Львиные глаза устремились на Тео.
– Польщен, – с царственным видом произнес Свободный Ванц, протягивая Тео мохнатую ладонь.
Тео как во сне пожал ее:
– Рад познакомиться, сэр.
Губернатору стало казаться, что он все еще плавает в реаниматоре, а все эти чудеса ему просто снятся. Однако слепящий солнечный свет и мощное рукопожатие вернули его к действительности.
Свободный Ванц повернулся к Консулу.
– От имени Собрания благодарю вас за концерт. С того дня, как мы последний раз слышали вашу игру, друг мой, протекло много лет. – Он обвел своими львиными глазами балкон. – Мы можем провести переговоры здесь или в одном из административных блоков – как вам удобнее.
– Нас всего трое, Свободный Ванц. Давайте у вас, – не раздумывая, ответил Консул.
Огненногривая голова кивнула:
– Мы вышлем за вами судно.
Бродяги отошли к перилам и прыгнули вниз, лишь у самой земли раскрыв свои причудливые крылья.
– Боже, – прошептал Тео, схватив Консула за руку, – что это? Где мы?
– В Рое, – ответил Консул, бережно опуская крышку «Стейнвея». Он жестом пригласил спутников в кают-компанию, подождал, пока войдет Арундес, и убрал балкон.
– А что за переговоры?
Консул потер глаза. Похоже, за прошедшие десять – двенадцать часов он спал очень мало или вообще не спал.
– Выяснится из очередного послания Гладстон. – Консул указал подбородком на проекционную нишу, в которой уже сгущался туман: корабль приступил к трансляции расшифрованного сообщения.
Мейна Гладстон вышла из портала и оказалась в лазарете Дома Правительства. Врачи проводили ее в палату реанимационного отделения, где лежал Поль Дюре.
– Как он? – негромко спросила она у своего личного врача.
– Ожоги второй степени примерно на одной трети тела, – ответила доктор Ирма Андронова. – Он потерял брови и часть волос. Кроме того, на левой стороне лица и тела множественные третичные лучевые ожоги. Мы завершили эпидермическую регенерацию и сделали инъекции РНК. Больной в сознании и боли не испытывает. Крестоформы осложняют ситуацию, но непосредственной угрозы для пациента не представляют.
– Третичные лучевые ожоги, – задумчиво повторила Гладстон, остановившись на мгновение, чтобы Дюре ее не слышал. – Плазменные бомбы?
– Наверняка, – ответил врач, незнакомый Гладстон. – Видимо, больной перенесся с Рощи Богов в последние секунды существования нуль-канала.
– Хорошо. – Гладстон подошла к парящей над полом койке Дюре. – Оставьте меня наедине с больным.
Врачи понимающе переглянулись и, приказав роботу-санитару удалиться в стенную нишу, покинули ординаторскую, убрав за собой портал.
– Отец Дюре? – спросила Гладстон, сразу же узнав священника по голопортретам и рассказам Северна. Лицо Дюре, все в багровых пятнах, блестело от регенерационного геля и аэрозольного анальгетика, сохраняя при этом всю свою благородную выразительность.
– Госпожа секретарь, – прошептал священник, силясь приподняться.
Гладстон осторожно коснулась его плеча.
– Лежите. Не могли бы вы рассказать мне, что случилось?
Дюре кивнул. В глазах иезуита стояли слезы.
– Истинный Глас Мирового Древа до самого конца не верил, что они нападут, – прошептал он. – Сек Хардин дал мне понять, что тамплиеры заключили с Бродягами какое-то соглашение, договор… И все же они напали… Лазеры, плазменные снаряды, ядерные бомбы…
– Да, – тихо произнесла Гладстон. – Мы видели это. Отец Дюре, я должна знать все. Начиная с того момента, когда вы вошли в Пещерную Гробницу на Гиперионе.
Дюре изумленно взглянул на Гладстон:
– Как? Вам и это известно?
– Да. И многое другое. Предшествующие события. Но я должна знать все. Все.
Дюре закрыл глаза.
– Лабиринт…
– Что?
– Лабиринт, – повторил он более внятно. И, собравшись с силами, поведал секретарю Сената о своем странствии по туннелям, полным мертвецов, о том, как перенесся оттуда на военный корабль Гегемонии, а затем встретился с Северном на Пасеме.
– Вы уверены, что Северн направлялся сюда? В Дом Правительства? – быстро спросила Гладстон.
– Да. Вместе с вашим помощником… Хентом, кажется. Оба собирались немедленно перенестись сюда.
Гладстон кивнула и осторожно коснулась необожженного места на плече священника.
– Святой отец, события развиваются молниеносно: Северн пропал. Вместе с Ли Хентом. Мне необходимо с кем-то советоваться относительно Гипериона. Не могли бы вы мне помочь?
Дюре растерялся.
– Но… я должен вернуться! Вернуться на Гиперион, госпожа секретарь. Сол… и другие… ждут меня.
– Понимаю, – с печалью произнесла Гладстон. – Как только откроется канал на Гиперион, я тут же отправлю вас туда. Однако сейчас гибель угрожает всей Сети. В опасности миллионы. И мне просто необходима ваша помощь, святой отец. Могу ли я рассчитывать на вас?
Поль Дюре вздохнул и откинулся на подушки.
– Да, конечно, госпожа Гладстон. Однако ума не приложу, чем могу…
В дверь тихонько постучали. Вошла Седептра Акази и передала Гладстон тонкий листок из факсблокнота. Секретарь Сената улыбнулась:
– Я же говорила вам, что одно событие обгоняет другое. Вот еще одна новость. С Пасема сообщают, что конклав кардиналов, собравшись в Сикстинской капелле… – Гладстон прищурилась: – Я забыла, святой отец, это та самая Сикстинская капелла?
– Да. После Большой Ошибки церковь разобрала ее и восстановила на Пасеме. Кирпичик за кирпичиком, фреску за фреской.
Гладстон заглянула в листок:
– …Так вот, кардиналы, собравшись в Сикстинской капелле, избрали нового Папу.
– Так скоро? – прошептал Поль Дюре и закрыл глаза. – По-видимому, сочли, что не следует терять время. От флота Бродяг Пасем отделяют только десять суток. И все же так быстро принять решение…
– Вам интересно, кто новый папа? – спросила Гладстон.
– Либо Антонио, кардинал Гвардуччи, либо Агостино, кардинал Раддел, – помедлив, ответил Дюре. – Только они могли сейчас набрать нужное число голосов.
– Ошибаетесь, – с мягкой улыбкой произнесла Гладстон. – Судя по письму епископа Эдуарда из Римской курии…
– Боже мой, Эдуард – епископ! Извините меня, госпожа Гладстон, пожалуйста, продолжайте.
– Судя по этому письму, конклав кардиналов впервые в истории Церкви остановил свой выбор на человеке, не достигшем сана монсеньора. Здесь сказано, что новый Папа – священник-иезуит, некто Поль Дюре.
Невзирая на боль, Дюре сел в постели.
– Что? – недоверчиво воскликнул он.
Гладстон передала ему листок с сообщением.
Поль Дюре уставился на бумагу.
– Но это невозможно! Никогда еще Папой не выбирали человека с саном ниже монсеньора, разве что символически, и то единожды. Так было со святым Бельведером после Большой Ошибки и Чуда… Нет, нет, это невозможно!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});