– Петрусик тоже когда-то бредил зверушками, но я сказала категорически: «Или я, или они. Когда похоронишь мать, заводи хоть целый зоопарк. Хоть бешеных пингвинов!.. Пусть они пляшут танго на моей могиле!..» И веришь ты мне: к разговору о зверях мы больше не возвращались. Правда, вскоре он увлекся этими своими уродцами, но тут уж я не стала ломать хребет его личности!.. Только плюнула!
– Какими уродцами?
– Как? Он тебе не говорил? – восхитилась дама. – О, скрытный какой! Весь в меня! Я тоже не говорила мужу, как меня зовут до момента, как нужно было расписываться во Дворце бракосочетаний. Не дело сообщать людям с непонятным статусом личную информацию… Ты со мной согласна?
– Нет, – отважилась сказать Даф.
Дама великодушно кивнула со всепрощающим лицом королевы, которой наступил на мозоль гвардеец из почетного караула.
– И правильно! Теперь мы в разводе. Как видишь, я не ошиблась в этом человеке. И вообще имей в виду, со мной необязательно постоянно соглашаться. Я этого не люблю. Ты согласна, что соглашаться совсем не обязательно?
– Да, – ответила Даф, ощущая себя как на допросе. У нее мелькнула мысль сыграть напористой даме на флейте, чтобы сделать ее поспокойнее.
– Я опаздываю. Я чудовищно опаздываю. Я уже лечу… Петрусик у себя в комнате, – вдруг сказала дама.
Она направилась было к лифту, но, решив, видно, что не уделила Дафне достаточно внимания, остановилась, чтобы выстрелить новую партию слов.
– А… да… Я не говорила, куда иду? Тебе ведь чудовищно хочется узнать, не так ли? – поинтересовалась она.
Даф замотала головой, показывая, что она вполне проживет и без этого, но все равно получила ответ.
– Я председатель гражданской комиссии российского филиала международного общества по обсуждению правильности установки запрещающих знаков в центре Москвы! Не хило, а?
– Угу.
– Вот и я так думаю. Недавно у нас появилась своя печать!.. Печать – это очень важно, деточка моя! Любая бумажка с печатью выглядит гораздо серьезнее. Даже этикетка от яблочного сока с печатью становится документом!
– Неужели? – спросила Даф, с грустью вспоминая, что у Мефодия теперь тоже есть печать.
– Именно… Недавно нам удалось добиться, чтобы вопрос по поводу некой двусмысленности мигания желтого света московских светофоров был поднят в самом Нью-Йорке. Москве уже вынесли общественное порицание, но не смогли пока переслать. Факс зажевал бумагу, компьютер поломался, а человек из фонда, ответственный за сканирование, уехал в пустыню Гоби. Там никак не установят одностороннее движение верблюжьих караванов. Не правда ли, возмутительно?
Даф замешкалась с ответом, пытаясь определить свою позицию. Дама была шокирована. Она важно подняла палец, обвела в пространстве круг, точно выбирая мишень, и, наконец, прицелилась прямо в грудь своей собеседнице.
– Ты ведь не считаешь, что дорожная разметка в России правильная? Или, может, знаки не понатыканы как попало? Что ты молчишь? У тебя что, нет гражданской позиции?
Дафна торопливо подтвердила, что знаки действительно понатыканы как попало.
– Вот видишь! Я рада, что гражданская позиция у тебя все-таки имеется! Человек не должен стоять в стороне от общественных дел, особенно если у него имеется хоть какая-нибудь печать!
Дама взглянула на часы. Ее ждали великие свершения. В предчувствии этого двойная сплошная линия стиралась от ужаса и становилась прерывистой. Светофоры пребывали в замешательстве, не зная, каким светом гореть и каким мигать.
Энергичная дама шагнула к лифту. Нажав кнопку вызова, она еще раз оглянулась и внимательно оглядела Дафну, словно та была неверно установленным дорожным знаком.
– Хм… Ну что ж… Я довольна, что Петрусик начал встречаться с девочками! – сказала она.
– Я тоже рада за него, – по образовавшейся уже привычке поддакнула Дафна.
И лишь когда лифт уехал, она сообразила, о каких девочках шла речь, и ощутила себя как Депресняк, которого обозвали «деткой».
Пройдя по коридору, примечательному разве что множеством карт европейских городов, в которых удалось побывать энергичной даме, Дафна заглянула в комнату и немедленно обнаружила подростка с крупным родимым пятном на левой щеке. Брови у него смыкались на переносице и были необычной, просто невероятной густоты и жесткости.
Подросток сидел за большим столом боком к Даф и, наклонив голову к самой столешнице, вертел из проволоки самого омерзительного из монстров, которого только можно было изготовить из такого скудного материала.
По меньшей мере сорок других монстров – из глины, пластилина, проволоки, из старых пластиковых бутылок – располагались на полках, столе, подоконнике и даже на полу. Монстры были разных размеров. Самый маленький поместился бы в спичечный коробок. Самый большой, утыканный медицинскими иглами, был размером с дворнягу. Объединяло их только одно: все они навевали жуть. Даф невольно убрала руки за спину.
Услышав шорох, подросток поднял голову и посмотрел на Дафну. Брови у него встали торчком, как ежиные иглы.
– Имя? – сказал он властно, ничуть не удивившись.
– Мое? – растерялась Даф.
– Свое я знаю.
– Дарья! – сказала Даф.
– Фамилия?
– Пи… Пименова. Мы что, в милиции?
Вопрос был пропущен мимо ушей. На чужие вопросы милейший хозяин монстров, видимо, не отвечал.
– Цель визита? – продолжал он.
«Дать тебе в нос!» – хотела сказать Даф, но вместо этого произнесла:
– Мне нужно с тобой поговорить!
Ее собеседник ничуть не удивился. Отложив проволоку, он встал, подошел к Даф и протянул ей руку. Ростом изготовитель монстров был примерно с Даф. Рукопожатие его отличалось сухостью и деловитостью. Говорил он отрывисто, делая между словами внушительные паузы и резко повышая тон, почти вскрикивая, в самых неожиданных местах.
– Петр Чимоданов. Подчеркиваю: Чи моданов. Первый гласный звук «и». НО! С мерзким словом «чемодан» моя фамилия не имеет ничего общего. Ты учла этот нюанс? Зарубила на своем хорошеньком носу?
– Учла. Зарубила, – вежливо сказала Даф. У нее возникло желание поменять уши у Чимоданова местами, предварительно оторвав их. Она уже почуяла, что перед ней редкостное хамло.
– Еще учти, что слово «Петрусик» при мне лучше не произносить. В крайнем случае: Петруччо.
– Но твоя мама…
– НО! Подчеркиваю: ты не моя мама.
– Хорошо-хорошо… – кивнула Даф, думая, что сынок пошел характером в мамашу.
– Просто странная деталь… Один парень из класса дразнил меня: Петрусик Чу моданов. Обалденно смешно… Повторял два года подряд изо дня в день!.. Я просил его остановиться… НО! Ему казалось, что от многократного употребления шутка становится только смешнее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});