Читать интересную книгу Тайная жизнь великих композиторов - Элизабет Ланди

И, однако, именно Дворжак, поселившись на Манхэттене, сочинил то, что теперь называют американской музыкальной классикой. История любит выкидывать такие коленца.

О МЯСЕ И ОРГАНАХ

В 1841 году, когда родился Антонин Дворжак, Богемия входила в состав немецкоязычной Австрии, в связи с чем родной городок Дворжака имел два названия: Нелаго- зевес для его чешских обитателей и Мюльхаузен-ан- дер-Молдау для немецкоговорящих правителей. Отец Дворжака, Франтишек, держал маленькую гостиницу и мясную лавку, которые он унаследовал от отца и деда. Антонин был старшим из восьми детей в семье, и предполагалось, что он тоже станет мясником, — но его увлекала музыка и только музыка. В шестнадцать лет Антонин упросил отца избавить его от мясницкого будущего. Практичный Франтишек настоял на том, чтобы сын получил какую-нибудь музыкальную профессию, и отправил Антонина в Пражскую школу органистов.

Студентом Дворжак не мог позволить себе собственное фортепиано — ему и на еду едва хватало, — поэтому он старался подружиться с более обеспеченными студентами, а затем напрашивался к ним попрактиковаться на инструменте. Такие договоренности не бывали длительными, ведь Дворжак являлся и играл сутки напролет. Аренда квартиры с пианино также заканчивалась скандалом: начинающий композитор мог вскочить среди ночи и часами колотить по клавишам, не заботясь о ночном отдыхе соседей за стенкой.

По окончании Пражской школы органистов Дворжак несколько лет перебивался случайными заработками, пока не получил место скрипача в Провизионном театре, который назывался так не потому, что имел какое-либо отношение к провизии или продовольственным складам, но потому, что это был театр провинции Богемия[24]. В соседнем Национальном театре ставили пьесы и оперы на немецком языке, а во Временном театре делали упор на исконно чешские произведения. Впрочем, репертуар не блистал разнообразием, поскольку выбирать особо было не из чего. До тех пор Чехия произвела на свет только одного выдающегося композитора — Бедржиха Сметану, заложившего основы чешской классической музыки оперой «Проданная невеста».

Дворжак мечтал пойти по стопам Сметаны. Заказать либретто постоянно нуждавшемуся Дворжаку было не по карману, и он работал с тем, что само шло в руки, — то есть с текстами не очень высокого качества. Да и музыка его, откровенно говоря, была не многим лучше: в ту пору Дворжак в основном подражал Вагнеру. Его первая опера — «Альфред» — никогда не увидела сцены. Премьера второй, «Короля и угольщика», состоялась в 1874 году во Временном театре, после чего об этой опере благополучно забыли. Хотя с годами композиции Дворжака становились все интереснее, либретто по-прежнему хромали.

И Дворжак решил, что посредством оперы ему не удастся послужить становлению национальной чешской музыки.

Забросив оперу, Дворжак наконец добился первого настоящего успеха, сочинив хоровое произведение, вдохновленное патриотическим стихотворением чешского поэта Витезслава Галека (1835–1874) «Наследники Белой горы». А следующая работа, «Ноктюрн для струнного оркестра», упрочила его репутацию отменного композитора.

ВЕРА ОТЦОВ И ДЕДОВ

Успех вернул Дворжаку уверенность в себе и поправил его финансовые дела, что позволило композитору жениться на Анне Чермяковой. Как Моцарт и Гайдн до него, поначалу Дворжак был влюблен в сестру Анны — Жозефину, свою ученицу, но Жозефина Чермякова бросила его ради графа. К счастью для Дворжака, его брак оказался много счастливее, чем у Гайдна.

Молодую семью преследовали трагедии. Сначала у них умерла новорожденная дочь Йозефа; затем, два года спустя, от случайного отравления скончалась одиннадцатимесячная дочка Ружена, а меньше чем через месяц от ветрянки умер их трехлетний сын Отакар. Истинный католик, Дворжак излил свое горе в новом сочинении, повествующем о страданиях Девы Марии, взяв за основу церковный гимн тринадцатого века Stabat Mater dolorosa — «Стояла мать скорбящая». Stabat Mater (1877) Дворжака — не только первое крупное религиозное произведение на чешском языке, но и шедевр пронзительной красоты.

Восторженный прием Stabat Mater словно прорвал шлюзы. В том же году Дворжак вступил в переписку с Брамсом, и тот порекомендовал младшего коллегу своему издателю Фрицу Зимроку. Сперва Зимрок опубликовал «Моравские дуэты» Дворжака, которые пользовались такой популярностью, что издатель тут же заказал композитору «что-нибудь еще в том же роде»; последовавшие затем «Славянские танцы» окончательно покорили публику.

