В Москве эти соображения отвергли. Поняв, что Жумабай Шаяхметов ему не помощник, Хрущев решил заменить руководство республики.
Шаяхметов рассказывал, что Никита Сергеевич спросил его:
– Подъем целины – огромная кампания. Вы, нынешние руководители Казахстана, сможете управлять таким большим делом?
Члены бюро компартии республики молчали. Шаяхметов догадался, какого ответа от него ждут:
– Прошу освободить меня от поста. Я постарел, да и здоровье у меня не очень.
Шаяхметову было всего пятьдесят два года.
Довольный Хрущев похлопал его по плечу:
– Вот настоящий большевик!
Он поручил Шаяхметову провести внеочередной пленум ЦК компартии Казахстана по кадровому вопросу. Пленум собрали 5 февраля 1954 года. Руководителю республики пришлось публично каяться:
– У меня не хватило размаха и уровня, необходимого первому руководителю ЦК партии Казахстана. Я вполне понимаю свою ответственность и тем более свой провал, провал руководства бюро ЦК в такой ответственный момент, когда партия ставит по-новому большие, грандиозные задачи в области подъема сельского хозяйства.
Жумабая Шаяхметова освободили от должности, назначили первым секретарем Южно-Казахстанского обкома партии, а через несколько месяцев отправили на пенсию, потому что он тяжело заболел. Он присутствовал на Семипалатинском полигоне, когда 29 августа 1949 года проводилось испытание первого ядерного взрывного устройства. Может быть, радиация стала причиной болезни… Шаяхметову дали небольшую квартиру в Москве. Теперь в Казахстане убеждены, что с руководителем республики обошлись несправедливо.
Первым секретарем Казахстана Хрущев сделал бывшего руководителя Белоруссии, бывшего секретаря ЦК, бывшего министра культуры Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко, вторым секретарем – Леонида Ильича Брежнева.
С 23 февраля по 2 марта 1954 года в Москве проходил знаменитый пленум ЦК КПСС, который принял постановление «О дальнейшем увеличении производства зерна в стране и об освоении целинных и залежных земель», где имеются «огромные массивы неосвоенных земель с плодородными черноземами и каштановыми почвами, на которых можно получать высокий урожай без больших капитальных вложений».
В стране по-разному отнеслись к освоению целины.
«Целинная эпопея, – пишет в своих воспоминаниях бывший первый секретарь Xабаровского крайкома партии Алексей Клементьевич Чёрный, – вобрала в себя огромные средства, технику, людей. И все же зерна в стране по-прежнему не хватало. Целинная эйфория охватила и дальневосточников. В засушливый 1954 год в спешке распахивались заболоченные массивы, на которых во влажный период невозможно ни посеять, ни убрать урожай. Впопыхах вспаханные земли, не имевшие практически плодородного пахотного слоя, заметной прибавки к урожаю не дали. Наоборот, легли тяжелым бременем на экономику колхозов».
Для освоения целины требовалось много рабочих рук. Xрущев знал, как решить эту проблему.
«Мы поговорили с руководителями ВЛКСМ, – вспоминал Никита Сергеевич, – рассказали им о цели освоения целинных земель и посоветовались о методе привлечения туда молодежи. Комсомол, как всегда, горячо отозвался на призыв…»
Уже 22 февраля 1954 года в Большом Кремлевском дворце провожали первую группу комсомольцев-целинников.
– Я попросил Xрущева встретиться с комсомольцами, уезжающими на целину, – рассказывал Владимир Семичастный. – Он согласился. Собрались в Большом театре. Xрущев привел с собой весь президиум ЦК. Мы занимались тогда самой настоящей хозяйственной работой…
«Перед молодыми добровольцами, собравшимися в Кремле, в зале заседаний Верховного Совета, я выступил с коротким призывом и объяснил предстоящие задачи, – вспоминал Никита Сергеевич. – Сказал, что партия возлагает на них большие надежды. Затем собрание призвало молодежь всей страны откликнуться на новое дело.
Протекало оно интересно, ребята выступали с энтузиазмом. До сих пор в моей зрительной и слуховой памяти сохранились некоторые лица и речи. Молодые люди буквально светились, их глаза горели. Я глубоко верил в молодежь, она более подвижна и способна на подвиг. Так оно и оказалось».
В сталинские годы деревню ограбили, записал в дневнике в марте 1961 года А. Т. Твардовский, – не только в смысле изъятия материальных средств, но и человеческих кадров. Но деревня держалась «многими коренными зубами за землю».
«Не самый ли трудный зуб – „оседлость“, усадьба-дом и приусадебный участок, до сих пор оказывающий столь серьезное сопротивление в неравном бою с социализмом? – задавался вопросом крестьянский сын Александр Твардовский. – Для многих и многих дом и участок – уже единственный стимул выполнения нормы (в трудоднях) на колхозном поле. И за хорошую работу там им социализм давал послабление в смысле пользования этим маленьким, но живучим капитализмом».
Александр Трифонович увидел в освоении целины то, о чем мало кто задумывался. Замысел кампании объяснялся «не только прямым расчетом „займа“ на стороне от старопашенных земель, но и соблазном развернуться на чистом свободном месте, где техника, организация труда и все преимущество крупного хозяйства могло сказаться в „чистом“ виде, – все заново и без помех „маленького капитализма“, без стариков, садиков, колодцев и прочего.
И они сказались, но не могли не сказаться и другие стороны, не столь выгодные моменты (запустение еще большее старопашенных земель), фронтовой характер освоения новых земель, характер «операции», при которой огромные потери неизбежны. То, что испокон веков делалось на земле людьми, родившимися и обученными на ней, то есть производство хлеба под своими «старыми грушами», делалось теперь сборным, как на новостройке, народом, по преимуществу молодым, то есть наименее приверженным земле, часто вовсе не деревенским.
Но все же «операция» эта гениальна, даже если бы пришлось вновь отступить, дать отдохнуть этим землям и сосредоточиться больше на старопашенных».
Много людей поехали на целину. Для одних это была романтика, другие подчинились комсомольской дисциплине, третьи надеялись улучшить свою жизнь – вырваться из общежитий и огромных коммунальных квартир. Сельская молодежь бежала от нищеты. Деревенские парни таким образом получали паспорта, что давало возможность со временем пойти учиться и обосноваться в городе. Многие крестьяне приехали на целину даже без путевок, чтобы просто заработать. Туда же отправляли и тех, кого освобождали из исправительно-трудовых лагерей условно-досрочно.
«По расписанию приезжала автолавка, – вспоминал секретарь Уральского обкома компартии Казахстана Юрий Александрович Булюбаш. – Разговор с продавцом начинался примерно так: „Арак“ бар? „Чернила“ бар? Что означало „водка и вино есть?“ Продавец мог ответить „бар“, а мог и „джок“, то есть „нет“. Водка „Арак“ очень противный напиток, чтобы ее пить, надо было очень сильно устать. Все покупали папиросы „Казбек“ и „Беломорканал“. Самые отчаянные курили махорку или по-казахски „темек“. До сих пор у меня остался заветный мешочек „темека“. Бывало, насыплешь его в „козью ножку“. Сделаешь две затяжки – и, кажется, дым идет из пяток…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});