Несмотря на то, что имя Рутенберга гремело на каждом углу, многие имели о его деятельности весьма смутное представление, связывая ее не с каторжным каждодневным трудом, а главным образом с финансовым успехом. Несколько раз посетивший в начале 20-х годов Палестину английский журналист Базил Ворсфольд (Basil W. Worsfold) и написавший по впечатлениям от своих поездок книгу «Palestine of the Mandate» так передает свои впечатления от встреч с Рутенбергом:
Использование водных ресурсов Иордана для обеспечения Палестины электрической энергией превратилось в столь известное предприятие, что имя его организатора господина Пинхаса Рутенберга сделалось смутно знакомым множеству газетных читателей. Я употребляю слово «смутно», потому что идея электрификации Палестины, которая ассоциируется с широко обиходным, но недостаточно точным понятием «концессии Рутенберга», не без помощи плутовства английской администрации вызывает в сознании возможность финансового успеха, обязанного не столько персональным заслугам, сколько благосклонной судьбе (Worsfold 1925:175-76).
Ирония Ворсфольда была более чем оправданна и уместна: пасторальный эпитет «благосклонная» никак не подходил к судьбе Рутенберга в первые годы его пребывания в Палестине. Любой малейший успех приходилось оплачивать колоссальным физическим и моральным напряжением, не только пробиваясь сквозь козни врагов, но и обходя подножки «друзей» и постоянно занимаясь терапевтическим самовнушением мысли о том, что «нервов не существует» (фраза из его письма А. Беркенгейму от 30 сентября 1922 г., см. ниже).
Для того чтобы выбить у англичан право на электрическую концессию, Рутенберг приложил все имеющиеся в его распоряжении ресурсы дипломатической изобретательности, международных связей, воли и терпения, упорства и упрямства. Приехав в Лондон, где в то время находился Рутенберг, Б. Кацнельсон рапортовал 30 июня 1921 г. Комиссии Ahdut ha-avoda в Эрец-Исраэль:
Положение дел у П<инхаса Рутенберга> трудно предсказать. Сбываются наши скептические предположения относительно получения концессии. Вещи, которых запрещено касаться – то, о чем говорят и в Эрец-Исраэль, – вопрос о Верховном комиссаре Палестины, концессии и мандате, в страшной опасности6. Вопрос о концессии отложен неспроста. Что же касается мандата, то следует предположить, что он отдан на доработку. И мне также кажется, что передача концессии находится под большим вопросом. Во всяком случае я вижу, что П<инхас Рутенберг> строит сейчас станции на Ярконе (на тот случай, если не выйдет с Иорданом). Эти дни являются решающими для него и для всех нас. Он очень обрадовался моему приезду, и это тоже убедило меня в том, что положение его нелегкое. Я, до того как он получил вашу телеграмму, пытался внушить ему мысль, что создавшееся тяжелое положение требует моей поездки в Прагу7. Не знаю, насколько это поможет, но мой долг использовать любую малейшую возможность. Он поначалу был против, но потом со мной согласился (Katznelson 1961-84, IV: 251).
Спустя несколько дней, 2 июля, тот же Кацнельсон пишет об изменении дел к лучшему (письмо Д. Блох-Блюменфельду) – о начавшихся переговорах, связанных со строительством первой электростанции на Иордане (там же: 255). 5 июля он сообщает Комиссии Ahdut ha-avoda, что Рутенберг получил разрешение строить станцию на Ярконе (там же: 258).
В конце концов англичане проявили заинтересованность к проекту Рутенберга и даже дали на строительство первой электростанции в том месте, где Яркон впадает в Средиземное море (тогда это место располагалось вблизи Тель-Авива, ныне оно находится едва ли не в центральной части города), банковскую ссуду: помимо прочего, их привлекал еще тот немаловажный момент, что совместная работа должна была объединить еврейских и арабских рабочих и приостановить не прекращающиеся между двумя народами стычки на национальной и религиозной почве.
Еще до получения разрешения от английского правительства, по инициативе руководителей Ahdut ha-avoda – того же Кацнельсона и Бен-Гуриона, Рутенбергу было отпущено на нужды концессии 750 лир стерлингов: деньги эти отчислили из суммы, которую Ahdut ha-avoda получила от Э. Дж. Ротшильда (Shapira 1981, I: 191). То же самое еще в марте 1921 г. сделал Keren ha-iesodj о чем говорилось выше в воспоминаниях Новомейского. Сумма, которая поступила из главного сионистского фонда, была неслыханная, если учитывать его тогдашнюю бедность, – 53 ООО фунтов стерлингов8. Однако именно сионистская Экзекутива (Исполком Сионистской организации), и в первую очередь ее президент Вейцман, явились поначалу для Рутенберга главной помехой на пути, который открылся после разрешения англичан на приобретение концессии. Вопрос стоял о том, кто кому будет подчиняться. Обе стороны, отстаивая обоснованность собственных претензий, перешли некие приличествующие рамки.
Подробный разбор всех подробностей этого инцидента дан в книге Э. Шалтиэля (см. Shaltiel 1990,1: 115-19). Мы лишь кратко воспроизведем его основное содержание.
Отношения между Рутенбергом и Экзекутивой обострились зимой 1921-22 г. Властный Рутенберг решил вести себя независимо и без согласования с руководством Сионистской организации вступил в переговоры с Э. Ротшильдом, на которых определилась степень участия могущественнейшего еврейского благотворителя в проекте электрификации Палестины (в конечном счете оно выразилось в кругленькой сумме). Реакция сионистских вождей не заставила себя ждать, и на заседании в феврале 1922 г. Вейцман атаковал Рутенберга не столько по правилам боевой науки, сколько вне всяких правил. Так, вопреки всему тому, что говорилось им до сих пор, Вейцман заявил, что Рутенберг, как он выразился, «украсил себя чужими перьями», т. е. воспользовался не ему одному принадлежавшим успехом. В качестве наказания непослушного и строптивого инженера Вейцман предлагал вообще лишить его права представительства от лица концессии, поскольку он не имеет никакого другого интереса, кроме личного.
На том историческом заседании Вейцман вспомнил врученное Рутенбергу письмо от 28 октября 1920 г., в котором его податель наделялся полномочиями вести любые переговоры от лица Сионистской организации по поводу приобретения электрической концессии и, обычно европейски сдержанный и умеренный, на сей раз он разразился гневной речью. Оперируя протоколом этого заседания, Э. Шалтиэль дословно передает негодование сионистского президента, заявившего, что без его, Вейцмана, вмешательства ни двери Министерства колоний, ни двери Министерства иностранных дел перед Рутенбергом вообще не открылись бы, и только благодаря его, Вейцмана, участию английские чиновники выказали ему доброе расположение и дело завершилось успехом (Shaltiel 1990,1: 116).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});