Читать интересную книгу Сладкая жизнь - Анна Оранская

— Ребятам расслабляться нельзя, Наташ, — а нам с Геннадием положено. И тебе с нами — чтоб ребят не отвлекала и больного контролировала. Давай накрывай — чтоб в десять минут уложилась. — И, вспомнив, что думал о ней после кокса, добавил с ухмылкой: — Мы тут тебе подарок приготовили — премию денежную. А ты нам что подаришь?

Засыпая, он сказал себе, что праздник удался. Даже с учетом того, что прошел не в кабаке, не в казино, а в этом доме. Еда, кстати, была получше, чем в кабаке, — накануне полсупермаркета скупили, бабок отдали побольше, чем за любой ресторанный стол. Понятно, что по-настоящему — в смысле, помимо жратвы, — из десяти присутствующих расслаблялись лишь трое. Зато расслабились как полагается — они с Генкой, видно, устали от не самых легких воспоминаний, о чем-то другом базарили, Наташка не мешала. А потом и сама разошлась. Выпила прилично, две бутылки шампанского итальянского, и только хихикала, когда они ее подкалывали по поводу обязанностей медсестры, в которые не может не входить всесторонняя забота о здоровье пациента, и что она должна им сказать, можно ли Генке сексом заниматься в его состоянии, потому что есть соображения, что именно из-за отсутствия женщин он никак оклематься не может.

— Не, Наташ, давай скажи нам четко — в порядке все у Генки или нет? — настаивал он. — Давай-давай, проведи осмотр. Ты же врач, считай, Наташ, а это пациент, чего тут такого? Ну давай…

Наташка все хихикала, но уже потише и поопасливее как-то. Но глаза горели, нравилась ей затея. Встала перед Генкой на колени, извлекла здоровенный член из пижамных штанов (Кореец, кстати, злобился, когда Андрей ему пижаму привез — в «Хьюго Боссе» купил, между прочим, триста двадцать баксов выложил, когда врач сказал, что это лучшая одежда, самая удобная) и замерла в нерешительности.

— Не, Наташ, это не дело. — Он рассмеялся, удивляясь, что Кореец чего-то тянет. Странный стал после своей Америки — приехал, он ему сразу предложил телок снять, так тот отказался. Считай, с конца ноября здесь — и ни разу. И это Генка, который до отъезда перетрахал пол-Москвы. Стал его подкалывать — а тот вдруг заявил, что надоели все, у него своя супер, так что до возвращения и подождать можно. Он чуть со стула не упал — но переспросил, решил, что понял не так. Кореец повторять не стал, отмахнулся. А он подумал только про себя, что не представляет, что такого в этой американке, если Генка, у которого на каждую смазливую телку вставал и по три часа не падал, вдруг от всего отказался ради какой-то худой черноволосой девицы, красивой, в общем, но с очень жестким лицом.

Наташка медлила.

— Наташ, ну ты боишься его, что ли? — продолжил в том же тоне. — Ну возьми в руки, осмотри там как следует — а если Генка возбудится, прячь скорей обратно, а то беда. Ты думаешь, почему он лежит-то здесь? Шерше ля фам…

Наташка сидела к нему полубоком, и он видел, как завороженно она смотрит на то, что держит в руках, — ему в детстве говорили, что так кролики на удава смотрят. У Генки встал уже, гигантский красный член маячил перед Наташкиным лицом, и она оглянулась нерешительно на Андрея.

— Да все в порядке вроде, Андрей Юрьевич…

— Да ну вас, — бросил он с улыбкой. — Плохо у вас с юмором. Ладно, пойду ребят проверю, через полчаса вернусь. И чтоб без меня тут ни-ни…

Ровно через полчаса вернулся — но заходить не стал. Потрепался с Голубем, сидевшим в холле перед входной дверью, махнул с ним еще. Голубь молодец, дисциплину сечет, только после уговоров согласился на пятьдесят граммов — завтра, мол, компенсирую, не проблема. Дал ему пятерку, чтобы завтра с пацанами гульнули — заслужили, пусть оторвутся после новогоднего дежурства. А потом в гостиную пошел, здоровенный зал такой в центре дома, с камином, заставленным какими-то медными статуэтками, с огромными напольными часами в углу, красным ковром, выстлавшим паркетный пол, и сел в кресло, налив себе еще вискаря и льда кинув. Виски хорошее, «Блэк лейбл», Вадюхин любимый между прочим, — из-за Вадюхи и сам пить его начал, до этого коньяк предпочитал. В камине дрова потрескивали — Мелкий научился разжигать с одной спички, — а он смаковал виски и даже за сигарой сходил к себе наверх, опять же по-Вадюхиному так, и вдыхал густой дым. В какой-то момент признавшись себе, что в принципе ни в виски, ни в сигарах ничего такого нет — и если бы не Ланский…

— Он заснул, Андрей Юрьевич…

Губы у нее были жирные, блестели прямо, и он сказал себе, что грамотно ее развел, сделав Генке подарок.

