— Это еще более лестно! Но вам придется подождать, мой прекрасный друг! Хотя бы до полуночи! Встретимся у меня.
— А ваш муж?
— Его нет. Губернатор Парижа пребывает в своем замке в Рошфор-ан-Ивелин. Как бы то ни было, в свои семьдесят два года Эркюль не обращает никакого внимания на мои интрижки.
Позднее в огромном особняке на улице Фоссе-Сен-Жермен, где еще витал призрак адмирала де Колиньи, убитого в Варфоломеевскую ночь, Франсуа провел самую страстную в своей жизни ночь — любви и утром убедился, что влюблен — по крайней мере физически — в женщину, чью невероятную красоту он с наслаждением для себя познал. Белое, чуть розоватое тело Марии, ее прекрасное лицо, обрамленное копной блестящих черных волос, были совершенны. И эта женщина, вдохновленная страстью, владела искусством любви лучше, чем куртизанка. Но Франсуа не знал, что Мария, которая давно его любила и держала теперь в своей власти, не была намерена делить его с другой женщиной. Он искал выход своей неистовой ревности, но попал в нежную западню, которая захлопнулась для него на большее время, чем думал сам Франсуа.
Покидая перед рассветом дом Монбазонов, Франсуа уносил с собой ощущение освежающей остановки в дивном оазисе после долгих дней пути по знойной пустыне. И пока Анна будет терпеть муки беременности, он заставит ее вспоминать минуты, часы счастья, несколько, может быть, наигранного, но абсолютно убедительного для женщины на пятнадцать лет его старше. Франсуа сознавал, что его любовь к Анне Австрийской не умерла, но благодаря Марии он сможет пережить ее менее мучительно…
Естественно, он постарался, чтобы эта новость облетела весь Париж и как можно быстрее дошла до Нового замка. Мадемуазель д'Отфор узнала ее незадолго до того, как покинула двор, и похоронила в глубине души, твердо решив никогда не упоминать о ней в присутствии Сильви.
Мари д'Отфор продолжала думать об этом, увозя с собой Сильви в поместье своей бабушки. Долина Луары расположена не слишком далеко от Парижа. Слухи из столицы доходили сюда быстро, но Мари была спокойна: уже несколько лет имя Франсуа связывали с именем прекрасной герцогини. Сильви знала об этом, но было очень вероятно, что она не придаст сегодняшним толкам больше внимания, нежели придавала вчерашним…
Хотя окружающий пейзаж мало чем напоминал окрестности Бель-Иля, замок Ла-Флот, сразу пленил Сильви, Расположенный на холме при слиянии рек Луары и Ла-Бре, он являл собой восхитительное жилище с узорчатыми, как драгоценные украшения, окнами под высокими, украшенными орнаментом мансардами. Перед главным фасадом расстилались узоры подстриженного газона и цветочных клумб, тогда как парк с вековыми деревьями позади дома служил идеальной зеленой оправой белым камням стен и голубому шиферу крыши.
Для Мари это был дом ее детства. Он был ей дороже, чем родовой замок д'Отфоров в Перигоре, потому что здесь умерла ее мать Рене дю Белле, произведя Мари на свет спустя несколько недель после того, как ее супруг, Шарль д'Отфор, был убит в стычке при Пуатье. У этой примерной супружеской четы осталось четверо детей: Жак, родившийся в 1610 году, Жиль, родившийся в 1612 году, и две девочки, Рене и Мари, родившиеся в 1614 и в 1616 годах. Госпожа де Ла Флот, их бабушка, воспитывала внуков в этом прелестном уголке провинции Вандом, а позже в Париже, где семья, очень богатая, владела великолепным особняком.
Когда они без всяких происшествий приехали в замок Ла-Флот, в нем была только его владелица. Из двух братьев Мари младший Жиль находился в Артуа в армии маршала де Ла Мейере, а старший жил в Перигоре. Нося титул маркиз де Монтиньяк, он все силы отдавал своей сеньории Отфор: рядом с прекрасным домом в стиле ренессанс он возводил роскошный замок, который хотел видеть достойным величия и славы собственной фамилии. Захваченный страстью к строительству в эпоху, когда Ришелье снес с лица земли множество феодальных замков, маркиз де Монтиньяк видел в этом своеобразный и изысканный способ сопротивляться тирании кардинала. Сестра Рене, ставшая после замужества герцогиней д'Эскар, рожала потомство своему супругу в противоположность старшему брату, который о женитьбе даже слышать не хотел.
— Ни жены, ни детей, а самый прекрасный в мире замок, вот его девиз! — объяснила госпожа де Ла Флот Сильви и Жаннете, показывая им их комнаты. — Это значит, что мы видим его очень редко. Он рассчитывает на младшего брата, чтобы продолжить наш род…
Сильви уже была знакома с бабушкой Мари, она не раз видела ее в Лувре и в Сен-Жермене. Старая и мудрая дама была наделена природой совершенной красотой, которая не поблекла с годами: именно ей Аврора была обязана золотистыми волосами и изумительным цветом лица. Урожденная Екатерина ле Вейер де Ла Бар происходила из семьи окрестных землевладельцев; она по любви вышла замуж за Рене дю Белле, который сделал ее сеньорой де Ла Флот, подарив одноименный замок. Женщина умная и сердечная, она обожала дочь, обожала внуков И наверняка стала бы лучшей гувернанткой для дофина, нежели чопорная маркиза де Ланзак, единственное право которой на этот важный пост состояло в том, что она была ставленницей кардинала. Чтобы в этом убедиться, достаточно было видеть, с какой властностью, исполненной доброты, госпожа де Ла Флот управляла своим семейством.
Она приняла Сильви с ободряющей теплотой, ничуть не удивляясь тому, что принимает у себя мадемуазель де Вален, которую прежде знала под именем мадемуазель де Лиль. Разумеется, обо всем этом бабушке рассказала Мари, и, казалось, эта перемена имени доставляет удовольствие госпоже де Ла Флот.
— Всегда приятно знать, с кем имеешь дело! — весело объявила она. — Когда-то давно я была фрейлиной королевы Марии и очень хорошо помню вашу мать, когда в 1609 году ее привез из Флоренции старший брат. В двенадцать лет она уже была прехорошенькая: настоящая маленькая мадонна. Вы на нее несколько похожи, но вы другая, и это к лучшему. У нас еще будет время поговорить обо всем…
Эти несколько слов не только согрели Сильви сердце, но и открыли перед ней неожиданную перспективу: услышав от госпожи де Ла Флот о старшем брате, привезшем ее мать — Кьяру Альбици в Париж, она поняла, что ничего не знает о своей флорентийской родне, о семье, в которой родилась ее мать. Никто — и не без оснований! — никогда с ней об этом не говорил, ибо после ее приезда в замок Ане госпожа де Вандом старалась стереть эти воспоминания. У мадемуазель де Лиль не было ничего общего с Флоренцией и ее жителями, но Сильви, снова став сама собой, решила попытаться узнать об этом. И она, ожидая, когда сможет расспросить свою хозяйку, начала задавать вопросы Корантену. Тот признался в своем неведении с ноткой грусти в голосе, не ускользнувшей от Сильви.