Поскольку с обзором чисто военных действий уже покончено, следует теперь сосредоточить внимание на деятельности Сталина по обеспечению условий победы китайских коммунистов в международном плане и в плане оказания помощи советами и рекомендациями, а также конкретными практическими шагами в плане поставок вооружений, техники и т.д.
В конце 1945 – начале 1946 года в Москву был послан сын Чан Кайши Цзян Цзинго, в задачу которого входило, во-первых, прозондировать позицию Сталина по вопросам Китая, в особенности отношений с коммунистами, и во-вторых, склонить советского лидера сыграть роль посредника в переговорах между гоминьданом и КПК.
В подготовленной для Сталина справке были проанализированы возможные цели посылки в Москву сына Чан Кайши, аргументация, которой он мог воспользоваться, а также сформулированы вопросы, которые наша страна намерена поставить и обсудить в ходе встреч. В частности, указывалось, что «Цзян Цзинго будет добиваться, чтобы мы силой или путем морального воздействия заставили коммунистические войска отказаться от борьбы за Маньчжурию и за Северный Китай. Чан Кайши не уверен, что, получив гражданскую власть в Маньчжурии, он сможет ее удержать своими собственными силами. Он также понимает, что ни японские войска, ни марионеточные войска не могут удержать в узде население Маньчжурии и население Северного Китая. В связи с этим Цзян Цзинго не только поставит вопрос о более медленном отводе наших войск, но и о морально-политической помощи правительству Чан Кайши против надвигающейся опасности слева»[879].
С советской стороны было намечено поставить вопросы признания китайским правительством независимости Монгольской Народной Республики, охраны Китайской Чанчуньской железной дороги, о недопущении иностранцев и иностранных капиталов в Маньчжурию, об экономическом сотрудничестве в Маньчжурии и ряд других.
Сталин во время двух встреч с посланцем Чан Кайши проявил себя опытным и находчивым дипломатом. Он вел беседу так и отвечал на вопросы в таком ключе, чтобы его нельзя было даже намеком упрекнуть в односторонней ориентации на китайских коммунистов. Более того, на мой взгляд, он сознательно и весьма убедительно давал понять, что испытывает определенное недовольство действиями китайских коммунистов, однако ничего не может поделать, поскольку не располагает средствами воздействия на них. Столь тонкий подход выглядел вполне убедительным, хотя неизвестно, насколько представитель Чан Кайши поверил заверениям Сталина.
Осторожность и некоторая доля критики Сталина в адрес коммунистов и Мао Цзэдуна лично дала повод кое-кому прийти к выводу, будто Сталин действительно так оценивал ситуацию, как он говорил Цзяну. Более того, в западной, да и не только в западной литературе, давно уже бытует точка зрения, согласно которой Сталин, во-первых, не доверял Мао, а во-вторых, опасался испортить отношения с США, поддерживая китайских коммунистов. Так, А. Буллок пишет: «Настаивая на возобновлении КПК сотрудничества времен войны с Чан Кайши и отговаривая их от идеи превращения Китая или его части в коммунистическое государство, Сталин надеялся избежать возникновения у американцев подозрений и продления ими сроков пребывания их войск на территории страны. Лучше представлявший себе слабость националистического режима и разочарования американцев в его коррумпированности, Мао Цзэдун считал, что Сталин преувеличивает американские обязательства, не понимает, насколько сильны позиции коммунистов, и не в состоянии смело оценить их шансы на полную победу в случае, если возобновится гражданская война»[880].
Сходную в своей основе позицию пропагандируют и такие биографы Сталина, как И. Дойчер, Р. Конквест и ряд других[881]. Р. Конквест акцентирует внимание на том, что среди сподвижников Мао Цзэдуна имели широкое распространение антисоветские тенденции[882]. Нельзя отрицать того факта, что среди отдельных сторонников Мао имелись и люди, которым были свойственны антисоветские настроения, прежде всего питаемые уверенностью в единственной правоте своей линии, в том, что Москва и Сталин плохо разбираются в китайской обстановке.
Конечно, доля истины в таких рассуждениях была. Однако она не может поставить под вопрос главное – Сталин поддерживал в самых главных вопросах отнюдь не гоминьдан, а компартию и Мао Цзэдуна. И эта поддержка была мотивирована не какими-то симпатиями или антипатиями, а объективным анализом не только текущей ситуации, но и перспектив ее развития.
Советский лидер, конечно, поддерживал коммунистов, однако обнажать свою позицию, публично во всеуслышание говорить о ней он не был склонен. Ведь здесь немалое значение имели и чисто дипломатические соображения, поскольку Сталину важно было не испортить отношений с гоминьдановским режимом, ибо он был правящим режимом в Китае. А поддержанию хороших отношений со страной Сталин придавал первостепенное значение и ставил это выше других мотивов.
Я воспроизведу наиболее важные и интересные фрагменты из бесед Сталина с Цзян Цзинго, чтобы читатель сам мог убедиться в абсолютной обоснованности, логичности и последовательности линии Сталина во время переговоров.
В ходе беседы 30 декабря 1945 г. китайский посланец попросил Сталина дать коммунистической партии Китая совет сотрудничать с гоминьданом.
Тов. Сталин говорит, что китайские коммунисты не подчиняются русским коммунистам. Коминтерна больше нет. Русским коммунистам было бы очень трудно посредничать, так как они не хотели бы давать совет, который был бы отклонен впоследствии. К тому же китайские коммунисты не просят совета[883].
Цзян Цзинго спрашивает, что нужно, по мнению тов. Сталина, сделать для объединения Китая.
Тов. Сталин отвечает, что нужно переговорить с коммунистами и узнать, чего они требуют. Тов. Сталин спрашивает, почему переговоры в Чунцине потерпели неудачу и почему имели место бои между коммунистическими войсками и войсками национального правительства Китая.
Цзян Цзинго отвечает, что он этого не знает.
Тов. Сталин отвечает, что тем более этого не знает советское правительство[884].
Цзян Цзинго говорит, что нужно договориться с китайскими коммунистами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});