Читать интересную книгу Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден

Темугэ лишь фыркнул:

– Не страх их удерживает, а смятение. Они пока не разглядели твоего замысла, поэтому ничего и не предпринимали. Ты наследник своего отца, но к присяге их так и не призвал. Никто не понимает, что к чему, оттого и выжидают, высматривают. Все по-прежнему ждут от тебя дальнейших действий.

Губы Угэдэя тронуло подобие улыбки.

Вот бы знать, что на уме у племянника, – но кто их нынче разберет, этих молодых? Все как один скрытные, не докопаешься.

– Ты выстроил свой город на равнинах, Угэдэй. Армии собрались по твоему призыву. Теперь они здесь, и многие впервые видят это достославное место воочию. Ты думаешь, они просто преклонят колени и присягнут только из-за того, что ты сын своего отца? У него ведь есть и другие уцелевшие сыновья, не только ты. Ты о них ни разу не задумывался?

Отчаянные попытки дяди одним лишь буравящим взглядом выведать тайны вызвали у Угэдэя очередную улыбку. Есть среди его секретов такой, который тебе никак не разузнать, как ни пялься. Внутри от вина начинало разливаться благостное довольство, словно лаской убаюкивая боль.

– Если таковым, дядя, и было мое намерение – выиграть себе два года мира и построить город, то, получается, я этого добился, разве нет? Может, это и есть то единственное, чего я хотел.

Темугэ развел руками.

– Ты мне не доверяешь, – сказал он с подлинной удрученностью.

– Вернее сказать, доверяю не больше и не меньше, чем остальным, – мягко хохотнул Угэдэй, – уверяю тебя.

– Умный ответ, – обидчиво заметил Темугэ.

– Ну так на то ты и умный человек. – Угэдэй раздраженно дернул щекой. – А значит, того заслуживаешь.

Вся легкость из него улетучилась, стоило ему через скатерть податься лицом к дяде, который тут же безотчетно попытался отодвинуться.

– С новой луной, – отчеканил чингизид, – я возьму клятву верности со всего войска, от десятника до родовитейшего вождя каждого племени. Объясняться, думаю, не надо. Они преклонят передо мной колени. Все. Не потому, что я сын своего отца, а потому, что я отцов избранный наследник, первый во всей державе.

Угэдэй как будто бы спохватился о сказанном, и его чувства словно задернула глухая завеса. Видно, набрасывать на них аркан он научился смолоду.

– Ты не сказал мне, зачем сюда пришел, – неожиданно напомнил дяде Угэдэй.

Темугэ протяжно вздохнул, понимая, что момент упущен.

– Я пришел удостовериться, что ты осознаешь опасность, Угэдэй.

– Ты меня пугаешь, – с улыбкой сказал племянник.

– От меня тебе угрозы нет, – вспыхнул Темугэ.

– Так откуда на меня, в таком случае, может обрушиться эта гроза, в моем городе из городов?

– Ты надо мной надсмехаешься, хотя я проделал весь этот путь, чтобы помочь тебе, а также увидеть выстроенное тобой творение.

– Оно красиво, не так ли? – спросил Угэдэй.

– Оно

прекрасно

, – выдохнул Темугэ с такой прозрачной искренностью, что Угэдэй невольно поглядел на своего дядю внимательней.

– На самом деле, – как бы признаваясь, сказал он, – мне здесь нужен человек, который заведовал бы моей библиотекой, собирал со всех концов света рукописи и свитки, пока все, решительно все ученые умы не узнают, что такое Каракорум и где он находится. Наивная, быть может, мечта.

Темугэ в неуверенности молчал. От самой такой мысли взлетало сердце, но и подозрение, само собой, тоже закрадывалось.

– Ты по-прежнему надо мною подшучиваешь? – придав своему голосу спокойствие, поинтересовался он.

– Только когда ты надуваешься, как старая овца, со своими предостережениями, – пожал плечами Угэдэй. – Или ты меня предупреждаешь насчет яда, который мне якобы могут подсыпать в пищу или в вино?

На лице у Темугэ проступили пятна раздраженного румянца.

– А вообще, разве недостойное предложение? – между тем с улыбкой продолжал Угэдэй. – Пасти лошадей и овец у нас здесь может каждый. А вот пасти книгочеев, думается, мог бы только ты. Ты прославишь Каракорум. Я хочу, чтобы молва о нем шла от моря до моря.

– Если уж ты так ценишь мой ум, Угэдэй, – ворчливо заметил Темугэ, – то мог бы прислушаться к моим словам, хотя бы на этот раз.

Угэдэй обреченно махнул рукой:

– Ладно, дядя, говори, коли уж это тебе так надо.

– Два года мир тебя ждал. Никто не смел выдвинуть хотя бы одного солдата из страха, что станет первым примером твоей сокрушающей кары. Притихли даже Цзинь и Сун

[11]

, подобно оленю, чующему, что где-то неподалеку затаился тигр. Так вот, это время подошло к концу. Ты призвал к себе свои армии, и уже через месяц, если ты до этого доживешь, быть тебе ханом.

– Если доживу? – переспросил Угэдэй.

