Читать интересную книгу Два апреля - Алексей Кирносов

И, уже сказав так, он с удивлением понял, что это правда.

- Поэтому вы и не пили там?

- Поэтому, - сказал он и опять удивился, что это правда. Если бы дело было только в Борисе, естественнее было бы, наоборот, пить сверх меры. -Идите сюда... - Она встала, и он подвел ее к буфету. - Что вы будете пить?

Она долго разглядывала бутылки, брала то одну, то другую, наконец выбрала:

- Я буду пить ром.

- Очень смело, - сказал он. - Вы знаете, что бывает после того, как пьют ром?

- Буду знать, - сказала она. - Я у вас дома и ничего не боюсь. Пусть будет что будет.

- Сейчас я вам скажу одну вещь. Скажу сейчас, чтобы вы знали, что это говорю я, а не ром. Мы не равнодушны одинаково, и все прочее от лукавого. От чванства, от застенчивости, от неожиданности и, может быть, от страха.

- А вы уверены? - спросила она. - Может быть, вы опять шутите? Не надо так шутить.

- Глупая девчонка, - сказал он. - Капитан Балк лишил меня последней надежды, что это не так. Он мудр. Он видит, как в земле прорастает зерно. Попадешь на «Гермеса», сама удостоверишься. Там в вазочке конфеты. Поставь их на стол. Другой еды у меня нет.

- Я не попаду на «Гермес», к чему? - Она покачала головой. - Я останусь здесь. Зачем мне «Гермес», что мне капитан Балк.?

Он вынул пробку, и в каюте запахло ромом. Эра села на диван совсем рядом с ним, и он обнял ее.

- Как это все странно! И неожиданно,- тихо сказала она. - Я уже не принадлежу себе. И нет никакой неловкости, что так...

Он погрузил руки в ее волосы, закрыл глаза, а когда он снова стал смотреть, все вокруг было не так, как прежде, очертания предметов изменились и стояли они по-иному, И даже свет в каюте стал другим.

- Я хочу сказать... - начала Эра.

- Говорить, наверное, не надо, - остановил он и снова привлек к себе ее

лицо.

Текло время, и первозданная простота проникновения не нуждалась в словах, и мысли, проносившиеся в голове, были бессловесны, но в то же время отчетливы, как путь молнии в ночном небе. Природа очертила вокруг них магический овал, за пределами которого не было мира.

Мир возник снова, когда в борт стукнулся мотобот и заскрипели блоки шлюпбалок. Овцын накинул тужурку, закурил - первый раз за эту ночь - и вышел на веранду. Тревога - она была, конечно - прошла, когда он увидел Ксению с Борисом на палубе здравыми и невредимыми. Борис и Соломон крутили рычаги лебедки, мотобот плавно всплывал из-за борта и, наконец, мягко сел на кильблоки. Тогда Овцын вернулся в каюту, плотно закрыл дверь и задернул на ней шторку. Он взглянул на лежавшую с закрытыми глазами Эру, потянуло к ней, но он сдержался и заставил себя отвернуться. Пора утихомирить душу. Начнется день, а он для другого.

Овцын зашел и ванную, привел в порядок одежду, умылся и, надев фуражку, спустился к трапу.

Там Борис Архипов прощался с Ксенией и никак не мог проститься.

- Удачно съездили? - спросил Овцын.

- Все в порядке, спасибо, - весело сказал Борис Архипов. Дед, весь свой притч собрал.

- Значит, посидел среди нормальных людей? - спросил Овцын.

- А вы не смейтесь, - вступилась Ксения. - В самом деле нормальные люди. Одеты как все и радио слушают. Дьякон на гитаре играл, сперва романсы пел, а потом Окуджаву.

Овцын услал Ксению отдыхать до обеда и вернулся в каюту.

- Что там случилось? - спросила Эра.

Он сел рядом, сказал:

- То, что случается каждое утро. Начались дела. Сегодня, наконец, узнаем дату выхода. Командир каравана собирает капитанов... Значит, уже скоро... Вы хотите купаться?

- Как быстро все прошло... Вы уже думаете только о своих делах, и я уже не глупая девчонка, я - «вы»... Да я уже и не девчонка. Не думайте, что я жалею.

- Глупая девчонка, - сказал он, - как была, так и осталась. Я думал, ты все поймешь сама, что не придется объяснять. У нас не свадебное путешествие, а проводка морем речного судна. Для того чтобы это судно как-то добралось до своей реки, я обязан думать и работать. А не валяться на диване со своей невестой.

- Как ты сказал?

- Как слышала, - вздохнул он. - Надо публично попросить твоей руки, чтобы ты догадалась? Может быть, ты жалеешь, что я не сделал этого вчера на банкете?

- Не знаю, - помотала она головой. - Ничего не знаю. Может быть, жалею. Может быть, я еще не соглашусь. Сейчас трудно решать. Сейчас я... слишком твоя. Не презирай меня.

- Это скоро пройдет, - сказал он и поцеловал ее руки. - Скоро ты снова станешь сильной, умной и самобытной. И сможешь решить.

