Или вот я, например. На мне есть некая печать Лайты, знак моей избранности. Старшие его даже видят. Но я сам, как ни стараюсь, ничего такого нового в себе ощутить так и не смог. Пятая нога не выросла, третий глаз не открылся. Может, я сам по себе какой-то не такой?
-Тирвали, со мной что-то не так в последнее время? Что во мне изменилось? Ты же давно меня знаешь, ты должен был заметить.
-Да все как и прежде, дядя... а нет, вспомнил. Ты реже стал полагаться на удачу. Я думаю, это Старшие на тебя влияют. Ты уже не хочешь ни во что верить, тебе надо знать наверняка.
-Лагорис, а в чем моя особенность проявляется? И у других двоих? Это же не просто ясность нашей судьбы, мне говорили, что мою судьбу вообще никто увидеть не может. Что она за штука, эта избранность?
-Ну ты и вопросы задаешь. Сложно сказать так сразу. Впрочем, есть один тонкий момент. Вы сами выбираете свой путь.
-Все Младшие так делают. У нас нет прорицателей.
-Не скажи. И Младшие, и Старшие склонны выбирать один из двух, реже из трех возможных вариантов. Это значит, что варианты заранее очевидны, а по характеру человека можно догадаться, какой из путей он выберет. Это обреченность. Слышал я от кого-то, что именно склонность людей сужать свое будущее до единственного пути и делает возможным провидческий дар Старших. А в тебе этого нет. Ты чаще всего просто не хочешь ничего выбирать, пока не узнаешь наверняка, что тебе именно это и нужно.
-То есть, я не склонен к вере, а предпочитаю знание?
-Не только это. У тебя еще и нет никаких авторитетов. Старшие верят своим провидцам, верят книжной премудрости, верят накопленному опыту своих предков. И даже не верят, а пользуются тем знанием, что заслуживает у них доверия. Ты же лишен всего этого груза веков и культурных установок. Живи ты в своей Нерберии, на тебя бы влияла культура твоих сородичей. Но сейчас ты - лист на ветру, и зацепиться не можешь только потому, что никак не выяснишь наверняка, за что же тебе цепляться. А ненадежные опоры ты отвергаешь.
-Ну, кое-что в этой жизни я про себя знаю совершенно точно.
-Арварих, а ну-ка поди сюда. Сейчас ты мне ответишь на все мои вопросы.
-Не брал. Я точно не брал. Гарини спроси.
-Брал-не брал - это нам еще предстоит выяснить. Скажи-ка мне, Арварих: тебе я тоже кажусь листом на ветру, который не знает, за что ему зацепиться?
-Кто тебе такое сказал-то? Поэзия прям... нет, комендант. Ты больше на надежную скалу похож. За тебя люди цепляются, а не ты за них.
-Когда вы меня, сволочи, сонным настоем поили, небось скалой не считали.
-Злопамятный ты, комендант. Тебе тоже иногда помощь нужна, не все ж нам на твоей шее висеть.
-Помощнички, мать вашу. Просил я вас мне помогать?
-Не просил. Но ведь помогли?
-Сие пока что неизвестно, Арварих, кому вы на самом деле помогли и чем.
-Рав, может хоть ты мне скажешь...
-Дяденька, мне еще целый котел по лункам разлить надо. Поможешь?
Записывая события и впечатления сегодняшнего дня, я перебирал в своей памяти все пережитое мной за весну. Так ребенок на галечном пляже пытается сложить из камешков пирамидку, а она все осыпается раз за разом, округлые гальки не желают держаться вместе, не выходит из них надежного столбика. Ну две положит, ну три, а следующая падает, стоит ее отпустить. И когда ребенку это надоедает, забрасывает он свое занятие и начинает кидать камни в воду, а те скачут по поверхности и потом тонут, потому как ни на что другое и не годятся.
Ну разметал я себя по страницам, исписанным миакоранскими рунами - что толку с того? Помогло это мне разобраться в том, кто я, зачем я, и куда меня занесло? Нет. А должно было?
Время уже за полночь. Любой нормальный солдат на моем месте давно бы спать завалился, зная, что завтра снова в бой, и надо дать телу отдых. Я же сижу, бумагу мараю и сержусь, что чернила на морозе загустевают.
Откуда люди берут знание - то, чего по мнению Лагориса и Тирвали, мне не хватает для полного счастья? Из книг. Чаще - из опыта, в основном из собственного. Чужой опыт доверие редко когда вызывает, мы все любим набивать шишки самостоятельно. Так что мне, выходит, шишек не хватает?
Выйдя опять на стену, я смотрел на юг, в сторону равнины. Скейр не виден даже со скалы, где мерзнут сейчас лучники. Но для меня словно окно в воздухе раскрылось. Я видел Аэлевит, бредущую под снегопадом по улицам Скейра. Капюшон плаща откинут на плечи, повязка на голове сбилась набок, и рассыпались по плечам золотые пряди, в которых тают снежинки. В руке у нее бутыль с вином, в глазах - непроглядная зимняя ночь.
Я откуда-то знаю, что вижу не сегодняшнюю ночь, а вчерашнюю, что сегодня ей наверняка легче, что она успела уже пережить то, чему я стал свидетелем. Но для меня ее вчерашний день еще не прошел. И я иду вслед за ней, пытаясь догнать, окликнуть, схватить за плечи. Но она не слышит и не видит, только оглядывается иногда в поисках меня, словно чувствует, что я рядом.
-С видениями всегда так, - Лагорис тоже не спал. Эйторий сидел у костра и грыз костяшки своих длинных пальцев. - Это же не просто подсматривание за прошлым или будущим, это присутствие в нем. Только не полностью, а одними лишь чувствами.
-Выходит, у меня провидческий дар открылся?
-Не только у тебя. Мы на пике напряжения сил, на самом краю пропасти. Тут даже у лягушки провидческие способности проявятся.
-Ну спасибо тебе за сравнение, Старший. Ква-ква.
-Да ладно тебе, не обижайся... - он протянул руку, но вместо того, чтобы слегка сжать мою кисть, эйторий вдруг вцепился в нее, да так, что у меня кости затрещали. Глаза его остановились на чем то за моей спиной, я обернулся, одновременно пытаясь выдернуть руку из его захвата.
По искрящемуся снегу вдоль стены к нам брел, пошатываясь, какой-то человек. Он был довольно высокого роста, какого бывают лишь эйтории, но только когда он вступил в круг света от нашего костра, я наконец узнал Виластиса, которого в свое время не раз видел в 'Мече миакринга'. Молодой рыцарь был бледен, и кольчуга из темного металла потемнела от крови. Левую руку он прижимал к телу, в правой тащил свой молот.
Лагорис наконец отпустил меня и бросился навстречу Виластису. Еще до того, как старый эйторий обнял рыцаря за плечи, я догадался, что Виластис и есть его сын, который, судя по всему, чудом избежал сегодня смерти.
И хоть в его спасении не было абсолютно никакой моей заслуги, я почему-то почувствовал себя так, словно сделал доброе дело. И понял, что смогу наконец уснуть, оставив все недодуманные мной мысли на завтрашний день.
Завтра разберемся, за каким диаволом меня избрали в спасители мира. В любом случае выбор будет за мной. Я уверен, что пойму, когда этот выбор передо мной встанет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});