- Мне надо, - сказал он, поднимая лицо.
- Я знаю, - тихо ответила Дашка. - Но ведь ты уже.
- Да? - удивился Мефодий.
- Да. Я слышала.
- Значит, не подействовало. Я даже не заметил. Веришь?
- Я твоему Елисею когда-нибудь глаза выцарапаю.
Мефодий посмотрел на меня, разочарованно вздернул левую бровь, завинтил фляжку и сунул её за пазуху. Дашка уже сидела на своем месте. Полную братину она поставила на середину стола, подальше от Мефодия, а к нему придвинула какую-то тарелку.
- Продолжай, - попросила она, подперев кулачком подбородок. - Тебе надо рассказать все, продолжай.
- На чем я остановился? - спросил Мефодий, застегнув на груди комбинезон.
- Уже не рискуя ни совершать разворот, ни даже погасить парус... подсказала Дашка. - А дальше?
22
Уже не рискуя ни совершать разворот, ни даже погасить парус, "Луара" продолжала инерционный полет. Масса гондолы, как вылитая за борт китовая ворвань, предохраняла экипаж от зыбей Предела, создавала в себе и вокруг себя микроскопический штиль старой доброй Эвклидовой геометрии. Шли годы. Растения в оранжереях непредсказуемо мутировали в искусственном освещении. Рождались и росли дети, не видевшие звезд. Вспыхнули и были подавлены железной рукой капитана два больших мятежа и несколько малых бунтов. Мефодий научился сначала летать, а потом ходить. Мама умерла при родах. Дядя Бен и компьютер стали его первыми собеседниками.
Самой сильной из первых осознанных эмоций Мефодия была ненависть: он страстно возненавидел Осипа Тяжко - за то, что тот оказался прав. Дядя Бен смеялся над этой ненавистью. "Не бывает правоты навсегда, - говорил он. Не бывает абсолютных истин. Даже дважды два не везде четыре". "Но ведь асимптота недостижима - на то она и асимптота", - возражал Мефодий. "О да! Ахиллу ни в жисть не догнать черепаху!" - смеясь, отвечал дядя Бен. И объяснял апории Зенона, отложив на время тетрадь Мефодия с недоподчеркнутыми красным ошибками в дифференциальных уравнениях.
Что человеческая культура без математики? И что математика вне её? Существуя как будто бы в разных пространствах, они формируют друг друга. Как тонкий узор атомарных цепочек металла в двуокиси кремния: формируя друг друга, узор и кристалл образуют поющую устрицу... Дядя Бен был очень сильным математиком и в высшей степени культурным человеком. До хрупкости маловероятное сочетание.
"Земля!" - закричал однажды марсовый "Санта-Марии".
"Звезды!" - оглушительно заорал в интерком дежурный оператор "Луары".
Почти шесть лет прошло с момента погружения в Предел. И вот сомкнулись вновь окружности и сферы, опять возникли направленья, и звезды стали походить на звезды. "Смотрите, - плача говорили взрослые. - Смотрите же! Вот точно такими мы видели их на Земле..."
Нет, не совсем такими. Не точно.
Прямо по курсу, чуть-чуть в стороне от скомканного паруса "Луары", мигала слабая зеленоватая точка - Солнце. А за кормой в полнеба полыхало рыжее мохнатое светило. Как вскоре показал спектральный анализ с поправками на эффект Допплера, это была не Проксима Центавра, а Денеб - Альфа Лебедя. И самое странное: флагман Восьмой Звёздной не приближался к ней! Он удалялся от неё - на девяноста пяти сотых световой. Парус "Луары" медленно, словно нехотя, расправлялся под дуновением легкого звёздного бриза.
Беседуя с Мефодием, дядя Бен и компьютер успели изрядно погутарить и между собой, обсасывая то апории Зенона, то парадоксы парастереометрии Молодцова. Захар не знал их языка - но исправно подбрасывал тему за темой. Обратно "Луара" летела не наугад. Второе погружение в Предел произошло в расчетное время, в рассчитанном месте и с рассчитанной скоростью. С парусом, погашенным за несколько минут до погружения.
Спустя три года по бортовому времени "Луара" косо пронзила плоскость эклиптики в районе орбиты Урана и стала удаляться от Солнца в направлении на Южный Крест. И ещё полтора года понадобилось, чтобы снизить скорость с 0,98 световой до планетарной и вернуться в Систему.
- Дальше ты знаешь, - сказал Мефодий.
Да, дальнейшее мне было известно. Двадцать с половиной лет тому назад я сам распутал путаницу в официальных сообщениях комиссии ООМ и, возгордясь, немедленно отправил подробное письмо в Академию Наук Сибирской Федерации. С формулами, картами и графиками. Спустя три месяца я уже принимал трудовые процедуры на Ваче. Мой лечащий наставник выбивал из меня математическую заумь: то километровыми кроссами по сугробам, то охотой с голыми руками на волка (ни в коем случае не убивать, их у нас всего сорок три!), то весенним строительством ветроустойчивых стаек для тех же волков в противогазе и в герметичном прорезиненном балахоне. И выбил напрочь...
Я обнаружил, что рассказываю Дашке и Мефодию о санатории на Ваче и, сомкнув пальцы на чаре, показываю им, как нужно душить волка - чтобы не насмерть, а только уснул. Дашка, жалостливо кивая, слушала, а Мефодий рассеянно возил пальцем по скатерти и ждал, когда я закончу.
- Вот так, - закончил я. И почему-то разозлился. - А ты в это время... Ведь это все из-за вас. "Делириум астрис".
- Я в это время с другими такими же дураками искал уран на крайнем западе долины Маринер, - сказал Мефодий. - Дядя Бен в это время сидел в палате для буйных. А Люська в это время, ни черта не понимая, закладывал меня господину Волконогову. В это же самое время бортовая Память "Луары" отчаянно противилась попыткам ООМовских умников стереть алгоритмы Молодцова-Смоллета. И громоздила такие блоки, что Люська до сих пор подбирает к ним ключики. Можно, конечно, поискать виноватых, только зачем?
- Незачем... - согласился я, помолчав. - Но чего добивается, например, господин Волконогов?
- Неужели неясно? Ему охота возродить великую и единую Русь, распространить её на всю обитаемую Вселенную. Мне - то есть, теперь уже тебе - отводится роль вдохновляющего символа... Правда, спасибо Саргассе, нас будет очень трудно заменить: хоть какая-то гарантия личной безопасности.
- Глупо, - сказал я.
- Конечно, глупо. Потому что сначала, даже если он одолеет Тайный Приказ, господину Волконогову придется иметь дело с Графством, Воеводством и Небесной Провинцией. У его сиятельства, например, - дядя Бен это доподлинно выяснил, - всегда наготове парочка водяных бомб.
- Водородных? Откуда?
- Я сказал "водяных". Две беспилотных "блохи", по шесть кубометров талой воды в трюмах. Автопилоты нацелены на самые крупные проплешины Карбидной Пустоши.
- Он что, сумасшедший? Дюжина сот ведер - это пожар до неба! Даже коллоидный слой...
- Он предусмотрительный. Во время последнего мятежа капитан "Луары" двое суток держал палец на тумблере, открывающем все главные шлюзы. И не снял, пока зачинщиков не повязали... Водяные бомбы - тумблер его сиятельства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});