– Да, уже давно. Значит, до среды.
В среду рано утром мы с Германом отправились в Брайтон. Я намеревалась приехать туда до девяти, чтобы наверняка кого-нибудь застать. Мне даже не приходилось заглядывать в карту – так хорошо я знала дорогу. Я проехала Сити, перебралась через Темзу по мосту Блэкфрайерс, а потом продолжила путь по дороге А23, минуя Херстпирпойнт. Вскоре я увидела знак, указывавший направление на Брайтон. Когда я въехала в город, на душе у меня скребли кошки. Я проехала через центр по направлению к Куинс-парку, а затем свернула направо – на Вест-драйв. Я так часто бывала здесь в своих снах, кошмарных снах… Дом стоял ближе к концу улицы. Построенный в эдвардианском стиле, он имел общую стену с соседним зданием и был несколько отодвинут вглубь. Аккуратный садик перед домом окружала невысокая ограда. Я медленно проехала мимо. Из дома не доносилось ни звука (возможно, еще слишком рано – только четверть девятого). Я повернула назад и припарковалась возле одного из соседних зданий, чувствуя себя частным детективом, который охотится за чьим-то сбежавшим супругом. Пока я сидела в машине, наблюдая за домом, Герман то и дело издавал тревожные вздохи. В половине девятого появился почтальон, но дом не ожил и к девяти часам. Возможно, хозяева куда-то уехали – траву в саду давно не стригли. В четверть десятого я выбралась из машины. Прерывисто дыша, я открыла калитку и пошла по дорожке, ведущей к входной двери, – в ужасе вспоминая о том, как это происходило со мной в прошлый раз. С учащенно бьющимся сердцем я позвонила в дверь.
Как это ни странно, но я так и не решила, что я скажу хозяевам дома. Стоя у двери, я попыталась проговорить текст в уме. «Здравствуйте, я Миранда. Я просто хочу, чтобы вы знали: это была я. В 1987-м. Это была я. Я это сделала. Помимо своего желания. Я пришла, чтобы сказать, как сильно я сожалею о своем поступке». Никто не отвечал. Заглянув внутрь через матовое стекло, я не заметила никакого движения за дверью. Я позвонила еще раз, но ответом мне снова была полная тишина. «А ведь я могла бы спросить у почтальона, живут ли они здесь», – сообразила я, возвращаясь к машине. Придется оставить записку. И только я открыла бардачок, чтобы достать блокнот, захваченный мной специально для этой цели, как услышала какой-то шум. Обернувшись, я увидела, что из соседнего дома выходит мужчина с черным кокер-спаниелем. Я вышла из машины и поспешила к ним.
– Извините, пожалуйста. – Он посмотрел на меня, и я вежливо улыбнулась. – Мне неловко вас беспокоить, но не могли бы вы ответить на мой вопрос? Скажите, Уайты все еще живут в доме сорок четыре?
– Уайты? – Мужчина взглянул на меня с удивлением. – Уайты? Господь с вами! Конечно, нет. Они давным-давно переехали. Давным-давно, – повторил он.
– А… – Я упала духом.
– Мы ведь уже двадцать лет здесь живем. Да, мы живем тут уже двадцать лет… – Очевидно, ему нравилось все повторять дважды.
– Так вы их знали?
– Уайтов? – Я кивнула. – Конечно. Славная семья. Очень славная семья.
– А когда они уехали?
– О, то ли в восемьдесят седьмом, то ли в восемьдесят восьмом… Да. Кажется, тогда. Вскоре после… В общем, у них были проблемы. Такая жуткая история. – Он покачал головой. – Жуткая история. – Взглянул на меня вопросительно: – А почему вы их разыскиваете?
– Ну… я… давняя подруга их сына.
– Майкла?
– Нет, – осторожно сказала я, чувствуя внезапный приток адреналина. – Э… Дэвида.
– А, Дэвида. Да, хороший парень. Хороший был парень.
– Был? – переспросила я, вне себя от волнения.
– Надеюсь, таким и остался. Просто я его давно не видел. А вы откуда его знаете?
У меня внутри все перевернулось, но ответ был приготовлен заранее.
– Мы вместе учились в колледже.
– Понятно. Значит, хотите возобновить контакт? Встреча друзей и все такое?
– Да, – радостно ответила я. – Именно так.
– Но неужели ни у кого из ваших однокурсников нет его номера?
– Э… нет. Все как-то потерялись.
– Да, он ведь, кажется, рано ушел из университета…
– Разве? – Мне стало дурно. – Впрочем, да, конечно.
– После той жуткой истории.
– Э… да, это… так. Но… гм… я помнила адрес его родителей и подумала: вдруг они по-прежнему здесь? – запинаясь, проговорила я. – А у вас, случайно, нет нынешнего их адреса?
– Боюсь, что нет. – Мужчина прищелкнул языком и мотнул головой. – Боюсь, что нет.
– А может, нынешние владельцы дома что-либо знают?
– Они уехали в отпуск, да и в любом случае они живут здесь только два года. Дом переходил в новые руки трижды с тех пор, как Уайты уехали. Сомневаюсь, что у кого-то есть их адрес.
– А, понятно, – произнесла я без всякого выражения. – Выходит, вы не знаете, куда они поехали и как мне с ними связаться?
– Нет, вряд ли. – Он задумчиво причмокнул. – Впрочем, моя жена может знать, – сообразил он, – но она у сестры. Я могу спросить у нее, когда вернется.
– Ой, правда? Я была бы вам так благодарна. – Я нацарапала на листке бумаги свое имя и номер мобильника. – Если у вашей жены есть какая-либо информация, я была бы очень, очень признательна. Мне… э… правда нужно встретиться с Дэвидом… снова, – закончила я.
– А давно вы его видели в последний раз?
– Да… очень давно.
Я взглянула на часы – двадцать минут десятого. Мама ждала меня к двенадцати. Конечно, можно было позвонить и предупредить, что приеду раньше, но сначала я решила сделать кое-что еще. Мне захотелось пройти тропой воспоминаний – встретиться со старыми призраками. Я проехала мимо «Павильона», улыбнувшись его нелепому великолепию, и припарковалась у Дворцового пирса. Мы с Германом гуляли по набережной, над нами с криками кружились чайки, а волны сверкали на солнце как отполированный металл. Затем мы пошли по «Тропам». Я нашла Ист-стрит, где когда-то жил Джимми, – в угловом доме, над «Газетами и журналами». Теперь здесь тайский ресторан. Мы вернулись в машину, и я поехала по Кингс-роуд, потом свернула на Брунсвик-плейс и припарковалась рядом со школой Брайтон-Хоув.
Я смотрела на квадратное кремовое здание восемнадцатого века. Из открытых окон доносились женские голоса, затем послышались звонок и звук сдвигаемых стульев. Как же сильно я ненавидела школу! С самого начала ко мне приклеился ярлык «неуравновешенная» и «упрямая», но после инцидента с Уайтами я изменилась. Я была потрясена случившимся и опасалась разоблачения, а поэтому заметно притихла. Забросив борьбу за права животных, я начала вкалывать как проклятая и в результате получила высшие оценки по всем предметам. Теперь мне вспомнился выпускной вечер – тот момент, когда я поднималась на сцену, чтобы принять поздравления директрисы…