Нахмурившись, я в задумчивости наблюдала за уверенными, точными и аккуратными движениями сильных рук. Интересно, каким бы был этот сын яростного скандинавского бога, если бы не война? Впрочем, что-то мне подсказывало, вряд ли белым и пушистым. Гены-с.
— Пару минут подсохнет, и можно будет ходить, — закончив перевязку, сообщил предмет моих размышлений. А вот когда он говорит спокойно, у него, оказывается, красивый голос: глубокий такой, сочный. Прямо белобрысый Шаляпин. Песни бы петь таким голосом, а он угрожает и приказы отдаёт… — Водой не растворяется, так что можешь пойти умыться. Вода, кстати, вполне пригодна для питья, но глубоко не заходи, есть там что-то непонятное, — продолжила несостоявшаяся звезда мировой оперы, опуская первую мою ногу на землю, а вторую возлагая сверху, после чего убрал цилиндрик обратно в отведённое для него пространство. На первой стопе дымка уже застыла, превратившись в странную плотную серебристую паутинку, по ощущениям всё такую же невесомую.
И, выдав эти рекомендации, он легко поднялся на ноги, из очередного невидимого глазу кармана доставая солидный нож с клинком в полторы моих ладони длиной. Поначалу вздрогнув, я быстро сообразила, что потрошить планируют не меня, а тех двух сереньких зверушек, которых Ульвар поймал.
И тут меня озарила Мысль. Я ведь могла не только быть бесполезным балластом, но и приносить пользу! Ведь кое-что полезное для выживания в дикой природе я всё-таки умею!
— А можно… можно я мясом займусь? — неуверенно подала голос я. Ледяные глаза уставились на меня, недобро сощурившись; я рефлекторно вжалась спиной в землю и затараторила: — Я умею, правда! Таких зверушек, правда, никогда не встречала, но у дедушки кролики были, и я всё умею — и свежевать, и потрошить. Если они, конечно, хоть немного на нормальных зверей похожи, — под пристальным взглядом я окончательно сошла на испуганный шёпот, чувствуя, что весь мой аутотренинг на тему «я не боюсь страшного викинга, страшный викинг хороший» летит к чертям, потому что… Когда он так смотрит, я готова признаться во всех смертных грехах и не по одному разу, лишь бы перестал меня промораживать.
— Ну, попробуй, — наконец смилостивился он и, швырнув нож в землю так, что тот вошёл по самую рукоять, ушёл в сторону леса. Надеюсь, за дровами; хотя где их можно найти в таком сыром лесу, я в упор не представляла. А жевать сырое мясо… боюсь, я ещё не настолько оголодала.
Кажется, он не поверил в мою способность сделать самостоятельно хоть что-то. А у меня при виде конкретной полезной и достижимой цели даже как будто прибавилось сил. Во всяком случае, я сумела с кряхтением осторожно подняться на ноги.
Ощущения от бинтов были довольно странные. С одной стороны, нога как будто была одета в невесомый пуховый носок, а с другой — носок этот превосходно держиал форму, не проминаясь на всяческих выпуклостях. И, самое главное, натёртые мозоли он совершенно не беспокоил. Всё-таки, насколько совершенная у них тут медицина!
Добравшись до воды по короткому песчаному пляжику, я опасливо опустилась на корточки возле линии раздела суши и спокойной как стекло воды. Не решаясь коснуться, опасливо вгляделась в поверхность; и показалось, что на этой самой поверхности есть какая-то непонятная радужная плёнка. Принюхавшись, запаха бензина или ещё какой-нибудь технической жидкости не ощутила. Остаётся надеяться, Ульвар сын Тора не ошибся в своём заключении.
Зачерпнув ладонями пригоршню воды, я посмотрела на неё под разными углами, но радужной плёнки в таком масштабе видно не было. Да ладно, что я всё про нефть думаю, может, тут какие-нибудь жутко полезные природные масла присутствуют, от них и плёнка!
Поэтому, махнув рукой на переживания, я поудобнее устроилась на корточках и принялась для начала умываться. В воду заходить не рискнула. Во-первых, бинты от воды не разложатся, а вот хорошо ли будет коже под ними, большой вопрос. К тому же, надевать скафандр мне ужасно не хотелось, а мочить свою единственную одежду — тем более. Вариант «раздеться» я не рассматривала принципиально. Я лучше буду плохо пахнуть, чем рискну, во-первых, опять показаться неглиже чёрному трибуну, а, во-вторых, с голой попой встретиться с каким-нибудь вылезшим из воды или леса зверем.
Поэтому кое-как умыв лицо (кажется, раздражения эта засохшая грязь не вызывала, так что, наверное, и правда не была ядовитой) и немного полив себе чистой водой на голову, чтобы вымыть оттуда хотя бы самые крупные куски грязи и немного освежиться, я отползла немного в сторону от взбаламученного участка и вдосталь напилась прохладной воды с необычным приятным сладковатым привкусом. После чего, отфыркиваясь как кошка и отряхивая мокрые руки, побрела организовывать себе рабочее место.
Первым делом, вооружившись ножом, подкралась к зарослям и вырубила себе несколько длинных тонких глянцевых листьев, похожих на банановые и на вид вполне безобидных. И, перебравшись поближе к воде, пристроилась на самом краю пляжика.
По-хорошему, тушку надо было подвесить. Но в лес ради такого идти было боязно, да и верёвки у меня не было. Предоставленный нож совершенно не подходил для свежевания — слишком широкий и толстый, но хотя бы острый. Да и занималась я последний раз подобным лет в пятнадцать, и непонятная инопланетная тварюшка — не знакомый кролик, но худо-бедно с процессом я справилась.
Хотя с первым пришлось здорово повозиться, потому что надо было сначала разобраться в количестве конечностей, потом понять, с какой стороны эту шкуру вообще спускать, и, наконец, разобраться со внутренностями. Странности начались сразу: у жертвы не было головы и глаз. Совсем. Не то что их оторвал зверюга-охотник, а вообще не было, не предусматривались изначальной конструкцией. Этакий меховой шарик на двух прыгательных лапках без глаз, ушей или иных привычных органов восприятия. Только пасть была: маленькая, почему-то круглая, с острыми зубками-иголочками.
Зато шкурка слезла легко, оставшись в моих руках эдаким меховым мешочком с дырочкой. И кровь у существа была привычного красного цвета, что вселяло определённую веру в съедобность этих созданий.
Дальнейший процесс тоже принёс массу сюрпризов. Во-первых, скелет представлял подобие шарика с ротовой дыркой и двумя ногами, и внутри этого шарика располагались все внутренности. Которые я из первого вытащила исключительно из любопытства; но всё, что сумела опознать, это было сердце, которых оказалось целых два. Удовлетворив своё любопытство, я напластала мясо аккуратными кусочками и принялась за следующего, пожалуй, впервые в этом времени чувствуя себя спокойно и уверенно.