Валентина улыбнулась, вспомнив, как в первое свое дежурство, когда она, окаменев от напряжения и ничего не соображая, сидела вот за этим же столиком, к ней подошла уборщица их пятого этажа Владимировна и неожиданно спросила:
— А знаешь, сестрица, почему нашу больницу прозывают «Старый бор»?
Валентина обрадовалась, что эта пожилая женщина с таким добрым, улыбчивым лицом завела с ней разговор. Может, хоть за беседой пропадет никак не отпускавший страх: вдруг на первом же дежурстве опозорюсь, перепутаю лекарства или не смогу банки поставить? И она, нарочно помолчав минуту, чтоб не обидеть Владимировну быстрым ответом на ее бесхитростный вопрос, будто сомневаясь, медленно сказала:
— Так, наверное, потому что сосны кругом растут. Да какие огромные они здесь — уж точно каждой больше ста лет.
— Так-то оно так, да не совсем, — лукаво подмигнула Владимировна, — а оттого «бор», что «шишек» у нас много, и не только сосновых, кедровые тоже попадаются. — Она кивнула в тот конец коридора, где размещались люксы, и после многозначительной паузы закончила. — Да, беда, «шишечки» наши больно старые, белочками давно вылущенные. От них ничего уж, поди, не произрастет.
Ну, Владимировна так учудит иногда, так учудит…
Что говорить, основной контингент больных у них на самом деле старики. Укрепляют здоровье, или, как они сами шутят, «реабилитируются», здесь настоящие и бывшие ответственные работники республиканских хозяйственных учреждений и их жены. За глаза они именуются «тещами», потому как, в отличие от своих мужей, в подавляющем большинстве своем покладистых и непривередливых, разве что порой чересчур словоохотливых, старухи сплошь и рядом стараются показать характер: по десять раз на дню гоняют сестер за врачом, чуть голова заболит, требуют, чтоб завтраки-обеды им в палату носили, поучают, как ставить компрессы, жалуются, что гудение пылесоса вызывает у них мигрень.
Этих «тещ» Валентина, что таить, тоже недолюбливает, а вот старичков жалеет. Да и как их не пожалеть. Просидели они, бедолаги, всю жизнь по кабинетам и теперь, будучи уже в преклонных годах, стараются наверстать упущенное по пять-шесть часов вышагивают по аллеям их соснового бора. Вон Леонид Иванович из первой до того доходился, что все пятки стер и теперь ему каждый вечер надо делать горячую содовую ванну для ног, а потом смазывать их облепиховым маслом. На одну эту процедуру полчаса ушло. А у нее десять палат — двадцать человек, и каждому что-то предписано. Сейчас, правда, девятнадцать, в восьмой один живет. И все равно — двоим горчичники ставила, «теще» из пятой — банки, та горчичники не признает, еще двоим компрессы…
Валентина снова взяла тетрадь назначений, еще раз проверила, не пропустила ли какой процедуры, не забыла ли кому микстуру отнести, удостоверилась, что все сделано полностью, и вернулась к прерванным мыслям.
… Вот и ходят и ходят старички, да только ходят не так, как надо бы. Им бы в лес по грибы или — речка рядом — рыбу поудить, а они разобьются по двое, но трое и семенят по асфальту от ворот до ворот, километры нахаживают (центральная аллея будто для удобства счета как раз пятьсот метров). И все о делах разговоры ведут. Валентина, когда на работу или с работы мимо них спешит, краем уха слышит: кому-то — вымолил — план скостили, где-то снова график сорвали, кого-то задвинули незаслуженно.
И на отдыхе, значит, тревожатся за порученный участок. А посмотреть на такого — сердце кровью обольется. Придет она горчичники ставить, скинет он казенную пижаму, рубашку на голову задерет, а спинка-то худенькая: лопатки торчат, позвонки пересчитать можно, на ребрах кожа пообвисла и вся в пятнах. «Господи, — подумает, — у него в чем только душа держится, а его с поста не отпускают, не иначе большой умница, замены найти не могут».
Вот взять хоть этих двоих из четвертой палаты — Алексея Степановича и Александра Степановича. Прямо и смех и грех. Они не только именами-отчествами схожи, но и внешне на братьев смахивают. Оба небольшого росточка, седенькие, в очках. Алексей Степанович постарше, но еще работает, планированием чего-то занимается. Александр же Степанович рассказывал ей, как полтора года назад отметил семидесятилетие, так сразу и дня, говорит, задерживаться не стал, пошел на заслуженный отдых, хотя уговаривали еще потрудиться. В один день они приехали, в одну палату их и поселили.
Хорошие старички, спокойные. Однако, поначалу произошло между ними недоразумение. Александр Степанович, тот, что пенсионер, как процедуры закончит, так и пошел вышагивать. Алексей же Степанович все больше в палате или на балкончике сидит — газетки читает, да еще бумаги какие-то ему подвезли, изучает их, заметки делает. За полчаса до обеда сестра, как положено, лекарства разносит. Александру Степановичу, у того легочное что-то, прописан прополис — тридцать капель на полстакана молока. Алексею Степановичу от печени — отвар бессмертника. Лекарства и по цвету и по вкусу разные, невозможно перепутать. Только Алексей Степанович и свое выпил и соседа. Александр Степанович перед обедом самым с прогулочки пришел, а его стаканчик уже пустой на столике стоит. Ну, первый раз он посмеялся и этим ограничился. На второй день та же история. Тут он указал Алексею Степановичу, что, безусловно, микстуры своей ему не жалко, хотя прополис и дефицит, да не пошла бы она во вред соседу. Алексей Степанович смутился: я, дескать, не нарочно, просто стаканчики одинаковые, свой выпью да через десять минут и забуду, что уже принял лекарство, и ваше тогда выпиваю. Стаканчики-то не различишь. В общем, и после этого объяснения все повторилось.
Валентина как раз дежурила, заявились к ней старички: организуйте, мол, дело так, чтобы один не оставался без лекарства, а другой во вред себе чужого не пил. А что тут придумаешь? Не поджидать же Александра Степановича с каждой прогулки и лично ему в руки этот прополис вручать. У сестры, кроме них двоих, еще восемнадцать больных на попечении, за которыми тоже глаз и уход нужен. Прямо безвыходное положение. А Владимировна, когда Валентина ей ситуацию обрисовала, нет бы посочувствовать, рассмеялась. Ты, говорит, еще молодая, не все знаешь, а для склеротиков, чтобы память они не теряли, есть один очень верный способ. Старики, известно, что дети. А как твоя Диночка в садике свой шкафчик узнает? — По картинке. Вот и надо на стакан забывчивого старичка картинку налепить — зверюшку какую-нибудь. «Ой, что вы! — испугалась Валентина. — А вдруг обидится? Ведь у Алексея Степановича должность наверняка немаленькая, а тут такое — картинка детская?» — «Ну, тогда доверься мне, — решительно заявила Владимировна. — Я к ним подход изучила».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});