Читать интересную книгу Майя. Загадка исчезнувшей цивилизации - Чарльз Галленкамп

И мужчины, и женщины носят простые хлопчатобумажные балахоны без пояса, свободно ниспадающие вниз. Иногда некоторые лакандонские женщины заплетают свои волосы в тугие косы, украшая их разноцветными перьями.

Но обычно нерасчесанные и спутанные волосы женщин свободно распущены по плечам, как и у мужчин, которые имеют ужасно свирепую внешность. По некоторым сообщениям, незначительное число лакандонов, живущих вблизи населенных районов, стрижет волосы в знак отказа от традиций своего племени. Но до сих пор такие случаи встречались очень редко.

После первых наблюдений Моудсли лакандонами никто не занимался вплоть до 1902 г. Именно в этом году известный антрополог Альфред Тоззер приступил к детальному изучению индейцев Чиапаса, заложив тем самым основу для всех последующих исследований. Два года прожил он среди лакандонов, собрав множество этнографических данных об их быте и традициях. Тоззер разделял интерес Моудсли к этому племени, также допуская существование связи между ним и древними майя. Он терпеливо по крупице накапливал сведения, которые могли пролить свет на связи лакандонов с культурным наследием майя. Такие сведения доставались нелегко. В примитивном образе жизни лакандонов не осталось явных следов их богатого культурного наследия. Они полностью утратили письменность, знания по астрономии, математике, архитектуре и скульптуре, которые подняли их далеких предков на недосягаемую высоту. Стерлись в их памяти имена богов-покровителей из пантеона майя, мифы и легенды об их странствиях по земле. Лакандоны очень смутно сознавали свое родство со строителями рассеянных по их владениям разрушенных городов. У них остались лишь неясные воспоминания о великолепии этих городов и тайное благоговение перед «древними». И все же лакандоны были гораздо ближе майя, чем они это признавали. Тоззер считает, что, помимо их явного физического сходства со скульптурными изображениями майя, язык их почти не отличается от того, на котором говорили майя много веков назад. В религии лакандонов тоже можно найти связи с прошлым. Сильванус Морли сделал одно интересное наблюдение — религиозные обряды лакандонов необычайно близки обрядам древних майя, существовавшим до тех пор, пока каста жрецов не создала более сложную религию. У лакандонов отсутствовали иерархия жрецов, пышные ритуалы и каменные храмы. Обязанности жрецов исполняли главы семей, следившие за совершением обрядов в примитивных святилищах, посвященных простейшим формам культа природы. Согласно их верованиям все элементы окружающей природы имели душу. Тучи, воздух, скалы, животные, реки и звезды — все считалось живым подобно человеку. Состязания в беге определяли того, кто сильнее ветра. Чтобы победить «духа» горы, на нее взбирались. Когда убивали животное, у него горячо просили прощения. А создавая грубые изваяния из камня и глины, придавали сверхъестественным существам осязаемую форму. Точно таким же было, по-видимому, содержание архаической религии майя. Внутри открытых построек с крышами из пальмовых листьев, перед грубыми алтарями с рядами глиняных идолов и странных, так называемых «божьих» горшков совершались незамысловатые ритуалы. Эти керамические чаши, украшенные изображениями духов,— основной атрибут при совершении обрядов у лакандонов. Внутри сосудов сжигаются шарики смолистого копала, и пока они тлеют, жрецы бормочут свои молитвы. Копал постоянно фигурирует в ритуалах майя. Кроме того, мы располагаем археологическими доказательствами, позволяющими связывать эту черту религии лакандонов с аналогичными древними обрядами. Чтобы усилить действенность религиозных обрядов, лакандоны пили хмельной напиток «бальтче», изготовлявшийся из коры дерева бальтче[61], кукурузы и дикого меда. Они считали, что тот, кто его пьет, вступает в более тесную связь с богом. Подобный же обряд был широко распространен среди древних майя, а состав напитка за прошедшие столетия нисколько не изменился. В строго определенные дни паломники отправляются в некогда цветущий город Яшчилан. Там, среди руин, все еще бродят, но их повериям, могущественные боги майя. И в заброшенных храмах майя совершаются в строгой тайне языческие обряды. Лакандоны приносят в святилища города в качестве дара богам глиняные горшки и читают среди клубов копалового дыма свои молитвы. На древние алтари, куда попадали когда-то сокровища со всех концов огромной империи майя, кладут теперь лишь скудные дары в виде кукурузы и копала. На одно мгновение облаченные в белые одеяния лакандоны забывают о своей лесной жизни. Они благоговейно стоят среди руин — памятников своей разграбленной старины, входят под своды храмов, где не слышно больше звука человеческих голосов, молятся перед обезображенными статуями безымянных богов и смотрят на скульптуры жрецов и вождей, лица которых — точные копии их собственных лиц.