КАК СТАРШЕМУ СЫНУ В СЕМЬЕ, ДВОРЖАКУ ПРОЧИЛИ «КАРЬЕРУ» МЯСНИКА, НЕСМОТРЯ НА ВСЕ ЕГО МУЗЫКАЛЬНОЕ ДАРОВАНИЕ.

С годами у Дворжаков родилось еще шестеро детей, и в их доме не стихало оживление: приходили ученики, повсюду резвились дети. Жили они просто, а более всего композитор любил проводить время в своем скромном загородном доме в поселке Высока у Пржибрами, где он ухаживал за огородом, разводил голубей и сиживал в деревенском трактире в компании местных жителей.

ЛЕЖИТ ЗА МОРЕМ СТРАНА…

В 1891 году композитор получил сногсшибательное предложение: пятнадцать тысяч долларов и пост директора Национальной консерватории в Нью-Йорке, нового учебного заведения, основанного страстной меломанкой и по совместительству женой миллионера. Дворжак долго раздумывал, прежде чем согласиться, и все же в сентябре 1892 года он ступил на борт корабля, отплывавшего в Соединенные Штаты.

Дворжаки поселились в уютном доме на Восточной 17-й улице, напротив Стайвесант-сквер. По утрам композитор совершал продолжительные прогулки в Центральный парк или в гавань. Три дня в неделю он вел занятия по композиции с небольшими группами студентов, среди которых были афроамериканцы. Во второй половине дня работал над собственными сочинениями, а по вечерам играл дома в карты. На концерты он ходил редко, в «Метрополитен-опера» побывал всего дважды. Не то чтобы ему не нравилась музыкальная жизнь Нью-Йорка, просто он любил вечерний отдых в домашней обстановке. Лето 1893 года Дворжаки намеревались провести на родине, но, получив приглашение посетить Спилвилл в штате Айова, всей семьей двинули туда и в этом маленьком чешскоязычном городке почувствовали себя совсем как дома.

О Соединенных Штатах Дворжак отзывался с большим энтузиазмом. Он в полной мере оценил отсутствие сословных различий, с изумлением обнаружив, что миллионер и слуга обращаются друг к другу одинаково — «сэр». Он восхищался музыкой «туземной» Америки, особенно афроамериканскими спиричуэле и песнями американских индейцев, хотя сомнительно, что он слышал подлинные версии и тех, и других. Скорее даже, Дворжак путал музыку черного Юга с творчеством индейцев, поскольку утверждал, что, на его взгляд, оба типа музыки практически идентичны и в значительной степени напоминают музыку Шотландии. Признаться, отношение Дворжака к Америке отличалось наивной упрощенностью. Он ведать не ведал о сегрегации на Юге, о нравах Дикого Запада и перенаселенных кварталах нью-йоркской бедноты, где кишмя кишела всякая зараза. В Америке девятнадцатого века он увидел только самое лучшее и восславил мощь этой страны.

Столь романтическое восприятие не могло не сказаться, когда Дворжак создавал свое самое знаменитое произведение — Симфонию № 9 «Из Нового света» (порой ее называют просто «Симфонией Нового света»). Дворжак говорил, что, работая над симфонией, он черпал вдохновение в американских народных песнях, однако прямых цитат из народного творчества в «Симфонии Нового света» нет. А кое-кто из критиков усмотрел в этом произведении куда больше сходства с богемскими танцами, нежели с американскими мелодиями. Дворжак стремился отобразить в музыке огромную энергичную молодую страну, и публика от Бостона до Сан-Франциско полюбила «Симфонию Нового света» с первого же его исполнения.

А ДОМА ЛУЧШЕ

В Прагу Дворжак вернулся в 1895 году, прожив в Америке два с половиной года. Создав себе имя и обеспечив семью, теперь он с удовольствием разыгрывал роль «великого старца» чешской музыки. Он продолжал писать оперы на чешском, однако ни одна из них не получила признания. У Дворжака, похоже, отсутствовал нюх на хорошее либретто. («Сойдет любое свежее либретто!» — написал он однажды приятелю, что доказывает, насколько незначительной ему казалась литературная составляющая оперы.)

В 1904 году на премьере оперы «Армида», своего последнего сочинения в этом жанре, Дворжак вдруг почувствовал себя плохо. Композитор в жизни ничем не болел, но теперь его начали одолевать боли в брюшной полости. Он скончался 1 мая от апоплексии. Десятки тысяч людей шли за его гробом, похоронная процессия растянулась на многие километры по улицам Праги. Чехи, угнетаемая нация на протяжении веков, видели в Дворжаке не просто великого композитора, но их великого композитора.