– Где сейчас твои верные нукеры, Угэдэй? Ты отозвал их, и никто теперь не рыщет волками по станам в поисках крамолы. И при этом ты думаешь, что расправиться с тобой настолько уж сложно? Свались ты нынче ночью с крыши и проломи голову о булыжники своего драгоценного города, кто тогда станет к новолунию ханом?

– Лучше других шансы у моего брата Чагатая, – пренебрежительно бросил Угэдэй. – Если только не оставят в живых Гуюка, моего сына. По линии отца значится также Тулуй. У него тоже входят в возраст сыновья: удалые Менгу и Хубилай, Арик-бокэ и Хулагу. Со временем все они могут стать ханами. – Он улыбнулся, позабавленный чем-то, для Темугэ не вполне ясным. – Так что, как видишь, чингисово семя крепко. У всех у нас есть сыновья, но все мы при этом оглядываемся на Субэдэя. На чьей стороне будет непобедимый военачальник моего отца, за тем пойдет и войско, тебе не кажется? А без него начнутся распри, а там – и межплеменная война. Разве облеченные властью когда-то действовали иначе? Я, кстати, еще не упомянул мою бабку

[12]

. Зубов и глаз у нее уже нет, но дай ей только волю, она на всех страху нагонит.

– Уповаю лишь на то, что твои действия не так беспечны, как твои слова, – неотрывно глядя на племянника, сказал Темугэ. – По крайней мере, удвой свою личную стражу, Угэдэй.

Чингизид кивнул. Он не счел нужным упомянуть о том, что расписные стены покоя скрывают за собой зорко стерегущих людей. Непосредственно в эту минуту на Темугэ были нацелены два арбалета

[13]

– один в грудь, другой в спину. От Угэдэя достаточно всего лишь мимолетного жеста, чтобы из его дяди вышибли дух.

– Я тебя выслушал и поразмыслю над твоими речами. Пожалуй, поручать тебе заведование моей библиотекой и обителью учености я не стану – во всяком случае, пока не появится и не сойдет новая луна. Если дожить мне не суждено, то мой последователь вряд ли будет так привязан к Каракоруму.

Угэдэй увидел, что слова его нашли отклик. Вот и хорошо: хотя бы один из властей предержащих будет прикладывать старания, чтобы он оставался в живых. У всех людей есть своя цена, которая, кстати сказать, далеко не всегда измеряется золотом.

– А теперь, дядя, мне надо спать, – нарочито позевывая, проговорил Угэдэй. – Каждый день мой исполнен трудов и замыслов. – Поднимаясь, он приостановился и довершил свою мысль: – И вот еще что. Все эти годы я не был ни слеп, ни глух. Народ моего отца перестал на время покорять новые земли, ну так и что с того? Вскормленный молоком и кровью, он отдохнул, посвежел и теперь с новыми силами готов идти на новые завоевания. А вот я построил город. Не бойся за меня, дядя. О своих военачальниках и их верности я знаю все, что мне надо.

Чингизид встал на ноги с гибкостью молодого, а вот беспомощно забарахтавшемуся на полу дяде, чтобы подняться, понадобилась его рука.

– Думаю, Угэдэй, твой отец гордился бы тобой, – хрустя коленями и морщась от натуги, прокряхтел при этом Темугэ.

К его удивлению, племянник покачал головой:

– Сомневаюсь. Я разыскал полукровку-сына своего брата Джучи и взял его к себе в кешиктены, да еще и сделал нойоном. Думаю пестовать его и дальше, в память о моем брате. Отец мне это ни за что не простил бы. – Он улыбнулся такой мысли. – Да и Каракорум наверняка пришелся бы ему не по нраву.

Угэдэй кликнул Барас-агура, чтобы тот вывел Темугэ из совсем уже темного города на равнину, где в обширных воинских станах воздух густ от запаха измены и подозрений.

Подняв кувшин, хозяин дворца снова наполнил кубок и, подойдя к каменному балкончику, выглянул на улицу, подернутую восковым светом луны. Дул ветерок, приятно охлаждая кожу и блаженно прикрытые веки. Сердце покалывало, и Угэдэй взялся его растирать, делая это все энергичней. Боль, казалось, разливается по всей груди. От пугающе сильной пульсации вен Угэдэя прошиб пот. В висках стучало, под ногами поплыло. Слепо протянув вперед руку, он оперся о каменное перильце балкона, медленными глубокими вздохами унимая тошнотную щекочущую слабость, пока сердце не умерило свой бег. Железный обруч вокруг головы как будто разнялся. Сузились до точек помаргивающие дальние огни, породив тени, видные лишь ему одному. Угэдэй поднял глаза к отрешенно сияющим звездам – на лице его была горечь. Внизу под ногами виднелось еще одно строение, вытесанное из камня. Временами, когда боль, вызванная особенно сильным приливом, покидала тело, оставляя после себя лишь дрожь и потливую слабость, он боязливо думал о том, что не успеет ничего закончить. А сам, гляди-ка, успел. Управился. Усыпальница уже готова, а он по-прежнему жив. Кубок за кубком Угэдэй опустошал кувшин, пока в голове не помутилось.