— Мне нужно вернуться в школу на второй урок. Если нужно, я могу приехать за вами после.
— Не надо, все клево, мы сможем вернуться в Оксли на автобусе, — предложил Кейн, и Бобби кивнула в знак согласия. Она так сильно нервничала сейчас, что могла почувствовать горький вкус желчи в глубине рта. Это больше не казалась ни игрой, ни «баловством»; это было серьезно — они собирались проникнуть в больницу, чтобы допросить человека с психическим заболеванием.
Хотя, в этом и заключалась вся проблема. А что если Бриджит Хорн не была больной? Или что если она была таковой, и у них тоже были видения? Бобби жалела, что не перехватила чего-нибудь поесть, прежде чем покинуть школу; она чувствовала голод, и ее тело ощущалось пустым, словно фонарь из тыквы, оставшийся гнить с выходных.
— Ты в порядке? — Кейн почувствовал ее беспокойство.
— Не совсем. У нас могут быть серьезные неприятности из-за этого. Вроде нарушения закона.
Он покачал головой.
— Мы просто посетители. Против этого нет закона.
Бобби кивнула, пытаясь создать в себе немного его спокойствия путем осмоса. Кейн вышел из машины, и она последовала за ним, разглаживая свой наряд. В конце поездки она распустила волосы и сменила солнцезащитные очки на свои обычные.
— Мы просто наносим визит, — сказала Бобби больше себе, нежели Кейну.
Оставив их перед психиатрической больницей, Марк отправился обратно в Рэдли Хай. Было на удивление тихо. Какая-то часть Бобби ожидала воплей, борющихся в смирительных рубашках больных, даже если она понимала, что это чисто телевизионное клише.
Первые несколько капель дождя размером с небольшие шарики упали на асфальт.
— Ну же. Давай зайдем внутрь. — Кейн обхватил ее рукой и повел вверх по ступенькам. Автоматические двери раскрылись. Регистратура ничем не отличалась от любой другой больницы — стол, пара мягких стульев матово-синего цвета, неброские плакаты, гласящие, что каждый четвертый из нас подвергнут опасности проблем с психикой. Единственная разница заключалась в том, что комната была охраняемой. Доступ к остальной части здания находился за плотно закрытыми дверьми, за которыми следил человек в форме.
Бобби заставила себя улыбнуться дежурной.
— Привет, мы пришли навестить Бриджит Хорн, пожалуйста.
Дежурная, женщина неопределенного возраста явно страдающая ожирением, с красным лицом и солено-уксусным запахом, набрала что-то на своем компьютере.
— Хорошо, милая. Поднимитесь на лифте на третий этаж в комнату ожидания.
Бобби чуть не упала. Конечно же, все не могло быть так просто. Раздался неприятный гудящий звук, и сигнальная лампочка над двойными дверями изменилась с красного на зеленый.
— Проходите, — проговорил охранник. — Третий этаж.
Не мешкая, парочка поспешила внутрь. Как только они оказались в лифте, Бобби выдохнула, казалось, впервые за пять минут.
— Почему я так нервничала?
— Знаю, — согласился Кейн. — Полагаю, это просто больничная обстановка.
Лифт поднялся на третий этаж, и они вышли в еще одну комнату ГСЗ[11], только в этой тихо играло «Радио 2». Здесь стоял ужасный больничный запах — спиртового геля для рук вперемешку с рвотными массами и дезинфицирующими средствами. В то же время воздух был странно сладким, словно кто-то распылил освежитель воздуха.
На сей раз Кейн подошел к регистрационной стойке.
— Привет, мы бы хотели увидеть Бриджит Хорн.
Медбрат на посту — красивый рыжеволосый парень лет двадцати — удивился.
— Вы пришли увидеться с Бриджит?
— Ага, — ответила Бобби. — Друзья семьи.
Медбрат — Дэвид, согласно информации на бейджике — скептически окинул ее взглядом сверху донизу.
— Бриджит не принимает посетителей, кроме своей мамы.
— Знаю. Именно ее мама попросила нас прийти. Думаю, она хочет, чтобы Бриджит общалась с большим количеством людей… — Говоря неправду, Бобби чувствовала себя ужасно. Бриджит была одинока, и единственные ее посетители находились здесь, преследуя свои эгоистические цели.
— Вы не могли бы подождать здесь, пожалуйста? — Дэвид провел пластиковый пропуск через кард-ридер и вошел в отделение. Вытянув шею, Бобби посмотрела через двери. Он разговаривал с другой медсестрой или врачом — трудно было сказать, когда на них всех была больничная униформа. В конце концов, он вернулся с женщиной азиатской внешности с добрым лицом и одетой в нормальную одежду.
— Привет, я доктор Кан. Дэвид говорит, что вы хотели навестить Бриджит?
— Да, пожалуйста, — ответил Кейн.
— Должна сказать, что это довольно необычно. Бриджит — очень неспокойная пациентка, и ей не нравятся визиты — даже своей мамы.
Бобби предвидела такую неудачу, но это только придало ей решительности. Они зашли уже так далеко.
— Пожалуйста. Я … мы просто хотим помочь. — Что было правдой. Все, что они могли бы сделать, чтобы остановить Мэри, могло помочь также и Бриджит. Доктор Кан не казалась убежденной, так что Бобби снова быстро заговорила. — Пожалуйста. Если бы вы просто сказали ей, что… что… мы на третьем дне.
Инстинкт подсказывал, что ей не следует упоминать имя Мэри.
Доктор Кан выглядела еще более сбитой с толку, но, вздохнув, она прошла обратно в отделение, оставив их в приемной. Когда же она вернулась несколькими минутами позже, недоумение на ее лице достигло предела.
— Хорошо. Это очень странно, но она говорит, что примет вас. — За стойкой Дэвид в шоке выронил ручку. — У вас с собой есть зеркала или что-нибудь отражающее? Мы не можем вносить никакие зеркала в отделение — они вызывают психоз Бриджит.
Бобби перерыла свою сумку и нашла компактную пудру с зеркальцем, которая на самом деле принадлежала Нае. Она отдала ее Дэвиду, тот положил ее за стойку. Кейн передал свой телефон, у которого была блестящая хромовая поверхность.
Нервозность вернулась. Пока доктор Кан вела их в отделение, живот Бобби болезненно скрутило. Не отдавая себе отчета, бессознательно ища поддержки, ее пальцы нашли руку Кейна. Он сжал их.
Пациенты были эклектичным сборищем. Судя по всему, это было смешанное отделение — смешанных чокнутых (почему-то мозг Бобби считал, что сейчас было самое время придумывать жалкие и оскорбительные каламбуры на чей-нибудь счет). Отделение не сильно отличалось от классной комнаты: в центре общей территории были два огромных стола для занятий. С одной стороны, кропотливо вырезая буквы из журналов, за ним располагался мужчина лет сорока с зачесанными назад редеющими волосами. Ножницы точно следовали краю буквы «Р», которую он вырезал. По другую сторону стола чернокожая женщина с бритой головой писала в дневнике самым мелким почерком, который Бобби когда-либо видела, как будто бы она поставила перед собой цель написать самые маленькие буковки. Микроскопические записи заполняли целые страницы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});