квадратная сажень, где вдоль стены поместился сундук — он же койка, а над ним — обычный гамак. Еще в углу было что-то вроде маленького столика. С купе первого класса в поезде не сравнить. Утешало одно, что ехать им нужно было около суток. Как-нибудь перетерпят. За двести рублей Петя бы, пожалуй, приказчика покалечил, а так как деньги остались при нем, пусть живет. Лишь бы глаза не мозолил.
Приказчик все-таки пришел. Просто и бесцеремонно вломился в дверь и принялся что-то кричать.
Петя не выдержал и дал ему кулаком в глаз. С чувством. Так что того из дверей вынесло. После чего склонился над поверженным телом и счел необходимым пояснить:
— Я для тебя, хам деревенский, не «Эй ты!», а «ваше высокоблагородие господин целитель пятого разряда». В том, имел ли ты право с меня такие деньги за проезд брать, я еще с твоим купцом, как его, Белявским, разбираться буду. Вместе с городничим. А то, что ты, дрянь криворукая, деньги в воду умудрился уронить, меня никак не касается. И если беспокоить меня не по делу будешь, я тебе и второй глаз разукрашу. А теперь — пошел вон!
И захлопнул дверь.
Видимо, Петино выступление оказалось достаточно убедительным. Или это приказчик все-таки не был полным дураком и понял, что маг-целитель ему не по зубам. В общем, вплоть до отъезда парохода к нему не лез. После чего все-таки пришел. Вроде как, по другому поводу.
Мол, на корабле есть несколько недужных, а один кочегар так и вовсе паром обварился, так пусть господин целитель их в порядок приведет.
Петя возмутился:
— Я тебе что, корабельный доктор? Вот приеду в Мезень, обустроюсь, вместе с городничим определю круг своих обязанностей, тогда, возможно, у меня и появятся дни бесплатного приема. А пока я на этом пароходе обычный пассажир. Бесплатно лечить никого не буду. Разве что…
Петя накинул на заплывший глаз приказчика «малое исцеление».
— Так и быть, глаз у тебя в течение пары часов пройдет. А если захочешь еще бесплатное лечение получить, могу тебе что-нибудь сломать. Как раз к приезду заживет. Понятно?!
Глава 40
«Золотая баба»
Городок Мезень оказался очень простой планировки. Две улицы вдоль реки, третьей можно было бы считать набережную, только набережной как раз и не было. Был берег, в нескольких местах «украшенный» причалами, сквозной проход между которыми отсутствовал. И еще несколько нешироких улочек (переулков?) поперек.
Но сказать, что в этом городе нельзя заблудиться, было бы неправдой. Еще как можно. Потому что вокруг упорядоченного центра шли сплошняком бараки, склады, лабазы, амбары и мастерские всевозможного назначения, расположенные на земельных участках весьма причудливой формы и огороженных сплошными заборами. Лабиринт получался еще тот.
Дома в центральной, части почти все двухэтажные деревянные. Включая дом городничего и расположенные рядом два дома Присутствия и Купеческий клуб. И еще Дом Северного Товарищества (все с большой буквы). Вот этот дом, хоть и был тоже деревянным, больше походил на дворец в классическом стиле. С мезонином, кованой оградой и будкой при входе. На той же площади находилась и церковь. Вот она была каменной, из кирпича. Две другие располагались в противоположных концах улиц и, похоже, были деревянными, только оштукатуренными.
Но зажиточность чувствовалась. Что жилые дома, что лавки выглядели солидно, а купеческие особняки соревновались между собой богатством отделки.
Как выяснилось, Птахиных ждали. По крайней мере, вышедший встречать пароход служащий порта имел на счет них вполне четкие инструкции. И, что еще лучше, на выходе из порта их ждал специально для этого подогнанный экипаж. Открытый, то есть пролетка, но с большим багажным ящиком. В принципе, найти носильщиков и извозчика — проблема небольшая, но проявленная забота радовала.
Привезли Птахиных прямо к Дому Северного Товарищества, где, как оказалось, в правом крыле для них была подготовлена казенная квартира. Двухэтажная с отдельным входом и уже расставленной мебелью. На первом этаже — кабинет для приема больных и служебные помещения: прихожая, кухня, комната для прислуги, кладовая. На втором — три жилых комнаты: гостиная, спальня (пришлось отдать сестре) и, по-видимому, еще один кабинет, который Петя решил использовать и под собственную спальню, благо в нем имелся достаточно большой диван. На все это приходилось целых две печи, которые топились (когда это требовалось) из кухни и прихожей. В общем, не слишком шикарно, но жить можно. Причем на первое время ничего переделывать не надо, только вещи разложить. Удобно.
А дальше? Рано загадывать. Пока неизвестно, на сколько лет они в Мезень приехали, да и в семейном положении брата и сестры могут произойти изменения.
В доме их тоже встречали — солидного вида дама лет пятидесяти — Чижова Надежда Дмитриевна, домовая надзирательница (именно так и представилась), а также пара мужиков (дворник и истопник?), которые и заносили багаж в комнаты.
Оставив хозяйственные заботы на сестру, Петя переоделся и отправился представляться городничему, благо Чижова предупредила, что тот на месте и его ждет. У молодого целителя даже возникли опасения, а не попал ли он, часом, куда-нибудь за границу? Больно все хорошо организовано.
Оказалось, не так уж далек он был от истины. Городничим Мезени оказался на редкость педантичный немец — Фоншольский Иван Карлович. Для своей должности — молодой (около тридцати лет), абсолютно невзрачный (некрупный блондин, весь какой-то выцветший) и очень серьезно относящийся к своей работе. И к себе. Это даже было видно по его фамилии, которую он первым в роду писать на русский манер, но приставку «фон» сохранил. Ибо он не просто Шольский, а «фон-барон». Причем такой барон, что его предки не только в крестовые походы ходили, но и при Карле Великом в коллегии скабинов заседали.
Петя аристократическим происхождением похвастаться не мог, и Шольский об этом знал. Принял его сразу, несмотря на то, что в приемной сидели два солидного вида купца. Но разговор вел, вроде, корректно, но как с тупицей, которому надо самые простые вещи разъяснять и по три раза повторять. Или городничий по своей природе таким занудой был?
Такая манера разговора раздражала, но осаживать его молодой маг не спешил. Чин-то у городничего не слишком высокий, восьмого класса по Табели, и по молодому возрасту маловероятно, чтобы он раньше успел более высокий получить (в этом случае прежний ранг сохраняется). А у Птахина, между прочим, седьмой. Но, возможно, у Шольского есть основания чувствовать себя в Мезени царем и богом. Так что начинать знакомство со скандала было бы неправильным. В общем, Петя