Читать интересную книгу Обречен на победу - Николай Леонов

Странное дело, слыл подполковник лукавым хитрецом, таковым и являлся. Однако хитрил он и лукавил только в вопросах второстепенных и только с подчиненными. Ну, к примеру, убедить человека, что неинтересное и второстепенное дело является наиважнейшим, а отпуск в ноябре куда интереснее, чем в июле.

Стоило Борису Петровичу оказаться в кабинете с ковром, как подполковник разительно менялся, становился прямолинеен, порой дерзок. Недостатки свои он знал, даже пытался перевоспитываться. Порой ему удавалось промолчать, но получалось в результате только хуже. «Видели, даже рта открыть не желает, вся рота идет не в ногу, один Серов в ногу либо просто не идет, на месте стоит, как памятник себе». Когда данное качество Серова сформировалось окончательно и он его осознал, то поначалу пытался с собой бороться, но очень быстро устал и бессмысленную затею бросил.

Большинство руководителей Серова ценили, некоторые даже любили, но, как есть он начальник отдела и подполковник, так пусть и будет, лучше его мы не найдем, а выше ему подниматься ни к чему, с ним не договоришься, ждать от него можно невесть чего.

Вот с таким человеком и свела жизнь старшего инспектора Гурова. Вчера Серов позвонил в Москву генералу Турилину, беспокоить начальство он никогда не боялся.

Константин Константинович выслушал его и сказал коротко:

– Хорошо. Он останется. До свидания.

Сегодня Серов пришел в кабинет еще раньше обычного, написал на Гурова аттестацию по ликвидации группы, мучился над вторым рапортом. Что в министерстве майора Гурова серьезно отметят, Серов не верил. Ну, похлопают парня по плечу, в лучшем случае объявят благодарность, на этом все и кончится. Работает парень на дядю, но решение свое Серов считал правильным и менять его не собирался. Бумага у Серова не получалась, слова выползали то напыщенные, то безликие, подслеповатые. Он маялся, смотрел на часы, решал: может, машину за Гуровым послать? Недописанный рапорт он наконец спрятал в стол, позвонил на квартиру следователю Фирсову:

– Здравствуй, Олегович. Серов говорит. Кончай кофейничать или чаевничать, приходи ко мне, помощь твоя нужна.

– Слушай, Борис, – ответил Фирсов. – Я еще не в курсе дела. В папке полно мусора, главные свидетели не допрошены.

– Мне твое знание дела пока ни к чему, – перебил Серов. – Ты мне сейчас сам как свидетель нужен. И нечасто я тебя прошу.

– Хорошо, через полчасика явлюсь. – Фирсов сухо рассмеялся. – Непредсказуемый ты мужик, Борис! – И положил трубку.

Хотя от «Центральной» до управления можно дойти не торопясь минут за пятнадцать, Серов послал за Гуровым машину.

Следователь прокуратуры Николай Олегович Фирсов пришел даже раньше, чем через полчаса. Поздоровавшись, он спросил:

– Борис Петрович, вы, конечно, знаете, что я сухарь и буквоед?

– Ведомо. А мы давно на «вы» перешли?

– Я, Борис, к тому тебе напоминаю, чтобы ты свои просьбы соразмерял с моим скверным характером. Какого свидетеля ты собрался из меня сделать?

И как в театре, на прозвучавшую реплику открылась дверь, и вошел Гуров.

– Здравствуйте, – он поклонился Фирсову, повернулся к Серову, но тот его опередил. Оттолкнув кресло, вышел из-за стола и заговорил громко, словно с трибуны:

– Ну виноват! Виноват! А ты прости меня! Я не со зла, а для пользы дела! Я не трус и не самодур!

Гуров приготовил речь, но от такого напора растерялся, да и Серов не давал ему слова вставить.

– Убийца сидит в биографии Астахова. У тебя с Павлом контакт, которого не установить ни мне, ни тем более прокуратуре. Следователь каждое слово записывает, а тут надо часами разговаривать, необходимо по жизни Павла на четвереньках ползать, во все тайные уголки заглянуть и к каждому его знакомому принюхаться. И лучше тебя это никто сделать не может. И не потому, что ты гений, а так жизнь легла. Я старше тебя и по возрасту, и по званию. При свидетелях, вот прокуратура сидит, извиняюсь! Все! Ты доволен?

– В восторге! – Запал у Гурова пропал, надо бы ему благодарно промолчать, не сумел, слишком тщательно готовился. – Борис Петрович, а вы слышали, что Земля круглая и вертится?

– Ходят слухи. – Серов взглянул на следователя Фирсова, удобно расположившегося в партере.

Фирсов перекинул ногу на ногу, скрестил руки на груди и старался все запомнить дословно, чтобы с юмором разыграть всю сцену перед прокурором. Он посмотрел на Гурова, даже чуть кивнул – мол, валяй, сейчас твоя реплика.