— Ну и класс, — усмехнулся, подавив желание спросить, не утомила ли она Генку вконец. — Может, кофе сделаешь — и если хочешь, там шампанское в холодильнике еще. А если устала, иди спать — начало пятого уже…

Пока она отсутствовала — сначала остатки жратвы выносила на цыпочках из Генкиной комнаты, потом кофе варила, — он отхлебывал молча вискарь, глядя в огонь. Думая о том, что, после того как они разберутся с Трубой, авторитет его, Андрея, станет еще выше — все узнают, что он не только бабки может делать, но и разбираться по-крутому с теми, кто встал на пути. Даже с такими, как Славка с мощной его бригадой. Кореец уедет — а он останется, и все заслуги общие его заслугами и станут. И еще подумал, что это лучшее желание, которое можно загадать в Новый год, — ну разве что…

Он не додумал, потому что появилась Наташка. И пил кофе, а потом нюхнул еще, улетев так, что не сразу сообразил, кто это, когда, уже выйдя из душа и упав в постель, увидел в дверях комнаты явно женский силуэт. И только когда рядом село крупное горячее тело и спросило: «Можно, Андрей Юрьевич?» — он допер наконец и вместо ответа потянул его на себя.

Вот такая вот выдалась концовка праздника — вдобавок затяжная. От кокса с вискарем никак не мог кончить, трахая ненасытную Наташку часа два, то так, то этак переворачивая, то сюда, то туда входя, промокнув насквозь, до последнего волоска, стискивая скользкое от пота тело, стонущее, визжащее, то требовательное, то просительное. И вырубился, когда кончил наконец ей в пышный зад — просто потому, что он был уже, чем все остальное, и трение соответственно было сильнее. И, отключаясь, подумал, что праздник удался. И лучшего варианта отмечания придумать было нельзя…

Она выглянула в окно, пристально всматриваясь в дорожку перед домом, а потом туда, вправо, куда она уходила. Тихо, пусто, не считая неспешно бредущей женщины с коляской, одни лишь полузасыпанные машины.

— Мам, мы что, гостей ждем?

Светка подкралась в привычной своей манере, совсем неслышно, заставив ее вздрогнуть.

— Ну сколько тебе можно говорить… — начала она раздраженно, но, спохватившись, смягчила тон. — Ты так меня когда-нибудь до инфаркта доведешь, честное слово…

— А я думала, мы гостей ждем. — Светка, великий психолог, жутко хитрая для своих лет, слов матери будто и не слышала. Ведь ребенок совсем — тринадцать всего, высокая, худенькая, ни груди, ничего, лицо детское, симпатичненькое такое, видно, что хорошенькой будет. А вот глаза взрослые.

— Господи, Свет, какие гости, с чего ты взяла вдруг? — Она даже задумалась, что, может, и вправду забыла, может, Сергей говорил, что второго кто-то может заехать, а она забыла. А Светка запомнила.

— Мам, ну ты что, в самом деле, прикидываешься, — обиженно протянула дочь. — Папа дома, я дома — а ты целый день у окна стоишь. Как ни загляну сюда, ты все у окна…

Она растерялась, понимая, что Светка права, наверное, — и в самом деле периодически подходила к окну, смотрела на улицу, не отдавая себе отчета, что хочет там увидеть, на подсознании. Но Светка ждала, и она, покопавшись в списке правильных ответов, нашла более-менее подходящий.

— Просто красиво там. Ты посмотри, какая красота — все в снегу, машины, деревья, вообще все. На проспекте лужи наверняка, грязь — а у нас тут как за городом…

Огромный кусок земли перед окном — от их дома до следующего, стоящего напротив, трехэтажной желтой школы, было метров пятьсот — семьсот — и вправду был весь засыпан. Лишь кто-то протоптал перпендикулярную дорожку, ведущую к школе, — тоненькую, беспомощно вытянувшуюся посреди разбавленного маленькой детской площадкой и редкими деревьями снежного пространства.

Светка лениво выглянула в окно. Посмотрела недоверчиво на мать, а потом даже некоторое превосходство появилось во взгляде. Словно поняла, что та что-то скрывает.

— Ну-ну, — бросила через плечо, выходя из комнаты. — Наслаждайся…

Алла быстро отошла от окна, потопталась по комнате, вышла на кухню, заряжая кофеварку. Вроде пусто в квартире — Светка у себя телевизор смотрит, муж у себя, тоже у телевизора или за компьютером, а может, и спит даже, — а не расслабишься, напряжение какое-то в воздухе. Так всегда бывало, когда Сергей долго был дома, — вчера уже к вечеру оно появилось, напряжение, а сегодня, когда он почему-то не поехал никуда, только усилилось.