различия направлений, ликовала.
В последний мой приезд в Севастополь я мог убедиться, что А.В. Кривошеин вошел совершенно в курс дела и овладел им. Я не возобновлял с ним разговора о привлечении его к дальнейшей работе в качестве моего помощника, решив выждать для этого разговора окончательного завершения операции. Теперь я послал к нему генерала Шатилова. Как я и предвидел, Александр Васильевич, войдя в дело, не мог уже решиться от него отойти. Наши военные успехи рассеяли его последние колебания. Он уступил моим настояниям. 6 июня состоялось назначение А.В. Кривошеина моим помощником. Одновременно было решено, что генерал Шатилов займет должность начальника моего штаба. Назначение это я наметил уже давно. Однако, не желая с первых шагов вступления моего в командование армией производить коренную ломку в штабе, откладывал его до удобного времени.
Генерал Махров назначался военным представителем в Польше. Согласованность наших операций с операциями на Польском фронте приобретала первенствующее значение. Политическая обстановка исключала возможность каких-либо непосредственных соглашений с польским правительством и требовала особой осторожности с нашей стороны, дабы согласовать с поляками наши военные операции, не связывая себя в то же время никакими политическими обязательствами. В этой сложной военно-политической обстановке генерал Махров вполне мог разобраться. Назначение генералов Махрова и Шатилова состоялось в середине июня.
4 июня я проехал в Мелитополь, куда прибыл уже в сумерки. С вокзала я проехал в собор, где присутствовал на молебне, а затем, выйдя на площадь, говорил с народом, разъясняя, что Русская Армия несет с собой не месть и кару, а освобождение от красного ига, мир, тишину и порядок, что в ближайшее время под защитой Русской Армии каждый трудящийся получит возможность спокойно жить плодами своей работы. Пояснив вкратце сущность намеченных мероприятий по организации самоуправления в волостях и наделения крестьян землей, подчеркнул, что благожелательная ко всем слоям населения власть в то же время не потерпит никаких нарушений закона и беспощадно будет бороться со злоупотреблениями и правонарушениями. Огромная, в несколько тысяч человек, толпа слушала в полном молчании. Едва я кончил, как тысячеголосое «Ура!» покрыло площадь.
6 июня наши части достигли линии Бердянск – Орехов – Плавни. Железнодорожная ветка Джанкой – Юшунь была вчерне закончена, и я имел возможность проехать поездом до самой станции Юшунь, откуда на автомобиле проехал до деревень Чаплинки и Черная Долина, где смотрел части 1-го корпуса. Войска имели веселый, бодрый вид. Население, относившееся в первые дни к войскам с недоверием, опасаясь обид и грабежей, успело убедиться, что Русская Армия стала другой, что те войска, которые пришли ныне, ничем не напоминают те части, которые несколько месяцев тому назад мало чем отличались от большевиков. По дороге я несколько раз останавливался в селах и беседовал с крестьянами и всюду слышал самые лучшие отзывы о наших войсках.
Из Черной Долины я проехал в Каховку, где смотрел кавалерийские полки дивизии генерала Барбовича70. Знаток своего дела, большой личной храбрости и порыва, человек исключительного благородства души, строгий к себе и другим, пользующийся любовью и уважением подчиненных, генерал Барбович был отличным начальником конницы. Полки начинали садиться на коней. Переночевав в Каховке, я вернулся на станцию Юшунь и 7-го вечером был в Джанкое.
8 июня был объявлен приказ об освобождении во вновь занятых областях от ответственности служивших в советских учреждениях.
«ПРИКАЗ
Главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России
№ 3224
Севастополь. 8 июня 1920 года
Обновленная Русская Армия вышла на путь освобождения Родины от анархии и террора. В этот ответственный момент, когда на армию устремлены взоры русского народа, ожидающего от нее избавления от ужасов большевистского гнета и восстановления в стране начал права и законности, я, учитывая, что советская служба многих русских людей носила принудительный характер и вызывалась неблагоприятно сложившимися для них обстоятельствами и государственной разрухой, приказываю:
Освободить от ответственности всех граждан вновь занимаемых вооруженными силами областей, кои во время господства там советской власти состояли на службе в различных советских учреждениях и вообще принимали участие в работе советских властей, за исключением лиц, занимавших ответственные руководящие должности в советском управлении и сознательно осуществлявших или содействовавших осуществлению основных задач советской власти (первая часть ст. 1 закона 30 июля 1919 года об уголовной ответственности участников установления советской власти), а также учинивших одно из тяжких преступлений, предусмотренных последней частью (п. п. 1–6 ст. 108 по редакции приказа Добровольческой армии 1918 года № 390) Уголовного Уложения.
В отношении офицеров и солдат красной армии с ее учреждениями руководствоваться приказом моим от 29 апреля сего года за № 3052.
Генерал Врангель».
Объявляя во вновь занятых областях мобилизацию людей и лошадей, я в то же время делал все возможное, чтобы прийти на помощь и населению. Начальнику управления снабжения было приказано принять меры по снабжению сельского населения кузнечным углем, железом и т. д., в каковых предметах деревня особенно нуждалась. От войск я требовал всеми мерами помочь населению, предоставляя главным образом, где возможно, для сбора урожая коневые средства.
Пришлось также скрепя сердце отдать приказ о разрешении беженцам возвратиться в Крым (8 июня, № 3242), в котором я писал: «Идя навстречу настоятельным просьбам, разрешаю всем желающим семьям военных и гражданских лиц, эвакуированным за границу, вернуться на территорию Вооруженных сил Юга России, но должен предупредить, что в случае изменения обстановки никакие просьбы и ходатайства о вывозе этих семей вновь за границу удовлетворяться не будут».
9 июня ставка перешла в Мелитополь. Я со штабом продолжал жить в поезде.
В Северной Таврии
К 10 июня части Русской Армии выдвинулись на линию Ногайск, западнее железной дороги Бердянск – Пологи – Гнаденфельд – Вальдгейм, огибая район Большого Токмака с северо-востока до Днепра у станции Попово; далее по левому берегу Днепра до его устья.
Расположение наших частей было следующее: от Азовского моря до Гнадонфельда – последовательно 2-я Донская (севшая на коней) и 3-я Донская (пешая) казачьи дивизии Донского корпуса генерала Абрамова; от Вальдгейма до станции Попово – 13-я и 34-я пехотные дивизии 2-го армейского корпуса генерала Слащева; в районе Михайловка – Дроздовская пехотная дивизия и 2-я конная (генерала Морозова) под общей командой начальника Дроздовской пехотной дивизии генерала Витковского. По левому берегу Днепра: разведывательные части Кубанской казачьей дивизии (ядро в селе Большая Белозерка), Туземной бригады (ядро в Верхнем Рогачике), Марковской дивизии (ядро в Дмитриевке), Корниловской дивизии (ядро в Натальине). Далее от Каховки до Днепровского лимана – части 1-й конной дивизии генерала Барбовича, еще не посаженные на коней.
Жестоко потрепанная в