- Смешной, - улыбнулась она. Как же я теперь стану самобытной? Мы так и не попробовали ром. И я опять не могу решить, хорошо ли это.

Овцын налил до краев большие хрустальные стопки.

Механики запустили вспомогательный двигатель.

Послышалось несколько отдаленных ударов поршней, затем ровный глубинный рокот.

- А тебе вправду цыганка нагадала две жены?- спросила Эра.

- Это была неквалифицированная цыганка, - сказал Овцын. - Она ошиблась.

- Нет, я не должна, - помотала головой Эра. Она выпила ром залпом и долго не могла отдышаться. - Это жидкий огонь. Иван, я горю, спасай меня.

Он поднял ее и вынес на веранду.

- Дыши, - сказал он.

Двина уже проснулась. Катера и буксиры побежали по ее могучему лону, заметались волны в сваях пристаней, затрепетали на сотнях судов флаги. Со стороны Соломбалы доносились приглушенные расстоянием гудки, тонкие свистки паровозов, грохот и скрежет лесопилок. Длинношеие краны держали в тонких клювах веревочки с пакетами досок и бревен, похожие издали на сказочных аистов, несущих детям подарки.

- Опомнитесь, капитан, - прошептала Эра. - А если вас кто-нибудь увидит!

- Позавидует, - сказал Овцын.

- Не надо возбуждать в людях нехорошие чувства, - сказала она. - Все-таки мне придется уйти от вас на «Гермес», к капитану Балку.

17

Обжившийся на «Кутузове» Згурский никак не мог понять, зачем надо переходить с такого приятного теплохода на какой-то буксир, хоть и флагманский. Эра сказала, что сценарий пишет все-таки она и ей виднее. После этого заявления Згурский поскреб небритую скулу и покорно отправился запихивать в чемодан так удобно размещенные в просторной каюте предметы личного обихода.

Один только капитан Иннокентий Балк и понял, почему Эра ушла с «Кутузова». В перерыве последнего перед выходом совещания капитан Балк придержал Овцына за пуговицу, сказал, укротив барский бас:

- У вас есть характер. И не беспокойтесь, я уж пригляжу, чтобы Эра Николаевна не бедствовала. Конечно, у меня не ваши возможности, но тоже не угольщик.

- Я не беспокоюсь, Иннокентий Юрьевич, - сказал Овцын. - Даже лучше. Болтать вас будет милостивее, чем меня.

- А, - махнул рукой капитан Балк. - Если прихватит, всем одинаково достанется.

До краев наполненный опытом Балк стал припоминать, кому, когда, как и от какого шторма доставалось. После совещания Овцын проводил его

до шлюпки - «Гермес» уже стоял на рейде.

- Ну... берегите свой корвет, - улыбнулся Овцын, прощаясь,

Балк прижмурил глаза, крепко пожал ему руку и молодцевато прыгнул в шлюпку. Через два часа флагман снялся с якоря, и за ним цепочкой потянулись к морю сухогрузные и наливные самоходные баржи. Только к полуночи «Кутузов» замкнул собою колонну.

Марат Петрович глядел на узкие и длинные баржи, поеживался, словно от холода.

- Как представлю себе этих красоток в море, Перекреститься тянет, -сказал он.

- Они уже в море, - заметил Овцын.

- Я не о Белом море говорю.

- Белое море тоже не деревенский пруд. В позапрошлом году нас здесь так прихватило, что потом трое суток у Святого Носа собирались. Кого в Мезень унесло, кого в Кузомень. Всякое бывает на Белом море.

Часа три они молчали. Потом Овцын сказал:

- Сбавляйте ход, старпом.

Желтовато-белая стена впереди одно за другим проглатывала суда. «Кутузов» протаранил ее последним, и сразу переменился ясный ласковый и доброжелательно до этого настроенный к человеку мир. Мир померк, заволок пеленой глаза, наполнился ревом туманных сигналов, потек за шиворот холодной сыростью.

- Пожалуй, шторм - это даже лучше, - сказал старпом.

- Когда его нет, то конечно, - согласился Овцын.

Колонна то сжималась так, что под носом вырастала вдруг чья-нибудь корма, и старпом, отпихнув рулевого, яростно крутил штурвал, то растягивалась на несколько миль, и суда отчаянно гудели ревунами, созывая затерявшихся в непроглядном атмосферном молоке.

Ксения принесла в рубку обед. Лицо ее было напряженно-серьезно, и старпом впервые, увидев буфетчицу, не заулыбался, не стал молоть комплименты, даже не помог расставить на штурманском столе посуду.

Но все на свете имеет конец, кончился и туман.

Овцын поставил на вахту Соломона, услал старпома спать, а сам прилег на кожаный диван тут же в рубке. Когда он проснулся, колонна еще шла малым ходом, собираясь, выравниваясь, поджидая заблудившихся в тумане. Он спустил ноги, сунул их в туфли и тут заметил, что под головой была подушка. «Конечно, не Соломон подсунул, - подумал он. - Впрочем, дело полезное, - он погладил подушку ладонью, - пусть тут и живет».