программу либеральных реформ. Его дом стал местом собраний Кишиневской управы Южного тайного общества. Это не прошло незамеченным, и за Орловым был учрежден секретный надзор.
Орлова природа одарила веселым нравом, и в его кишиневском доме собиралась самая интересная публика. Поэт часто бывал у него в гостях. У Орловых скучать ему не приходилось: в их доме вечно кипели шумные споры – философские, политические, литературные. Там Пушкин познакомился с князем Александром Константиновичем Ипсиланти, который вскоре возглавил восстание греков против турецкого владычества. У Орловых встречался он со многими из тех, кто несколькими годами позже вышел на Сенатскую площадь, и именно через дружбу с Орловым поэт оказался впутанным в серьезный антиправительственный заговор, который чудом сошел ему с рук.
Заговор в армии
У Орловых познакомился Пушкин с поэтом Владимиром Федосеевичем Раевским[58], боевым офицером, а затем одним из самых активных деятелей бессарабской группы декабристов Южного общества. Раевского часто называют «первым декабристом»: он был арестован в феврале 1822 года в связи с расследованием беспорядков в дивизии Орлова.
В 1822 году в дивизии произошли волнения, вызванные неправомерным применением телесных наказаний одним из капитанов. Орлов признал претензии солдат правильными, но начальство его не одобрило и инициировало серьезное расследование, которое признало зачинщиком волнений Владимира Раевского. Конечно, дело было не в частном инциденте: до правительства доходили агентурные донесения о деятельности тайных обществ.
В Кишиневе Пушкин близко познакомился с Иваном Петровичем Липранди – очень неординарным человеком: участником русско-шведской войны и войны 1812 года, неоднократно награжденным за храбрость. Карьера Липранди после войны складывалась и вовсе необычно: он стал начальником русской военной агентуры в Париже, сотрудничал со знаменитым Видоком. А вот потом за дуэль Липранди попал в опалу, поэтому и оказался в Кишиневе обычным армейским подполковником. В момент армейских волнений 1822 года Липранди, бывший близким другом генерала Орлова, обещал солдатам: «Я ваш защитник. Молите Бога за Орлова и за меня. Мы вас в обиду не дадим…“». Именно Липранди стал прототипом Сильвио в пушкинском «Выстреле».
У Липранди собиралась вся военная молодежь, в кругу которой вращался Пушкин. Известно, что впоследствии Липранди был агентом и российской тайной полиции, причем агентом весьма деятельным. Но был ли он агентом в 1822-м году? До сих пор исследователи не ответили однозначно на вопрос: шпионил ли Липранди за Пушкиным и членами тайного Южного общества или же, наоборот, обиженный на правительство, не оценившее его заслуги во Франции, помогал им. Скорее всего, на Пушкина он не доносил, иначе поэту было бы несдобровать. Пушкин ему доверял всецело. В письме к Вяземскому в начале 1822 года Пушкин пишет о Липранди: «Он мне добрый приятель и (верная порука за честь и ум) нелюбим нашим правительством и в свою очередь не любит его»[59].
Известно, что именно Пушкин предупредил Владимира Раевского о неминуемом аресте. Того обвиняли в подстрекательстве нижних чинов к мятежу. Возникает вопрос: откуда эти сведения получил сам Пушкин? Служа в канцелярии Инзова, он мог узнать это там. А мог и сам по легкомыслию сболтнуть что-то неосторожное, а потом пожалеть о сказанном – и пойти к другу каяться.
Получив предупреждение, Раевский вместе с Пушкиным первым делом отправился к Липранди и советовался с ним. После разговора Липранди спешно покинул Кишинев, а Раевский на следующий день был арестован. Он успел уничтожить все бумаги, свидетельствующие об антиправительственной деятельности, но все же провел в Тираспольской крепости четыре года, а затем, уже после восстания 1825 года, был отправлен в ссылку в Иркутскую губернию, хотя, по сути, никаких доказательств его причастности к восстанию не нашлось.
После приговора Раевскому и отставки Орлова Липранди тоже вышел в отставку, но потом был восстановлен на службе и стал чиновником особых поручений при новороссийском генерал-губернаторе. В декабре 1825-го Липранди арестовали по обвинению в причастности к декабристскому заговору, но спустя месяц с небольшим освободили, полностью оправдав. К середине века он успел кардинально изменить свои взгляды и называл революционные заговоры «злом великой важности».
По итогам расследования 1822 года генерал Орлов был освобожден от командования, что и стало фактическим концом его карьеры. Хотя он не принимал участия в подготовке вооруженного восстания, зимой 1825 года он был все же арестован и посажен в Петропавловскую крепость, где провел полгода. После он был окончательно отставлен от службы и отправлен в ссылку в свое имение. Екатерина Николаевна последовала за ним. Там они жили небогато и не очень весело, но дружно.
Стихотворение «Узник»
В Кишиневе Пушкиным было написано стихотворение «Узник», известное также по первым строчкам «Сижу за решеткой в темнице сырой/вскормленный в неволе орел молодой…». Скорее всего, задуматься о горькой судьбе узников поэта заставило расследование во вверенной Орлову дивизии, арест Раевского и пронесшаяся над его собственной головой опасность. Однако поэт, который с интересом знакомился с самыми разными людьми, общался и с настоящими уголовниками – каторжниками.
С разрешения начальства он посещал тюрьму, беседовал с арестантами, слушая рассказы об их удальстве. Все они охотно друг перед другом хвастались. Главный меж каторжниками, опаснейший вор и убийца, уважаемый сокамерниками, до того полюбил поэта, что однажды вечером разоткровенничался:
– Ну, Пушкин, прощай… уж завтра не найдешь меня здесь.
– На Владимирку? – посочувствовал поэт, решив, что завтра его собеседника поведут по этапу в Сибирь.
– На все четыре! – разуверил его каторжник.
– Как так? – изумился Пушкин.
– А так: клетка надломлена, настанет ночь, а мы – ночные птицы и вольные! Прощай, брат, сочинитель.
Конечно, после такой дружеской откровенности Пушкин и думать не мог о том, чтобы донести о готовящемся побеге. Он пошел домой, поработал и лег спать, а ночью проснулся от звука барабана. Пушкин тут же поднялся, оделся и бегом кинулся в крепость, застав всеобщий переполох и страшную сцену: барабанщик, мальчик лет шестнадцати или семнадцати, бил азартно тревогу, в то время как у него по лицу струилась кровь и глаз, вырванный из своей орбиты, висел на щеке! Оказалось, что юноша ночью зачем-то вышел на воздух и, увидя, что какие-то тени мелькают по стене, схватил барабан и забил тревогу… в эту-то минуту один из беглецов, пробегая мимо, ударил его ножом в глаз!
Некоторых беглецов удалось поймать. Пушкин долго не мог забыть ни своего сбежавшего приятеля-каторжника, ни того героя-барабанщика.
Одесса
После опалы Орлова Пушкину в Кишиневе стало совсем скучно, и несмотря на доброту Инзова он от всей души обрадовался переводу в Одессу под начало генерал-губернатора