– Ты как вообще? – послышался его голос, от звука которого ее немедленно начало тошнить.
– Без нужных для тебя последствий, – сочла необходимым отозваться Люша.
И тут она ощутила, что справа у нее тоже появился спутник, идущий с ней в ногу, в ее темпе. Странное это было чувство: словно тень бесплотная придвинулась к ней почти вплотную. Люша глянула: мальчик. Непонятно чем он ее удивил, но все в его облике казалось ей странным, серьезным, недетским. На вид, если по росту судить, было ему лет девять. Худенький, на лице аж скулы выступали. Такие лица видела Люша на фотографиях голодающих детей. Но этот мальчик не голодал. То есть – кто его знает, как он ел вообще-то. Только одет он был не как голодающий. Льняные свободные брюки цвета пыли, льняная белая рубашка, на плечах – кашемировый свитер в цвет брюк, рукава которого были завязаны на груди, мягчайшие светлые мокасины, удобство которых определялось с первого взгляда. И еще стрижка. Косая челка, падающая на лоб – сразу видно, мастер парикмахерских дел, придавший мальчишеским волосам такую непринужденную четкость, брал за свой труд хорошие бабки.
– Вы на Красную идете? – спросил мальчик у Люши.
– Да, – кивнула она.
– Давай так. Я иду рядом. Если кто спросит, ты моя сестра. Просто скажешь: «Что, Кира не может с сестрой повидаться?» Кира – это я. Кирилл. А ты?
– Я… Люся.
– Ну, что? Сделаешь? Я заплачу, как до «Националя» дойдем.
– Скажем, не волнуйся, – раздался слева голос Кирилла-старшего. – И абсолютно бесплатно.
Парень явно успокоился. Поверил.
– А тебе зачем в «Националь»? – спросила неожиданно для себя самой Люша. – У тебя там кто? Родные?
Мальчик посмотрел на нее, как старший на младшую.
– Почему, если человек еще не вырос, сразу у него о родителях спрашивают? На фиг родителей. Их нет. И не было никогда.
– Никогда не было? – недоверчиво проговорила Люша.
– В моей жизни – никогда не было, – убежденно и без тени ожесточения ответил ребенок.
– А как же ты… – начала было Люша, но Кир оборвал ее вопрос.
– Оставь парня в покое. Идет себе и идет. Он ни о чем таком тебя не попросил. И не обязан на твои вопросы отвечать.
Люша почувствовала в его интонациях того самого нечеловека, который был способен убить ее месяц назад. Она ничего не сказала, только сделала шаг вправо, чтобы увеличить между ним и собой дистанцию.
– Да я отвечу. Какие проблемы, – произнес мальчик. – Чего ругаться? Дом малютки, детдом, опекун. Вот и все.
– То есть – все в порядке? – не успокаивалась Люша.
Они проходили мимо собора Василия Блаженного. Сердце ее сжалось от любви и ощущения связи со всем, что она видела.
– Давай-ка ты за руку меня возьмешь, – велел мальчик. – Тут запросто разъединить могут. Незаметно. А мне надо спокойно дойти.
Его сухие тонкие пальцы потянулись к ее ладони. Дальше они так и шли – настоящие брат с сестрой.
– Затрахали, – сказал вдруг ребенок.
– Чего так? Учиться заставляют? Или что? – не поняла Люша.
Она часто жаловалась подругам на родителей именно этим словом – «затрахали». Поучения, повышенный интерес к ее делам… Ну, сколько можно?
– При чем здесь учиться? – равнодушно откликнулся мальчик. – Я говорю: затрахали. Просто – затрахали. Устал я от них.
И вдруг до Люши дошло то, чему она все же отказывалась верить.
– По-настоящему? – выдохнула она.
– Отстань от него, – зло приказал Кирилл-старший.
– По-настоящему. Как трахают? Не знаешь, что ли, – подтвердил догадку ребенок.
И тут она испугалась. Очень сильно. У нее даже сердце забилось в сто раз быстрее. С ним, наверное, все происходит именно так, как это было с ней тогда.
– Не бойся, – посоветовал мальчик, почувствовав дрожь ее пальцев. – Ничего.
– А убежать нельзя? – прошептала Люша.
– Насовсем пока нельзя. Мне вырасти надо. Я денег скоплю и свалю. Но пока надо держаться. Мне одиннадцать. В шестнадцать на учебу поеду. В Штаты. Мне Иен обещал.
– А Иен – это кто? – продолжала допытываться Люша.
– Иен – он меня любит. Мы с ним дождемся, когда я подрасту, полечу к нему. Он сказал, что там можно пожениться. Мы поженимся.
Мальчишка говорил обо всех этих ужасах, как о простой обыденности. И от этого у Люши возникло ощущение полного бреда.
– И что? Иен – не трахает? – попыталась прояснить она кое-что для себя.
– Иен – любит. Это другое.
– Это ты к нему идешь?
– Да. Он прилетает каждый месяц ко мне. Мы встречаемся.
– А эти… которые трахают. Они тебя отпускают. Как?
– Да я вроде говорю, что погулять. Они знают, что я вернусь. Не сбегал же пока.
– Ты в «России» живешь? – догадалась Люша.
Мальчик кивнул.
Какое-то время шли молча. Люша понимала, что совсем чуть-чуть, и ребенок уйдет от нее к этому любящему его Иену, а она будет чувствовать себя виноватой. Так же нельзя. Это неправильно. Люди обязаны помогать друг другу.
– Слушай. А хочешь – пойдем жить ко мне. У меня мама с папой. Квартира хорошая. Никто тебя не тронет. Будешь жить, как человек, – выпалила она.
– Ага, – кивнул мальчик. – А потом мой этот… опекун. Найдет меня и засудит твоих как педофилов. За незаконное удержание несовершеннолетнего. Я в курсе таких вариантов. Он мне все с самого начала объяснил.
«Националь» уже виднелся.
– Ты не переживай, – обратился к Люше ребенок. – У меня все нормально. У всех свое в жизни. И так тоже живут.
– О господи! – сказала Люша.
Мальчик высвободил свою руку и отошел. Шаг, два – и исчез. Словно все это ей привиделось. И лучше так и думать: привиделось.
Люша перевела дух и направилась к Тверской. Кирилл неотступно следовал слева.
– Не лезь ни к кому со своей добротой! – вдруг сказал он очень зло. – Не знаешь жизни, сидишь под крылом у своих чокнутых папочки с мамочкой, а думаешь, что самая умная.
– Это ты чокнутый. А мы с родителями – нормальные, – не вынесла Люша.
– Нормальные в свой дом чужих не пускают. Нормальные понимают законы жизни, как они есть. А вы именно чокнутые.
– Так и оставь меня в покое, отойди. Я не хочу с тобой рядом идти, – потребовала Люша.
– Не понравилось тебе тогда со мной, – сказал Кирилл задумчиво. – Что тебе не понравилось? Я тебе жениться предложил. И ты – взрослая. Ты же сама хотела. Я тебя имел, а ты меня хотела. Молчала же. А вот когда тебя имеют, а ты не хочешь – это знаешь, что такое? Это – как вот тот парнишка. Терпишь годами и ждешь, когда в силу войдешь.
– Заткнись! – завопила Люша. – Не смей говорить, о чем не знаешь! Хотела! Имел! Помойка все это! Пусть я чокнутая! Но к твоей нормальной помойке даже близко не подойду. Лучше сразу сдохнуть!
Прохожие на Тверской с равнодушным любопытством поглядывали на ее истерику.