– В один прекрасный момент, – Гуров склонил голову, казалось, заглянул под стол, словно именно там находился сей прекрасный момент, – Земля повернется так, что предоставит мне возможность с вами посчитаться за ночной звонок генерала Турилина.

– Ну-ну, – тихо сказал Фирсов, но его не услышали.

– Когда ты чужими руками удавил Астахова, то можно. Когда я тебя чуть прижал чужими руками… так больно?

– Я спасал Астахова! – вспылил Гуров.

– А я спасаю тебя. – Серов победил, развеселился и уже не просить, а поучать начал: – Сейчас отступишь, через годы станешь краснеть, себя не уважать… Ты мужик… ты должен.

– Насчет долга звучит очень свежо, – сказал Гуров. – Может, перестанем выяснять отношения и поработаем для разнообразия?

– Чтобы не забыть, коллеги… – Фирсов улыбнулся Гурову. – Целесообразно организовать по телевизору короткое интервью с Астаховым. Скромное, деловое. Уймутся разговоры, а убийца, возможно, засуетится, возможно, и подбросит нам что-нибудь. Как?

– Молодец! – Серов вернулся к столу, сделал в блокноте запись.

– Маевская из бегов вернулась, – сказал Фирсов. – Сегодня я ее допрошу подробнейшим образом, хотя особых надежд на нее не возлагаю. Допрошу тренера Краева, Веру Темину, естественно, передопрошу Астахова. – Он взглянул на часы: – Мне уже нужно идти. Если мы берем как рабочую версию, что убийство совершено с заранее обдуманным намерением и имеет своей целью компрометацию Астахова, подумайте, почему оно совершено в данный вечер. Если причиной тому ссора Астахова с Лозянко у аэровокзала, то мы можем максимально сузить круг подозреваемых. Теоретически можно предположить, что убийца ссоры не видел, а узнал о ней от третьего лица. Я вам рекомендую заняться в первую очередь очевидцами; если это ничего не даст, начните расширять круг. Если у меня появятся хотя бы малейшие новости, незамедлительно сообщу.

Следователь ушел, розыскники остались вдвоем.

– Пожалуйста, Борис Петрович, попросите ваших ребят составить списки очевидцев ссоры, – сказал Гуров. – И характеристики на каждого.

– Не беспокойтесь, Лев Иванович, я своих ребят очень попрошу, и к четырнадцати часам все материалы окажутся на вашем столе.

– Благодарю вас, товарищ подполковник. – Гуров кивнул и пошел к дверям.

– Брось дурака валять, давай, Лева, поговорим.

– А кто же станет на четвереньках ползать по жизни Астахова?

– Павел сейчас в прокуратуре.

– А он мне пока не нужен. – Гуров вышел.

– У каждого самолюбие, норов! – сказал Серов закрытой двери. – Только у меня ничего нет! – Он позвонил дежурному: – Вызвать весь оперсостав – живых, ходячих, больных, отпускников, не успевших смотаться из Города. Даю на все тридцать минут! Я их просить буду!

Старший оперуполномоченный майор милиции Лев Иванович Гуров

Есть бородатый анекдот о пьянице, который ищет монетку под фонарем не оттого, что там потерял, а потому, что под фонарем светлее.

Когда не знаешь, с чего начать розыск, лучше направиться в место посветлее, там хотя бы лоб не расшибешь.

Лева отыскал кинооператора Игоря Белана и тренера Кепко Анатолия Петровича. Может, все это и бессмысленно, но с обоими легко говорить откровенно, а в оперативной работе такое не часто случается.

Вскоре они собрались в просмотровом кинозале и начали крутить фильм. Белан таким вниманием к своей работе был польщен, Анатолий Петрович глядел на экран насупившись. Он очень переживал проступок своего любимого ученика и был огорчен предательством друга – другого определения для Олега Краева он не находил.

Гуров попросил оператора отобрать максимальное количество пленки, где сняты бытовые сцены, зрители. Как Астахов бегает, старшего инспектора не интересовало. Он сидел в кинозале рядом с Анатолием Петровичем и больше следил за выражением его лица, чем за происходящим на экране.

Большая группа молодежи шла по празднично убранной улице. Белые, черные, желтые и коричневые лица. Улыбки, смех, веселье. Астахов раздавал автографы, махал рукой, что-то кричал звавшим его друзьям. Наконец он вырвался из окружения и побежал догонять их…

Говорила по телефону Нина Маевская. Она тоже улыбалась, кивала.

И наконец прорвался звук:

– Я в тебя верю. Люблю. Целую. Жду…

И снова развернулась тартановая дорожка. С первой позиции были видны пригнувшиеся фигуры соперников. Вытягивая левую руку назад, они словно вымаливали эстафету.