нашу «лимонку» и три немецкие, но не «колотухи», а похожие на пивные банки осколочные. В ту же сумку я сложил две банки выданных мне консервов, сухари, кулёк с пшеном, а сверху приторочил туго свёрнутое немецкое одеяло, а на него сбоку — котелок. Виктор наблюдал за мной с одобрением, потом сказал:
— По тебе не поверишь, что ты городской… Не хуже Сашки.
— Я в походы много ходил, — не стал я вдаваться в подробности. И, подумав, достал из внутреннего кармана штанов галстук и повязал его. Надо сказать, что реакция была предсказуемой — у всех глаза полезли на лоб.
— Это что? — удивился Сашка. — Зелёный…
— Это? — я словно впервые увидел галстук и довольно натурально засмеялся: — А, да это просто шейный платок такой. Он мне… дорог, как память кое-о-чём.
Вопрос был снят, но Юлька задумчиво сказала:
— А вообще-то надо нам пионерские галстуки найти… Я свой в дупле спрятала, недалеко от сторожки…
— А у меня мой с собой, — гордо сказал Женька и, достав из кармана аккуратно сложенный треугольник, ловким заученным движением повязал его прямо на шею и спрятал под курточку. — Только я так буду носить, — немного извиняющимся голосом сказал он, — а то очень яркий, в лесу сразу видно…
— А у меня галстука нет, — Сашка взохнул, и я спросил:
— А тебя принять никак нельзя? По-моему, уже выше крыши есть за что.
— «Принять»! — фыркнул он. — Для этого отряд должен быть…
— А мы чем не отряд?! — возмутился я.
— Ладно, это вы потом обсудите, — Витька поднялся. — Снаряжаемся и выходим. До рассвета мы должны быть… в одном месте, а рассветёт уже скоро.
21
Рассвет мы встречали на краю здоровенного лесного оврага, заросшего орешником и можжевельником. Витька подал сигнал остановиться, огляделся, прислушался и удовлетворённо кивнул:
— Днюем здесь. Часовых выставлять не будем; советую выспаться. И на сон грядущий — самое главное: мы идём востанавливать контакты с соседними партизанскими отрядами для организации совместных действий.
Мне уже было известно, что после разгрома подпольного райкома, координировавшего (пытавшегося координировать) действия партизан, о совместной борьбе не было и речи. Так что желание наладить взаимодействие говорило и о желании развернуть более широкие действия. Гадать можно сколько угодно, но точно знают только командиры. И это правильно. Вообще-то многих такое возмущает — мол, приказы отдают, а ничего не объясняют, да что мы — машины, что ли?! (Я имею в виду — в нашем времени возмущает.) Да ещё приводят в пример слова Суворова: «Каждый солдат должен знать свой маневр!» Только по своей дурости не понимают, что именно свой маневр. Вот мы и знаем — идём устанавливать контакт. А об остальном можем гадать сколько угодно…