серебряный колокольчик на самую верхушку деревца, и как только ты позвонишь, я тотчас же явлюсь.
С этими словами разорвала она сеть, дерево зашуршало, и Мирточки уж и след простыл.
Едва только день занялся, как принц созвал к себе своих министров и советников, сообщил им о том, что он вскоре собирается жениться и что они должны всё справить для проведения самых наироскошных свадебных торжеств, какие только бывали в этой стране. Обрадовались этому советники необычайно и нижайше попросили только огласить имя невесты, чтобы можно было сделать специальную светящуюся монограмму. На это принц ответил:
— Первая буква её имени «М», и к празднику везде, где только можно, должны быть изображены миртовые веточки.
Советники собрались уж было уходить, как вдруг неожиданно пришло известие, будто в придворном зверинце взбесился кабан, вырвался на волю и перебил весь китайский фарфор, что был выставлен на обозрение в стеклянных беседках; если зверь не будет немедля пойман и убит, говорилось там, то перекусает он всех кабанов и те тоже взбесятся, и тогда уже они все вместе легко обратят Фарфорию в груду осколков. Дело не терпело отлагательства, и потому принц наказал советникам заняться приготовлениями к празднеству, а сам выехал со своими егерями на охоту.
Когда принц выезжал со двора, девять злых девиц — те самые, которые не принимали участия во всеобщем ликовании, когда миртовое деревце вносили в город, — принаряженные, напомаженные, высунулись из окошка, надеясь, что принц заметит их и поприветствует, но всё напрасно, хоть они даже и на подоконник легли и уж так далеко высунулись, что того и гляди на дорогу вывалятся. Принц и бровью не повел, сделал вид, будто и вовсе не замечает их. Раздосадованные таким обращением, собрались они все вместе и решили принцу отомстить за это. Ведь историю-то со взбесившимся кабаном они сами нарочно выдумали, чтобы заставить принца, который теперь нигде не показывался, выйти из дворца. А китайский фарфор в беседке — так это они подговорили слуг своих разбить. И вот как раз в тот момент, когда они все собрались, вошел отец одной из девиц — она была самая старшая из них — и сообщил дамам, что они должны готовиться к свадьбе, принц, мол, женится на некоей принцессе М., и ещё велел он, дескать, всё иллюминировать и украсить веточками миртовыми. Едва они остались одни, как тут же дали волю своей злости, ведь каждая из них воображала, что займет трон фарфоровой страны.
Велели они тогда прийти строительных дел мастеру и приказали вырыть подземный ход прямо к спальне принца; захотели они подсмотреть, кого это он там прячет. И вот, когда был тот ход подземный готов, подговорили они ещё одну молодую девицу пойти с ними, сами-то не сказали, что затевают, ну а та согласилась, но из любопытства только, не по злому умыслу; взяли же они её с собою только для того, чтобы там оставить и потом на неё всё свалить. И вот однажды ночью взяли они фонари и пробрались подземным ходом в комнату принца, всё обыскали-обшарили, всё перерыли и были крайне удивлены, оттого что ничего особенного не обнаружили, кроме вот, пожалуй, дерева миртового. На нем-то они и выместили всю злость свою, пооборвали все ветки да листья, а когда они хотели было и верхушку у него сломать, зазвенел колокольчик и нежданно-негаданно вышла прямо из дерева Мирточка в платье нарядном подвенечном — думала она, что это принц её на свадьбу кличет. Поначалу изумились злодейки, но потом догадались, что красавица эта и будет будущей княгиней, навалились они на неё да и убили самым жесточайшим образом — разрубили Мирточку на мелкие кусочки, каждая взяла себе по пальчику бедняжки; только та, десятая, девица осталась непричастной, плакала и причитала всё она, ну а те злодейки заперли её, да и скрылись тем же путем, что пришли.
Когда же камергер принца, которому под страхом смертной казни было велено каждый день поливать миртовое деревце и убирать в комнате так же усердно, как и в присутствии принца, вошел в комнату, чтобы сделать так, как было приказано, охватил его ужас неописуемый от представившейся перед ним картины — на полу в крови, растерзанная, лежала Мирточка, а само деревце стояло всё поломанное и без листьев. Никак не мог он взять в толк, что всё это значит, ведь не ведал он ничего о существовании Мирточки. Тут девица молодая, что забилась, обливаясь слезами, в уголок, рассказала ему, как всё было. Горько плача и рыдая, подобрали они все косточки, все кусочки бедняжки погубленной и закопали их под растерзанным деревцем в кадке, так что получилось даже что-то наподобие могилки; потом вымыли они пол чисто-чисто и полили деревце водой, перемешанной с кровью, всё убрали в спальне принца и заперли её, а сами, подгоняемые страхом, поспешили скрыться, барышня же взяла себе на память локон убиенной Мирточки.
Тем временем все приготовления к свадьбе были почти закончены, и принц, так и не обнаружив взбесившегося кабана, вернулся снова в город. Перво-наперво пошел он к горшечнику и его жене, рассказал им всю историю про Мирточку и попросил у них родительского благословения. От восторга старики чуть дара речи не лишились, услыхав, что в деревце том миртовом выросла дочка, и теперь им стало ясно, отчего так полюбили они деревце. Радостно дали они свое согласие и отправились вместе с принцем во дворец, чтобы собственными глазами увидеть свою доченьку. Но когда вошли они в комнату, где стояло деревце, открылась им печальная картина: на полу — пятна крови, а деревце всё истерзано, поломано, рядом же — могилка. Закричал тут принц, закричал горшечник, закричала жена его:
— О, невеста моя возлюбленная!
— О, дитя наше дорогое! Где же ты? Покажись, предстань перед родителями твоими несчастными!
Никакого отклика на их мольбы, и отчаяние их было безмерно. И сидели они все трое, горемычные, подле деревца и поливали его своими слезами, и всё в стране в смятении были полном и печали.
Так, страдая и мучаясь, принц, горшечник и жена его продолжали усердно выхаживать свое деревце, отдавали они ему всю душу, и вот появились на нем новые побеги, отчего все возрадовались необычайно, только на верхушке недоставало ещё нескольких листочков да на одной большой ветви — пяти веточек, а на другой — четырех, лишь один отросточек начал только-только выходить.
На него-то и глядел принц день-деньской, и каково же было его изумление, когда однажды утром он увидел, что отросток вырос,