Подобным образом они хотят вернуть обратно хотя бы часть того священного наследия, которое растеряли за время своей жизни в джунглях. Но сам образ их жизни способствовал тому, что они все дальше и дальше уходили от духовной зрелости, которую тщетно пытались сохранить. Действительность превратила древние традиции в смутные воспоминания, а затем они вообще были преданы забвению. Из рук лакандонов, вынужденных бороться за повседневное существование, ускользнули почти все достижения майя, накопленные в течение многих тысячелетий. Отброшенные далеко за пределы сказочного мира верховных жрецов, священных городов и древнего искусства, они очутились на суровых берегах архаической эпохи. Там они и остались как свидетельство превратностей истории.

Весной 1946 г. в глухие районы северного Чиапаса проник американский путешественник и фотограф Джайлс Хили. Ему поручили спять документальный фильм по истории майя от доколумбовых времен до наших дней. Но эта экспедиция в Чиапас была посвящена в основном съемке фильма о таинственных лакандонах. Работая с индейцами, жившими в лесистых низовьях реки Лаканха, Хили заметил, что временами часть мужчин исчезает из деревушки и появляется лишь через несколько дней. По их словам, они совершали паломничество к святилищам, которые запретны для посторонних. Любопытство Хили достигло предела. Он знал, что вся эта область изобилует археологическими памятниками. И смутная надежда посетить какой-нибудь древний город, который до сих пор служит предметом поклонения для потомков его строителей, превратилась у него в настоящую манию. В конце концов Хили удалось приблизительно узнать местонахождение одного тайного святилища. Хили привели в самую глубину джунглей. Лучи солнца местами едва пробивались сквозь плотную крышу растительности. Можно было пройти всего в нескольких метрах от целого города, даже не подозревая о его существовании. Наконец они вышли на более открытое место, окруженное глыбами белого камня под покровом зелени. На вершине террасовидного «акрополя» они увидели руины массивных зданий. Низкие, прямоугольные постройки поразительно строгих пропорций едва различались сквозь густые заросли леса. Одни из них оказались частично погребенными под обломками, другие стояли почти нетронутыми, подобно белым призракам, поднявшимся над морем зеленых джунглей. У подножия «акрополя», на большой углубленной в землю площади, лежала массивная скульптурная стела. Древний мастер изобразил на ней жреца в пышном одеянии и с церемониальным жезлом в руке. Вокруг фигуры жреца располагались иероглифические надписи. По обеим сторонам лестницы, ведущей на вершину «акрополя», стояли еще две вычурные резные стелы, наполовину ушедшие в землю. Другие монументы — каменные скульптуры ягуаров и свернувшихся в кольцо змей — попросту валялись в джунглях. Хили стоял у самого порога сенсационного научного открытия. Наиболее крупное здание находилось у северного склона «акрополя». Несмотря на проросшие сквозь его крышу деревья, оно сохранилось довольно хорошо. В лабиринт внутренних залов вели снаружи три двери. Фасад здания над каждым из входов прежде украшали скульптуры. На внешней стене, между вторым и третьим дверными проемами, сохранился один единственный едва различимый фрагмент алебастрового рельефа. Хили вошел внутрь и попал в узкую комнату с крутыми сводами. Когда его глаза привыкли к ее тусклому освещению, он вдруг увидел множество лиц, пристально смотревших на него со стен и потолка. Через минуту изображения приобрели ясность очертаний и красок, слегка потускневших от времени. Его окружали процессии роскошно одетых жрецов и вождей, сопровождаемых воинами и слугами. Войдя в другую комнату, он обнаружил сцену столкновения двух враждебных армий — темнокожие воины смешались в пылу ожесточенного боя в одну кучу. Фигуры танцоров в странных, экзотических костюмах украшали стены третьей комнаты. Хили повезло. Он открыл замечательные фрески, густо покрывавшие стены трех внутренних помещений храма. Решение пришло мгновенно — надо вернуться сюда в полном снаряжении и сфотографировать эти великолепные росписи. Кроме того, нужно привести с собой специалистов, способных оценить археологическое значение находки. Хили не подозревал, что всего за четыре месяца до этого руины посетили два американских путешественника — Джон Бурн и Карл Фрей. Бури снял даже подробные планы сохранившихся зданий. Но стена джунглей была настолько плотна, что полностью скрыла от них здание с росписями. На следующий год, зимой 1947 г., Хили во главе экспедиции, снаряженной «Юнайтед фрут компани», Институтом Карнеги и мексиканским правительством, вернулся к месту своей находки. Его сопровождали два опытных художника — специалисты по реставрации настенных росписей Антонио Техеда и Агустин Вилягра Калети. Именно они стали осуществлять смелый проект детального и точного копирования фресок. Древний город, найденный Хили, получил название Бонампак, что означает на языке майя «расписные стены»[62]. Чтобы попасть в него, нужно было от аэродромов, расположенных по берегам реки Усумасинты в глухих селениях Эль Седро, Филадельфия или Теносике, совершить по опасным тропам путешествие на мулах в течение нескольких дней. Несмотря на то, что путь до города чрезвычайно труден, там побывало множество экспедиций. Их участники пытались проникнуть в самую глубь истории Бонампака и дать оценку его изумительным художественным произведениям. Искусство и археология всегда тесно связаны друг с другом. Но почти ни одно открытие не вызвало у историков искусства и археологов такого огромного обоюдного интереса, как в случае с Бонампаком.