— Значит, вы не думаете, что убийства были заказными?
— Такая возможность есть всегда, Ева. Но, по-моему, убийца хотел быть именно непосредственным исполнителем. И потом — эти сувениры, которые он прихватил на память…
— Зонтик Тауэрс?
— И правая туфля Меткальф. Как вам удалось скрыть это от прессы?
— С трудом. — Ева вспомнила Морса и его команду, примчавшихся на место преступления. — Наемнику действительно сувениры ни к чему. И это на случайность не похоже: оба убийства выглядят слишком хорошо спланированными.
— Согласна. Мы имеем дело с человеком рациональным и очень амбициозным. А когда убийца доволен своей работой, это значит, что он пойдет на новое преступление.
— Или она, — вставила Ева. — Если дело в зависти, то убийцей может оказаться и женщина. Не исключено, что ей не удалось стать в жизни тем, кем она хотела. А обеим жертвам — удалось. Они были красивыми, удачливыми, знаменитыми, сильными. А убивают часто слабые.
— Да, довольно часто. Пока что у нас недостаточно данных, чтобы с уверенностью определить пол убийцы. Мы знаем одно: жертвами выбираются те, кто завоевал известность.
— И что мне делать со всем этим, доктор Мира? Установить аппаратуру наблюдения за всеми знаменитыми женщинами? В том числен за вами?
— Странно, а я как раз подумала о вас…
— Обо мне?! — Ева, взявшая было со стола чашку, поставила ее обратно. — Но это же смешно!
— Не думаю. Вы тоже стали знаменитостью, Ева. Особенно после дела Дебласс. Вас уважают коллеги, о вас пишут в газетах… Но главное, — продолжила она, не дав Еве себя перебить, — у вас есть нечто общее с обеими жертвами. Все вы имели некие отношения с Рорком.
Ева почувствовала, что бледнеет. Увы, настолько контролировать себя она не могла, но приложила все усилия, чтобы хотя бы голос не дрожал.
— Связи с Тауэрс у Рорка были сугубо деловые, причем весьма незначительные. А интимные отношения с Меткальф прекратились довольно давно.
— И все же вы стараетесь защитить его — даже передо мной…
— Я его не защищаю! — резко сказала Ева. — Я просто констатирую факты. Рорк сам в состоянии себя защитить.
— Без сомнения. Он человек сильный и умный. Но тем не менее вы о нем беспокоитесь…
— Вы считаете Рорка возможным убийцей?
— Никоим образом. Хотя если бы я составляла его психологический портрет, то почти наверняка обнаружила бы в нем потенциального убийцу. — Доктор Мира подумала, что с удовольствием бы покопалась в мозгу Рорка. — Но его мотив был бы весьма определенным. Сильная любовь или сильная ненависть. Сомневаюсь, чтобы что-нибудь еще могло толкнуть его на убийство. Не волнуйтесь, Ева, — тихо добавила Мира. — Вы любите не убийцу.
— Я никого не люблю. И мы здесь не для того, чтобы обсуждать мои чувства.
— Разумеется, нет. Но уверяю вас: состояние души следователя всегда очень важно. И, если мне потребуется дать оценку вашему состоянию, мне придется сказать, что вы крайне измучены, очень обеспокоены и эмоционально нестабильны.
Ева взяла дискету и встала.
— Слава Богу, что у вас не потребуют оценки моего состояния. Я абсолютно пригодна к работе.
— В этом я не сомневаюсь. Но какой ценой вам это дается?!
— Если бы я была не в силах работать, это обошлось бы мне дороже. Я собираюсь найти того, кто убил этих женщин! И я хочу, чтобы какой-нибудь хороший прокурор — вроде прокурора Тауэрс — был обвинителем на процессе. — Ева сунула дискету в сумку. — Кстати, у обеих жертв есть еще нечто общее — то, что вы, доктор Мира, упустили, — Ева смотрела на Миру холодно и сурово. — Семья! У обеих есть семьи, с которыми они были тесно связаны. У меня этот фактор отсутствует, так что вряд ли я стану следующей жертвой.
— Возможно. А вы думаете иногда о своей семье, Ева?
— Только не начинайте опять играть со мной в ваши игры.
— Вы сами об этом заговорили, — заметила Мира. — А поскольку обычно вы следите за тем, о чем говорите со мной, единственный вывод, который я могу сделать, — это то, что вы думаете о семье.
— У меня нет семьи! — отрезала Ева. — И думаю я об убийствах. А если вы хотите доложить майору Уитни, что я не способна исполнять свои обязанности, что ж, это ваше право.
— Когда же вы наконец поверите, что мне можно доверять?! — Впервые Ева услышала в ее обычно спокойном голосе нотки раздражения. — Почему вы не хотите понять, что я искренне к вам расположена? Да-да, расположена! — повторила Мира, заметив Евин удивленный взгляд. — И понимаю вас лучше, чем вы хотите думать.
— Мне не нужно от вас понимания! — Ева не могла скрыть волнения. — Я сейчас не на тестировании и не на психотерапевтическом сеансе!
— Поэтому и запись не ведется. — Мира отставила чашку, а Ева засунула руки в карманы. — Вы что, думаете, только вам одной в детстве пришлось пережить унижения и издевательства? Что только вам пришлось учиться преодолевать страх?
Что-то в голосе Миры заставило Еву насторожиться. Вернее — она просто удивилась.
— Мне не надо ничего преодолевать. И я не понимаю…
— Мой отчим насиловал меня с двенадцатилетнего возраста, — спокойно сказала Мира. — Три года. Три года я жила, не зная, когда это случится в следующий раз. И никто не хотел меня выслушать.
Ева почувствовала, как на нее накатывает приступ тошноты, и стиснула руки.
— Я не хочу ничего об этом знать! Зачем вы мне рассказываете?
— Потому что я смотрю вам в глаза и вижу себя. Но у вас есть человек, который готов вас выслушать.
Ева облизнула пересохшие губы.
— А почему это прекратилось?
— Потому что я наконец набралась смелости, пошла в Центр по защите подростков, рассказала обо всем психологу, прошла медицинское и психологическое обследование. Это казалось мне ужасным и унизительным, но альтернатива была еще страшнее.
— Зачем вы заставляете меня вспоминать?! Все давно кончилось, и я…
— Почему вы плохо спите?
— Потому что расследование зашло в тупик, потому что…
— Ева!
Услышав этот ласковый голос, Ева закрыла глаза. Труднее всего противостоять состраданию.
— Меня мучают картинки из прошлого, — прошептала она, ненавидя себя и свою слабость. — Кошмарные сны.
— О том, что было до того, как вас нашли?
— Это только какие-то обрывки, отдельные вспышки…
— Я могу помочь вам воссоздать всю картину.
— Зачем мне это?
— А разве вы сами уже не начали это делать? — Мира встала из-за стола. — Когда-то давно вы вытеснили прошлое из своего сознания, вы умеете собраться и работать. Я видела, как многие годы вам это удавалось. Но счастье ускользает от вас, и так будет продолжаться, пока вы не убедите себя, что заслуживаете его.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});