Читать интересную книгу "Лабиринт - Яэко Ногами"

сказал. Это было наутро после ежегодного праздника нашей школы, осенью прошлого года. Накануне вечером ученики, обуреваемые лучшими чувствами, как обычно, устроили шествие по улицам города. Маршировали, горланили песню нашей школы и «Марш патриотов». Наши заядлые спортсмены, являвшиеся застрельщиками во всяком буйстве, не могли улечься спать, пока не проявили свою дикую удаль, они вторглись в четвертую комнату восточного корпуса. Разумеется, жертвой налета оказался Фусэ. Его старшего брата поносили, называя красным бунтарем, самого Фусэ ругали как его сообщника, стол и стул Фусэ, его книги, сорванные с кровати одеяла и матрац были выброшены из окна третьего этажа на школьный двор.

На следующее утро я встретился с ним в умывалке. Окна в ней были выбиты, и осколки стекла валялись на бетонном полу. Это была работа наших молодцов, перепившихся вчера вечером, они заходили сюда пить воду. Мы с Фусэ не обмолвились ни словом ни об этом хулиганстве, ни о вчерашних безобразиях. Все остальные ученики еще спали без задних ног, и, кроме нас двоих, никого в умывалке не было. Фусэ повернул свое мокрое лицо в мою сторону. И вдруг он заговорил: «Мой старший брат не такой, как эти подлецы. Мой старший брат прав. Я в это верю». Слова эти были обращены не ко мне, он говорил их скорее самому себе, как будто желая себя в чем-то убедить, казалось, что он уже не в первый раз повторяет их после вчерашнего погрома. Большие уши Фусэ стали красными, и он, не вытерев как следует лицо, зашагал прочь.

Вскоре Фусэ ушел из Школы. Сейчас он на медицинском факультете университета Хоккайдо. Он не был близким моим другом, и больше я о нем ничего не знаю. Не знаю, конечно, и того, что стало с его братом, о котором он говорил всего лишь один раз, но с таким уважением и доверием. А у меня уже было мое собственное представление о красных, я не питал к ним ни ненависти, ни страха, как другие. Это... Нет, пожалуй, я хватил через край. Нужно сделать поправку: в моем представлении о красных не было ничего конкретного, оно было весьма смутным, неопределенным. И все же оно возникло благодаря старшему брату Фусэ — человеку, которого я никогда даже не видел. И все же какие они, эти красные? Мы и в глаза их никогда не видели, как не видели эскимосов.

Первым реальным образом красного для меня явился господин Канно. Все его боялись, презирали, ругали, а я относился к нему совсем иначе. Причин на то было много, но, по-видимому, на меня повлияло и то искреннее доверие к своему брату, которое проявил тогда Фусэ. И почему мне так хотелось сблизиться с господином Канно? Что влекло меня к нему? Не только притягательная сила запретного. В душе моей жила надежда, не услышу ли я от господина Канно того, что рассказал бы нам Фусэ, если бы сам стал таким, как его старший брат. И все же, когда я пришел в библиотеку, я только попросил у Канно английский перевод Паскаля. Я скрыл то, что в действительности интересовало меня. Если бы я задал вопрос, вертевшийся у меня на языке, он, несомненно, изумился бы еще больше, чем Фусэ, заговори я с ним о его старшем брате. И я навсегда лишился бы возможности приблизиться к нему.

Он остерегался бы меня — это так естественно при нынешней общественной системе и том окружении, в каком мы сейчас находимся. И я был бы отброшен за ту черту, которую я с таким трудом переступил. Как жаль!

Я ищу у господина Канно не отвлеченных теорий в области социологии. Пусть он даст мне, так сказать, наглядный, практический урок. Основной темой его должна быть моя жизнь и жизнь окружающих меня. Я хочу, чтобы все неясности, все сомнения, которые возникают у меня, были мне растолкованы с той же отчетливостью, с какой мы по данным барометра знаем о неизбежности ливня. Нет ли каких-нибудь книг по этим вопросам — вот о чем мне больше всего хотелось узнать. Но как раз об втом-то ни в коем случае и нельзя спрашивать.

Июль 1941 г.

Сейчас во всех семьях только И разговора, что о свадьбах. Все стремятся, чтобы их сыновья перед отправкой на фронт стали настоящими мужчинами. Это поветрие особенно сильно охватило состоятельные семьи, хотя, по правде говоря, с ним следовало бы бороться. Если холостяка убьют на фронте, это будет несчастьем только для него самого, а если человек женат — это двойная трагедия. Но, по-видимому, продолжение рода для богатых людей подчас дороже собственных сыновей. Для них женитьба — это своего рода прививка к генеалогическому древу из опасений, что оно может зачахнуть.

Мой двоюродный брат К, тоже женился в начале летних каникул. Подбила его на такое дело тетушка, испугавшись, что будущей весной, как только он окончит Высшее коммерческое училище в Сага, его отсрочка тоже кончится. Почему-то вдруг после женитьбы К,, начал на меня смотреть свысока. Он старше меня всего на два года, точнее, на год и восемь месяцев. В свое время он тоже держал экзамены в Пятый колледж, но провалился и вынужден был удовольствоваться коммерческим училищем в Сага. Из-за этого он, невзирая на старшинство, всегда держался со мною очень скромно. Тем более удивительна перемена, которая в нем произошла. Неужели такую уверенность в себе ему дало то, что он стал мужчиной, познал женщину?

Да, должно быть, это так и есть. Женившись, он стал более зрелым, приобрел жизненный опыт и вкусил радость жизни, сверкающую яркими красками, о которых не могли ему дать представления ни отвлеченные мысли, ни рассуждения, ни мечты, ни страстные томления,— он вступил в мир живой действительности. Очевидно, мой двоюродный брат так и полагает. На себя он смотрит как на взрослого человека, а на меня — как на мальчика. Завидую ли я ему? Нет. Его жена Исэко, оказывается, наша дальняя родственница. Она только что окончила среднюю школу. Мои невестки говорят, что она прехорошенькая, и особенно расхваливают ее нежный цвет лица: такая беленькая, розовенькая, настоящая фарфоровая куколка! А я кукол не люблю, и, по-моему, куда привлекательнее свежесть смуглянки Раку.

Утро. Я открываю глаза. Еще не подняв головы с подушки, уже думаю о Раку. Ей поручена уборка второго этажа. Обычно по утрам в нашей просторной гостиной слышится легкое постукивание половой щетки. Я знаю, что если встану через пять минут, то с той же точностью, с